Свое искусство танца Айседора создала после изучения танцевального искусства Греции и Италии, а также системы ритмической гимнастики, разработанной Франсуа Дельсартом. Она считала, что танец – это естественное продолжение движения, он отражает эмоции и характер исполнителя, и что «импульсом для появления танца должен стать язык души».
Исследователи творчества Айседоры Дункан отмечают, что «одним из своих духовных отцов Айседора называла поэта Уолта Уитмена. Уитмен, как и Дункан, прославлял тело человека и все сущее, все сотворенное природой. Айседора брала у каждого философа, художника, поэта только то, что было близко ей, совпадало с ее стремлениями. Наряду с философами она изучала композиторов – их музыку и теоретические взгляды. Бетховен был для нее учителем, создавшим, как писала она в своей автобиографической книге, „танец в мощном ритме“. С Вагнером Дункан сближало как стремление к синтезу искусств, так и приверженность античности».
В 1898 году весь гардероб Айседоры был уничтожен страшным пожаром в гостинице «Виндзор» в Нью- Йорке, поэтому во время своего очередного выступления она вышла на сцену в наскоро сымпровизированном костюме. Зрители вновь были шокированы – Айседора появилась перед ними практически обнаженной. Крепкое стройное тело юной танцовщицы облегали струящиеся одежды, прихваченные под грудью и на плечах по античному образу. С этого момента такая воздушная туника стала сценическим нарядом Айседоры Дункан. Босые ноги довершали создаваемый ею образ.
Несмотря на шок, публика с восторгом приняла выступление талантливой танцовщицы. Такой успех придал ей смелости, и вскоре Айседора отправилась в большое турне по Европе и очень быстро стала любимицей всего континента. Она заключила контракт с известным импресарио Александром Гроссом, который организовал ее сольные выступления в Будапеште, Берлине, Вене и других театральных столицах Европы. Заинтригованная потоками слухов и восторгов, публика буквально осаждала театры, чтобы увидеть новое чудо, новую звезду – страстную, вдохновенную Айседору, каждый раз неожиданную, потому что у нее не было поставленных танцев: она всегда импровизировала. Ее импровизации были не простыми плясками под музыку и не дурманящей восточной экзотикой (как у Маты Хари), а попыткой глубокого проживания музыки и передачи эмоций языком танца. Любимыми произведениями Айседоры тогда были «Голубой Дунай» Штрауса и «Похоронный Марш» Шопена.
Когда прекрасная Айседора танцевала в потрясающе красивом городе Будапеште, на улицах вовсю буйствовала весна. А в театральных залах буйствовала от восторга венгерская публика. Столь же восторженно аплодировал ей и некий молодой венгр, которому суждено было, по словам Дункан, «превратить целомудренную нимфу, какой я была, в вакханку».
Но познакомились они уже после нескольких выступлений Дункан, в одной дружеской компании. Айседора вспоминала, что вдруг встретилась взглядом с большими черными глазами, «сверкавшими таким безграничным поклонением и такой венгерской страстью, что в одном взгляде таился весь смысл весны в Будапеште». Черноглазый красавец, высокий и прекрасно сложенный, оказался известным венгерским актером Оскаром Бережи. Он подарил Айседоре билеты в ложу Королевского национального театра на спектакль, в котором он играл Ромео…
Столь романтичное знакомство имело не менее романтичное продолжение. После нескольких приятных встреч, они стали любовниками. Самые счастливые дни в Венгрии для Айседоры были связаны с Оскаром и крестьянской лачугой, в которую он увозил ее несколько раз.
Но и эта сказка закончилась, едва гастроли подошли к концу. «Я испытала ни с чем не сравнимую радость: проснувшись на рассвете, увидеть, что мои волосы запутались в его черных душистых кудрях, и чувствовать вокруг своего тела его руки», – вспоминала она об их недолгом счастье.
После Оскара Бережи в жизни Айседоры мелькнул Хенрик Тоде. Правда, отношения с этим женатым писателем были чисто платоническими.
А затем, в декабре 1904 года, Айседора познакомилась с художником-декоратором Гордоном Крэгом, сыном известной английской актрисы Эллен Терри. Дункан приметила его во время выступления. А после спектакля он неожиданно явился в ее гримерную и весьма эмоционально заявил: «Вы чудесны, вы удивительны, но зачем вы украли мои идеи, откуда вы достали мои декорации?»
