местность Сибири». А в 1896 году была арестована и Надя. Семь месяцев она провела в тюрьме, затем ее приговорили к трехлетней ссылке в Уфимскую губернию.
С большим трудом, но ей все же удалось добиться разрешения отбывать ссылку вместе с Владимиром. В прошении она, объясняя свое желание быть рядом с ним, назвалась невестой ссыльного Ульянова. На это к тому времени у нее уже были все основания: когда она сидела в тюрьме в ожидании приговора, ей пришло письмо от Владимира, в котором он предлагал ей стать его женой. Представляете, какая буря чувств охватила душу молодой женщины?! Но ответила на предложение она очень сдержанно: «Женой так женой».
В ссылку Надю сопровождала мать: она не могла оставить свою единственную девочку, а Надя не могла бросить маму одну. В Шушенское мать и дочь Крупские прибыли в 1898 году. Надя привезла будущему мужу свадебный подарок: зеленую керосиновую лампу, на которую, как говорят, она потратила последние деньги. Возможно, жених был рад видеть будущую тещу, ведь в ее доме ему было так хорошо и уютно. Подарку он был тоже очень рад – за годы ссылки при свете зеленой лампы Ленин написал более тридцати своих революционных произведений, а также закончил огромный труд «Развитие капитализма в России».
Пожениться Надя и Владимир смогли лишь через несколько месяцев, поскольку власти по каким-то соображениям долго не давали на этот брак разрешения. А когда разрешение все же было дано, молодым пришлось повенчаться: власти потребовали соблюдения всех формальностей, и два убежденных атеиста пошли под венец. Ах, как была рада мама! Наденька не просто вышла замуж, но и повенчана! Теперь она жена Ульянова не только перед людьми, но и перед Богом. К этому знаменательному моменту Наде исполнилось двадцать девять лет.
Ссылка в нашем понимании – нечто страшное, тяжелое и мучительное. Однако Надя вспоминала шушенскую ссылку, которая продолжалась два года (1898–1900), как счастливейшее время своей жизни. «Мы ведь молодожены были, и это очень скрашивало ссылку, – писала Крупская. – А то, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти. Мещанства мы терпеть не могли, и обывательщины не было в нашей жизни. Мы встретились с Ильичом уже как сложившиеся революционные марксисты – это наложило печать на нашу совместную жизнь и работу». Конечно, Надя чувствовала себя не только революционной марксисткой, она, пусть и несколько запоздало, ощутила себя женщиной в полном смысле слова, вот и наслаждалась жизнью. А счастье красит человека, и Надя, надо полагать, действительно похорошела! Случилась тогда необычная и непривычная для нее история. В двадцати верстах от Шушенского жил и работал на сахарном заводе ссыльный революционер Виктор Константинович Курнатовский. Молодая чета Ульяновых решила навестить товарища по партии. Курнатовский, очень красивый мужчина, вел холостяцкую жизнь и, увидев Надежду, просто расцвел – счастливая, с сияющими глазами, молодая женщина произвела на него необычайно сильное впечатление. Все трое революционеров много и долго говорили, Надя поразила Виктора также своим умом и начитанностью. Да и он не оставил ее равнодушной. Оба заметно разволновались… А что же третий революционер? Как повел себя Ильич? Конечно, он не устраивал сцен ревности, но в эти минуты Владимир словно по-новому увидел свою жену…
Как бы ни относился к Наде Владимир, его родня с самого начала невзлюбила новоявленную невестку. Властная Мария Александровна, матушка Владимира, явно иначе представляла себе жену сына. Надя этим представлениям не соответствовала. Мария Александровна считала ее скучной старой девой. Старшая сестра Владимира Анна Ильинична в своих язвительных письмах особо подчеркивала «выразительность селедочных глаз» невестки. И все семейство соглашалось, что подпольные клички Нади – «Рыба» и «Минога» – как нельзя лучше подходят жене Володи. Надя очень переживала из-за такого отношения и даже обижалась на новых родственников. Но ее бесконечное терпение, а также невероятная преданность и любовь к мужу в конце концов помогли наладить вполне нормальные отношения с родными.
