точно не подойти к ней на растояние пушечного выстрела!
И все же робко спросил:
– Я вас довезу до дома? Вы сегодня без машины?
Она почти безразлично пожала плечами:
– Довезите!
…Машина ехала по центральным московским улицам, залитым огнями. Ира первая прервала молчание:
– Интересно, чему вы так смеялись?
– А вам правда интересно?
– Ну если я спрашиваю, значит да, – капризно ответила девушка.
– Я подумал, как много странного в профессии публичного человека. Вот у тебя была тайна, твоя самая сокровенная тайна… Про любовь, про дорогого человека, например. Она была только твоей. Ты боялся ею поделиться даже с другом. А потом пришла популярность и надо рассказывать тайну всем и каждому, потому что этого ждут от тебя, потому что это твоя обязанность, потому что это добавляет тебе популярности… Тайна перестает быть тайной, становится… товаром, что ли. И мне кажется, ты обкрадываешь себя самого.
– Как же вы не любите поп-звезд! – фыркнула тележурналистка.
– Да нет, почему же. Я лоялен. То есть толерантен. Они имеют право на жизнь, раз это кому-то нужно, – высказал свое мнение Гена.
– Вы вообще не любите музыку? – не без иронии спросила Ира.
– Почему же не люблю? Люблю. Ира, вы очень торопитесь?
Она посмотрела на часы и досадно усмехнулась:
– Да нет, теперь уже нет. А что, позовете домой диски слушать?
– Нет, у меня не на чем их слушать. Не держу ничего такого. Только старый приемник. Живую музыку хотите?
– Хочу! – вдруг сказала она.
– Только учтите, эту певицу никто не знает. Я открыл ее две недели назад. Рядом с моим домом кафешка такая маленькая, ну прямо тараканья дыра… Вот там она поет.
Нина пела в тот вечер песни Эдит Пиаф.
Ира улыбнулась, когда все захлопали.
– Ну как? – спросил Гена. – Правда, это совсем не похоже на других?
– Есть нерв, есть голос. Но я не знаю, есть ли у нее будущее. Она может проторчать здесь всю жизнь. Знаете, я иногда думаю… Бог ведь очень избирателен к людям.
– Вы фаталистка? – удивился Гена.
– Я реалистка, – отрезала Ира.
– А мне кажется, люди должны уметь заслужить расположение Бога. И тогда он в них поверит и поможет, – вдруг смело сказал Гена. – Мне кажется, – он кивнул на Нину, – она сможет это сделать!
– Интересно, как это сделать? Чем заслужить расположение Бога?
– Не знаю. Это легче почувствовать, чем объяснить. Как заслужить? Любовью, может быть…
– Любовью? – переспросила Ира. – Вы оригинально мыслите!
Она вдруг поняла, что не так он и глуп, этот молчаливый парень. И певица в этом маленьком кафе – замечательная.
Голос. Волшебный, удивительный голос. Такого на эстраде и не сыщешь. Да кому она нужна? Провинциалка ведь небось и не такая уж молоденькая – тридцатник. Ловить удачу, пожалуй, уже поздно.
– Спасибо за концерт, а теперь уж отвезите меня домой! – попросила Ира куда мягче прежнего.
Гена просиял:
– С удовольствием!
Нина раскланивалась после очередной песни, когда к ней подошел Эрик.
– Ты понравилась вон тому типу. Улыбнись ему! – приказал он.
– Какому типу? – Нина сделала вид, что ничего не поняла.
– Да вон, в белом пиджаке.
Она обернулась и увидела здоровенного белобрысого амбала. Тот поманил ее пальцем.
– Не хочу улыбаться, он мне не понравился, – решительно сказала Нина.
– Ты что, офонарела?! Иди немедленно к нему за стол. Он меня просил! – прошипел Эрик.
– Тебя просил, ты и иди!
Эрик завопил:
– Что ты сказала? Ты отсюда со свистом вылетишь! Ты хоть знаешь, кто это? Для тебя же, дура, стараюсь! Ты в курсе народной мудрости «Не полежишь на диване – не появишься на экране»?
– Мне не нравится такая мудрость!
– Последний раз предлагаю! Улыбнись ему!
– А я в последний раз отказываюсь. – Нина хихикнула.
Дело принимало серьезный оборот.
Эрик схватил ее за руку и уволок со сцены. Там, около кухни, он дал волю своему гневу.
– Я никому не позволю унижать меня в моем заведении! И вообще я никому не позволю себя унижать! Кто ты такая?! Я тебя спрашиваю! Ты кто? Кем ты себя вообразила?! Чучело огородное!
Выскочила толстенькая Эля, здешняя повариха.
– Эрик, пожалуйста, перестань! Эрик, прошу тебя!
Но Эрик не останавливался.
– Убирайся немедленно! Катись к себе домой! Будешь там по утрам с ишаками горланить «Амаполу» свою! Нечего здесь тебе делать с порядочными людьми!
Он бросился в каморку Нины. Пнул ногой раскладушку, схватил Нинино пальто… и вдруг увидел фото красавца мужчины. Содрав его со стены, завопил:
– А это что за деятель? Что это за урод?
Тут не выдержала и Нина:
– Не смей трогать его своими грязными лапами!
Эрик бросил портрет на пол:
– На, забирай своего фраера и катись отсюда! Чтоб я тебя здесь больше никогда не видел до самой моей смерти. Не подходи к этому заведению!
Подняв с пола портрет, Нина молча надела пальто и пошла к выходу.
Сердобольная Эля нагнала ее:
– Нин, ну куда ты пойдешь? Ты б прощения у него попросила. Эрик не злой, поорет, а потом простит!
– Не буду я просить прощения! – Нина обмотала большой шарф вокруг шеи, шапки у нее не было, и выскочила на улицу.
Она побрела по скользкой тропинке к шоссе, где горели огни.
Идти ей и впрямь было некуда…
А Гена, тем временем, вез Иру домой.
– С вами очень легко, Гена! – вдруг улыбнулась она.
– Но раньше вы меня почему-то просто не замечали. Спасибо вам за этот вечер.
Она снова улыбнулась:
– Это я вас должна благодарить. Я выйду здесь. Не провожайте. Увидимся. – И вышла из машины.
Гена смотрел, как она идет к подъезду дома. Он загадал – если обернется, значит…
Ира, открывая дверь подъезда, обернулась и помахала ему рукой.
Замерзшая Нина остановилась, погрела руки собственным дыханием, плотнее запахнула демисезонное пальто. Ох уж этот холод!
Она заметила неподалеку ларек, подняла с земли свою сумку и направилась к ларьку.
Ларек был закрыт, но продавец оказался на месте. Он читал газету. Нина забарабанила в окошко. Окошко открылось, показалось лицо Гриши.