«О чем вы говорите? – удивилась Дункан. – Это мои собственные голубые занавеси. Я придумала их, когда мне было пять лет, и с тех пор я всегда танцую на их фоне».
В ответ эмоциональный Крэг воскликнул, что она принадлежит его декорациям. А потом он буквально выкрал Айседору с семейного ужина, куда его любезно пригласила мать актрисы, и привез в свою студию… Вырвавшийся на волю ураган чувств захватил их обоих – на несколько дней.
Тем временем мать Айседоры и ее импресарио безуспешно разыскивали танцовщицу в полицейских участках, во всех посольствах, гостиницах и ресторанах. Публике объявили, что Айседора Дункан серьезно больна…
Талантливый, взбалмошный Крэг был одним из гениев нашей эпохи, с которого начался весь современный театр, с многообразием его школ и направлений. Гордон пребывал в состоянии постоянной экзальтации. И не только в творчестве, но и в жизни. Влюбленные вели бесконечную битву, каждый отстаивал первенство своего искусства. «Почему ты не бросишь театр? – вопил он Айседоре. – Почему ты желаешь появляться на сцене и размахивать вокруг себя руками? Почему бы тебе не оставаться дома и не точить мне карандаши?»
Никто из них не хотел уступать другому. Они были слишком похожи для того, чтобы сосуществовать долго и мирно. При этом они были безумно влюблены и, когда находились в разлуке, заваливали друг друга горами нежнейших писем. Однако в конце концов влюбленные расстались.
А Дункан родила девочку – Дидру. Айседоре тогда было двадцать девять лет.
В 1907 году танцовщица дала несколько концертов в Санкт-Петербурге. Здесь она попыталась завязать роман с Константином Станиславским, который восхищался ее искусством. В автобиографии Дункан так описала этот эпизод: однажды она, решив взять «дело» в свои руки, поцеловала его в губы, «у него был страшно удивленный вид… он, глядя на меня, с ужасом воскликнул: „Но что же мы будем делать с ребенком?“ – „Каким ребенком?“ – поинтересовалась я. „Нашим, конечно“. Я расхохоталась, а он посмотрел на меня с грустью и ушел».
Через два года сын знаменитого магната Парис Зингер предложил Айседоре свою любовь и покровительство. Она вспоминала, что когда он представился: «Парис Юджин Зингер», в голове у нее пронеслось: «Вот он, мой миллионер».
Дункан согласилась стать его любовницей. Она называла его Лоэнгрином – он был высок, строен, со светлыми вьющимися волосами. Лоэнгрин подарил Айседоре семь лет безмятежного счастья и сына Патрика. Однако Парис был ревнив и требовал от уже привыкшей к флирту и поклонению Айседоры сдержанного поведения. Это условие не устраивало самостоятельную Дункан, которая к тому же любила часто повторять, что ее нельзя купить. Между Айседорой и прекрасным, благородным Парисом стали случаться ссоры. После одного из наиболее крупных скандалов Дункан решила, как она это обычно делала, забыться в работе и отправилась на гастроли в Россию. Это была зима 1913 года, именно в это время у нее начались видения: бедной женщине повсюду мерещились знаки смерти, а однажды привиделись среди российских сугробов два детских гроба. Материнская душа была не на месте – Дункан приехала к матери, забрала детей и увезла их в Париж, где все семейство радостно встретил Парис.
Побыв какое-то время с родителями, дети с гувернанткой отправились в Версаль. Автомобиль по дороге вдруг остановился – заглох мотор, шофер вышел посмотреть, что случилось, и тут машина поехала. Автомобиль, в котором сидели дочь и сын Айседоры со своей няней, скатился со склона холма и утонул в Сене.
Айседора была потрясена, горе было настолько велико, что несчастная мать не могла плакать. Близкие стали опасаться за ее рассудок. От этого страшного удара она не оправилась до конца своей жизни…
Боль утраты не сплотила Айседору и Париса. Они расстались.
«Я не могла дольше переносить этого дома, в котором я была так счастлива, я жаждала уйти из него и из мира, – писала Дункан через несколько лет о своей парижской квартире, – ибо в те дни я верила, что мир и жизнь умерли для меня. Сколько раз в жизни приходишь к такому заключению. Меж тем, стоит заглянуть за ближайший угол, и там окажется долина цветов и счастья, которая оживит нас».
Такой спасительной долиной для Айседоры стала революционная, голодная и холодная Россия 1921 года.
