«Наступал холодный рассвет 5 января. Густой туман плотной пеленой стлался над землей. С моего наблюдательного пункта едва просматривались ближние траншеи и ходы сообщения, контуры танков, покрашенных белилами. Туман и радовал нас, и огорчал. Радовал потому, что противник не мог вести прицельный огонь с дальних дистанций. Огорчал и вызывал озабоченность тем, что наша авиация в этих условиях не сможет выполнить свои задачи, и мы лишались авиационной поддержки»[25].
В течение первого дня войскам Ротмистрова сопутствовал успех, хотя и неполный. 6 января маршал Жуков приехал к Ротмистрову и начал беседу с самого обычного вопроса:
«Как идут дела?»
«Теперь, можно сказать, хорошо».
Маршал внимательно слушал доклад Ротмистрова, рассматривая положение войск, отмеченное на оперативной карте. Ротмистров докладывал, что с первых же минут боя противник оказал 7-й гвардейской армии яростное сопротивление, и поэтому пришлось усилить пехоту двумя танковыми бригадами, а затем вводить в сражение и оба танковых корпуса. Жуков оторвал взгляд от карты:
«А вам известно, что Конев передает восьмой мехкорпус Хасина в армию Жадова?»
Ротмистров сказал, что знает об этом, так как его проинформировал начальник штаба. Он добавил: «Только не понимаю, для чего отбирать у меня второй эшелон, предназначенный для развития успеха и главным образом для отражения контратак противника при обходе Кировограда».
Жуков лукаво улыбнулся: «Вот и докажите, что ваша армия справится с задачей и без восьмого мехкорпуса. Кстати, решительное наступление армии Жадова будет содействовать вашему успеху, поскольку противник так или иначе должен оттянуть часть своих сил с южного и юго-западного участков на северо-запад».
Жуков доброжелательно посмотрел на Ротмистрова. Суровые черты его лица смягчились и снова озарились улыбкой:
«Плохой тот командир или солдат, который не стремится добиться победы первым. Мне нравится это здоровое честолюбие»[26].
Сражение разгорелось в следующие дни, атаки сменяли контратаки. Однако было ясно, что немцы борются за свою жизнь. Вскоре советские силы достигли предместий Кировограда. Немцы приступили к разрушению наиболее важных городских объектов перед тем, как окончательно покинуть город 8 января. Конев не удовлетворился освобождением Кировограда. Он продолжал давить на немецкие части, и постепенно его войска продвигались вперед. Однако Конев двигался медленно. Когда к 19 января наступление окончательно выдохлось, линия фронта отодвинулась не более чем на 40 километров.
Результаты сражения за Кировоград, возможно, были неудовлетворительны, но в сочетании с успехами 1-го Украинского фронта они давали Красной армии шанс окружить основные немецкие силы, чего ни разу не происходило с тех пор, как 6-я армия Паулюса была окружена в Сталинграде. Фактически уже в ходе сражения за Кировоград была начата разработка операции на окружение. Однако было неясно, успеет ли советское наступление начаться до того, как фон Манштейн будет готов к контрнаступлению, которое он планировал под кодовым названием «Ватутин».
Глава 3
Планирование, подготовка, готовность
Наступательные операции Ватутина в районе Киева вместе с атаками Конева под Кировоградом сформировали в линии фронта выступ с немецкой стороны с городком Корсунь посередине, примерно в 120 километрах на юг от Киева. Это была заманчивая цель для командования Красной армии. Ударами, нанесенными с обеих сторон выступа по двум сходящимся направлениям, можно было окружить два немецких армейских корпуса. 1-й Украинский фронт Ватутина должен был атаковать с северо-запада, а 2-й Украинский фронт Конева — с юго-востока. 12 января Ставка издала директиву для двух фронтов, поставив им задачу подготовить операцию по окружению в районе Корсуня немецких войск, все еще удерживавших участок Днепра между Каневом и Черкассами.
