— А я умею… — задумчиво сказала Карен.
На допросах Арне Олафсен держался мужественно.
Петер Флемминг допрашивал его и сразу после ареста, и на следующий день, но Арне не выдал никаких секретов.
С Йенсом Токсвигом Петеру повезло не больше, но интуиция подсказывала ему, что главная фигура в этом деле — Арне. Он знал Пола Кирке, его семья жила на Санде, у него невеста-англичанка, он ездил на Борнхольм, ушел от слежки.
Третий допрос Петер спланировал с особой тщательностью.
В четыре часа утра он ворвался в камеру Арне в сопровождении двух полицейских. Неожиданный визит напугал Арне. Левая нога у него была забинтована, но стоять он мог — ни одна из двух пуль Петера кости не задела.
— Твой друг Пол Кирке был шпионом, — сказал Петер.
— Я этого не знал, — ответил Арне.
— Зачем ты ездил на Борнхольм?
— Просто отдохнуть.
— Человек, приехавший просто отдохнуть, не станет нарочно скрываться от полиции.
— А что, если его раздражает, когда полицейские ходят за ним по пятам? Честно говоря, я их даже не заметил. Если я и ушел от слежки, то непреднамеренно.
— Чушь! Ты нарочно оторвался. Я-то знаю. Я сам принимал участие в слежке. С кем ты встречался на Борнхольме?
— Ни с кем.
— Вернувшись в Копенгаген, ты продолжал скрываться.
— Скрываться? Я просто решил пожить у друга.
— Йенс Токсвиг тоже шпион.
— Мне он об этом не рассказывал.
Арне твердо придерживался своей версии, и от этого Петер злился все больше.
— Значит, ты и не догадывался, что тебя разыскивает полиция?
— Нет.
— Ты не видел ни одного из тысячи объявлений с твоей фотографией? — усмехнулся Петер. — Они были расклеены по всему городу. А усы ты зачем сбрил?
— Мне кто-то сказал, что с ними я похож на Гитлера.
Вошла Тильде с подносом. Услышав запах поджаренного хлеба, Петер сглотнул слюну. Тильде налила чай.
— А вы чаю хотите? — спросила она Арне.
— Нет, — ответил за него Петер.
Тильде пожала плечами. Она принесла еще один стул и села. Петер не спеша съел хлеб, не забыв намазать его маслом. Затем продолжил допрос.
— В кабинете Пола Кирке я обнаружил рисунок военного объекта на Санде. Если бы он не погиб, то переслал бы его англичанам.
— Возможно, он дал бы полиции вполне разумное и невинное объяснение. Да только вот один кретин его подстрелил.
— Этот рисунок сделал ты?
— Разумеется, нет.
— Четыре ночи назад база на Санде была поднята по тревоге. Собаки что-то учуяли. Патруль видел человека с фотоаппаратом, бежавшего по дюнам по направлению к церкви твоего отца. Это был ты?
— Нет.
— Дом твоих родителей обыскали, — продолжал Петер. — Солдаты обнаружили юношу, мирно спавшего в своей кровати, но пастор сказал, что это его сын. Это был ты?
— Нет. Я не был дома с Троицы.
— Вчера утром к Йенсу Токсвигу зашел молодой человек. Открыл ему один из наших полицейских. Юноша сделал вид, что ошибся адресом. Это был твой брат, да?
— Это не мог быть мой брат, — ответил Арне.
— Харальд принес тебе что-то. Возможно, фотографии военного объекта на Санде.
— Нет.
— А вечером Йенсу Токсвигу позвонила с Борнхольма женщина, назвавшаяся Хильдой. Может быть, это была твоя невеста Гермия Маунт?
— Она в Англии.
— Ты ошибаешься. По нашим данным, она десять дней назад прибыла в Стокгольм и оттуда не уезжала.
Арне попытался изобразить удивление, но получилось у него неубедительно.
— Мне об этом ничего не известно, — ответил он излишне спокойно. — Я уже больше года не имею от нее известий.
Будь это правдой, Арне, узнав, что она была в Швеции, а возможно, и в Дании, не смог бы сдержать изумления. У Петера не оставалось сомнений — Арне лгал.
Тильде налила в кружку чаю и, не спросив Петера, протянула Арне. Петер ничего не сказал — это входило в заранее продуманный сценарий. Арне взял кружку и начал жадно пить.
— Арне, вы увязли по уши, — сказала Тильде почти ласково. — Более того, ухитрились впутать в это дело и родителей, и невесту, и брата. У Харальда серьезные неприятности. Если так пойдет дальше, его повесят за шпионаж, и виноваты в этом будете вы. Но мы можем предложить вам вот что: вы расскажете нам все, а за это мы поможем вам с Харальдом избежать смертной казни. Не хотите верить мне на слово — что ж, через минуту здесь появится генерал Браун. Он даст вам необходимые гарантии. Но сначала вы скажете, где Харальд.
— Идите к черту, — тихо произнес Арне.
Петер вскочил.
— Нет, дорогой мой, к черту пойдешь ты! — завопил он. — Ты хоть понимаешь, во что влип?
Тильде поднялась и вышла из камеры.
— Не будешь говорить здесь, попадешь в гестапо, — продолжал кричать Петер. — Там не станут с тобой миндальничать и чайком поить. Тебе будут вырывать ногти. Разденут догола и начнут лупцевать молотками. Ты будешь молить о смерти, но они тебя не убьют — пока ты не заговоришь. И ты заговоришь. Рано или поздно все начинают говорить.
— Знаю, — ответил Арне. Он был смертельно бледен.
Петер видел, что Арне напуган, но был поражен его решимостью. Открылась дверь, и вошел генерал Браун — как всегда, в отутюженной форме и с кобурой на боку.
— Этого мы отправляем в Германию? — спросил он холодно. Арне, несмотря на рану, действовал быстро и ловко.
Петер смотрел на Брауна и не заметил, как Арне потянулся к подносу. Керамический чайник полетел прямо Петеру в голову, чай залил глаза. Когда Петер утерся, он увидел, что Арне кинулся на Брауна, повалил его на пол, вытащил из кобуры пистолет и направил его на Петера.
Петер замер. Заряжен ли пистолет? Или Браун носит его для красоты?
В дверях показалась Тильде.
— Что…
— Стоять! — рявкнул Арне.
Петер судорожно соображал, насколько хорошо Арне владеет оружием. Арне, словно отвечая на его немой вопрос, снял пистолет с предохранителя.
Дверь была по-прежнему открыта, в коридоре стояли двое полицейских. Но ни у них, ни у Петера с Тильде оружия не было. В камеры оружие вносить запрещено — во избежание того, что только что сделал Арне. Однако Браун считал, что эти правила не для него. И теперь все они оказались в руках Арне.
— Сбежать тебе не удастся. В этом здании десятки вооруженных полицейских.