Правда, сам Володя иногда довольно странно относился к жене. По окончании своей ссылки он отвез жену в Уфимскую губернию, где Наде предстояло отбыть присужденный ей срок до конца, а сам укатил за границу. Счастье всего человечества было для него много важнее счастья Нади Крупской. Когда же она, по окончании срока ссылки, выехала из России к мужу, то ей не сразу удалось его отыскать – в Праге, где он, как предполагалось, должен был жить, его не оказалось. Надя нашла своего благоверного в Мюнхене, в меблированных комнатах при какой-то пивной. В своих воспоминаниях она писала, что при встрече стала ругаться: «Фу, черт, что ж ты не написал, где тебя найти?» Ильич, надо понимать, стал оправдываться…
Но вот они воссоединились. И Крупская вновь растворилась в своем кумире, в своем любимом муже. Причем настолько, что их даже прозвали четой «Ильичей». Они были соратниками, верными солдатами революции и все силы отдавали борьбе с империализмом. Для обоих главным в жизни была «революционная работа». Елизавета Васильевна, которую Надя всюду возила за собой, частенько ворчала: «Вот, уткнулись… в свои книги и тетради, мучает себя на работе Владимир Ильич и Надю замучил – покушать не дозовешься их».
Так «Ильичи» и жили… Менялись фальшивые паспорта, менялись страны, дома, комнаты, менялись соратники, ученики, враги, а они все вели свою «революционную работу».
Да, Ленин был очень загорающимся и целеустремленным человеком, его можно, пожалуй, назвать и страстным. Только всю свою страсть Владимир отдавал не жизни и жене, а делу, которому он служил. Интересно, почему он вообще женился на Крупской? Почему именно на ней? Или он все-таки был влюблен? Конечно, он ценил ее, уважал, но о романтических чувствах речи, похоже, не шло.
Такое отношение очень обижало Надежду Константиновну, хотя прежде она и считала, что счастье всего человечества важнее ее личного счастья. Но обиду свою она таила в самой глубине души. Во всяком случае, всеми силами пыталась смириться с этой «не любовью, а привязанностью», от всей души надеясь, что общие интересы их еще больше сблизят. А Ленин настолько привык к безоговорочной преданности и исполнительности жены, что подчас забывал о ее чувствах и желаниях и воспринимал Надю как очередную шестеренку в революционной махине.
В результате Крупская уже не могла таить свои обиды и порой чисто по-женски (по-человечески!) жаловалась окружающим. Это очень тяжело, когда твоего любимого мужа интересует все вокруг, кроме тебя. Вот она и ревновала своего Володю ко всему, чем он в конкретный момент интересовался. Каждый новый человек, появившийся в политической эмиграции, вызывал у Владимира Ильича неподдельный интерес, правда, не столько личными качествами, сколько как очередная «жертва» для революционных разговоров. Россияне вообще большие любители поговорить, а уж одержимые идеями… просто беда. Ленин часами общался с товарищами по партии, а Крупская переживала, оставшись без внимания. Правда, одна из политэмигранток, М. Эссен, вспоминала о совместной прогулке с Ильичом в горах: «Мы наткнулись на целое поле нарциссов. Владимир Ильич стал энергично собирать цветы для Надежды Константиновны. “Надюша любит цветы”, – сказал он и с юношеской ловкостью и быстротой моментально собрал целую охапку». Трогательно. Однако на прогулку он отправился не с Надюшей.
Возможно, если бы у «Ильичей» родились дети, их семейная жизнь наладилась. Говорят, они оба страстно хотели иметь детей, но Бог не дал. Месяцы тюремного заключения, не самая благоустроенная жизнь в ссылках, бесконечное нервное напряжение и прочие «радости» жизни пламенных революционеров привели к тому, что Надя перенесла тяжелое «женское» заболевание, а Володя ко всему прочему переболел множеством простудных и инфекционных болезней, так что семья осталась бездетной. Как бы то ни было, Надя в минуты откровенности или отчаяния не раз восклицала, что многое отдала бы за возможность родить сына или дочь. А вот Ленин никогда ни с кем из посторонних на эту тему не говорил.
Володя вырос в многодетной семье, а значит, получил и соответствующее воспитание и понятие о семейной жизни, а также и представление о женщине-жене-матери. И какие бы модные теории о свободной любви и о «несостоятельности института брака» не велись в среде революционной молодежи, у него «в крови» были совсем иные взгляды. Возможно, он мечтал и о детях, но кочевая жизнь деятельного марксиста не очень располагает к тому, чтобы обзаводиться большим семейством. Короче, семейство оставалось бездетным. И оба «Ильича» полностью отдавались любимому делу – борьбе за счастье других.
Так и прошла бы ленинская жизнь без большой любви, но тут… явилась Инесса Арманд.
* * *