Вполне естественно, немцы тоже знали, что выступающий участок фронта очень уязвим. Уже в полдень 6 января командующий 1-й танковой армией генерал Ганс Валентин Хубе обсуждал сложившуюся обстановку с фельдмаршалом фон Манштейном, командующим группы армий «Юг». Хубе предложил отвести правое крыло, XXXXII армейский корпус, на реку Россаву. Таким образом, корпус оказался бы в менее уязвимом положении, что позволило бы армии высвободить войска для контратаки западнее. В своем ответе Манштейн отметил, что 1-й танковой армии не следует рассчитывать на какое-либо одобрение отвода своих частей. Тем не менее Хубе приказал и VII, и XXXXII армейским корпусам подготовиться к отступлению. Позже в тот же день Хубе снова обсудил обстановку с фон Манштейном. Фельдмаршал сказал Хубе, что до того он получил приказ сверху удерживать позиции при любых обстоятельствах.
Однако фон Манштейн обговорил этот вопрос с главным командованием сухопутных войск (ОКХ), а Хубе тем временем подгонял два своих корпуса в подготовке к отходу. Перед обедом 1-я танковая армия была уведомлена, что ОКХ не разрешает отход, но продолжает обсуждение этого вопроса. Хубе выглядел вполне оптимистичным, но в 14:00 из ОКХ пришел ясный ответ, что любой отход запрещается. Это решение поставило 1-ю танковую армию в затруднительное положение. Советские атаки создали брешь между VII армейским корпусом и III танковым корпусом, а обещанные им подкрепления были отправлены в другие армии. У Хубе не оставалось других вариантов, кроме отвода войск, который высвободит силы для проведения контратаки прорвавшихся советских частей.
Очевидно, это был рискованный ход, но в данное время он мог сработать. Но если бы командование Красной армии узнало, что фронт был ослаблен, оно в свою очередь могло бы использовать это в своих интересах. К несчастью для Хубе, он мог выбирать только из неопределенных вариантов, так как лучшее из возможных решений было запрещено ОКХ. Немецкие документы не говорят, исходил ли приказ от Гитлера, но если так, то, вероятнее всего, он все равно прошел через ОКХ. Кажется, для Гитлера было обычным делом отдавать лишь очень немногие приказы от своего имени. Но поскольку Гитлер следил за событиями на Восточном фронте очень пристально, ему, если бы он только пожелал, было бы легко обеспечить правому флангу 1-й танковой армии возможность отойти.
Раз пришлось отказаться от варианта с отходом, Хубе оставалось надеяться, что предстоящая операция «Ватутин» нарушит советские планы. Однако оставалось неясным, начнется ли операция вовремя, чтобы предотвратить или ослабить советские атаки. Это был вопрос особой важности, поскольку угроза правому флангу вырисовывалась все отчетливее. Фактически уже 8 января советские атаки создали немцам серьезные проблемы на стыке VII и XXXXII армейских корпусов. 10 января и воздушная разведка, и наблюдение с земли обнаружили направлявшиеся на этот участок советские подкрепления с танками и моторизованными частями. Немцы посчитали, что это наблюдение свидетельствует о смещении направления главного удара советских войск, предположительно на Умань. Следующие шесть дней прошли без существенных действий советской стороны против двух правофланговых корпусов 1-й танковой армии.
Первые признаки наращивания советских сил проявились 17 января, когда перед VII армейским корпусом были обнаружены две новые стрелковые дивизии и танковая часть, имевшая на вооружении американские танки. Немцы не сочли эти силы достаточными для создания серьезной угрозы, но тем не менее VII армейский корпус был вынужден перейти к обороне.
Дополнительной проблемой VII армейского корпуса стала отдельная группа советских частей в районе Рубаный Мост и Багва[27]. Немцы пытались уничтожить эти части, но советская атака 18 января не позволила привлечь необходимые для этого силы. Советские войска отбросили 82-ю пехотную дивизию и заняли Тыновку. Дальнейшее наблюдение за перемещением советских подкреплений в район Тыновка — Веселый Кут прибавило немцам тревог. На следующий день советские атаки в районе Тыновка — Баштечки оказывали сильное давление на немецкий VII корпус.
