ее по щеке и продолжал: — А сейчас, милая, возвращайся к себе в номер. Когда позвонит брат, скажи ему, что ты очень устала, принимала горячую ванну, уснула и не слышала, как он звонил. И кстати, не забудь набросить халат и замотать голову полотенцем, как будто ты только что вышла из ванной.
— Ты хочешь, чтобы я лгала ему даже в такой день?
Александр улыбнулся.
— Точно так же, как ты делала все это время. Но, посуди сама, разве это была ложь? Нет, всего лишь невинная игра. И тебе она, между прочим, удавалась блестяще!
— Да, но…
— Так пусть эта игра продолжится еще немного. Совсем чуть-чуть. Ты верила мне до сегодняшнего дня, поверь и сейчас. Скоро ты все узнаешь. Ты даже в самых необузданных мечтах не можешь представить себе, что сулит нам будущее.
46
Николас Мартен перевернулся на другой бок. Он лежал на софе в кабинете Армана и в который раз воспроизводил в памяти события последних часов.
Не находя себе места от беспокойства за Ребекку, но не желая тревожить и без того измученных Армана и Надин, он вышел на улицу и поймал такси.
В половине первого ночи он приехал в «Крийон». Небритый, в джинсах, спортивной куртке и потертых кроссовках, Мартен вошел в помпезный вестибюль отеля и направился прямиком к стойке регистрации. Упрямые требования сию же секунду разыскать его сестру привлекли к нему внимание гостиничной службы безопасности, а затем и ночного консьержа. После того как Ребекка все же ответила на телефонный звонок, он отправился к ней в номер в сопровождении одного из охранников.
Ребекка открыла дверь, закутанная в фирменный халат с эмблемой «Крийона» и с полотенцем, обернутым вокруг головы. Явно взволнованная, девушка чмокнула его в щеку и повторила то же самое, что уже сказала ему по телефону: она принимала горячую ванну и заснула в ней. На вопрос, почему от нее пахнет спиртным, сестра ответила, что день выдался тяжелым, полным переживаний, а отель предоставил подарок в виде корзины фруктов и бутылки шампанского. Вот она и выпила немного перед тем, как забраться в ванну. Оттого, наверное, и задремала.
Николас не удержался от улыбки. Насколько все-таки далеко продвинулась Ребекка! Она успела превратиться в женщину, причем в очень красивую женщину, которая говорит на нескольких языках и во многих областях гораздо образованнее своего брата. И все же из-за того, что болезнь похитила у нее такой значительный отрезок юности, она во многом все еще оставалась ребенком — наивным и неопытным, особенно в том, что касается жизни и любви. Иногда, навещая ее в Невшателе, Мартен пытался осторожно задавать наводящие вопросы о ее чувствах, о том, дружит ли она с кем-нибудь. Как правило, она доверчиво улыбалась и отвечала что-нибудь вроде: «Конечно, у меня есть друзья». И каждый раз Мартен даже не пытался копнуть поглубже. Всем сердцем желая ей счастья, он полагал, что Ребекка должна сама определить свой жизненный путь.
Господи, до чего же он ее любит!
47
Скрип!
Звук, послышавшийся из-за двери, заставил Мартена резко сесть на софе. Он прислушался. В квартире царила ничем не нарушаемая тишина.
Мартен откинул простыни, встал и, подойдя к двери, снова прислушался. По-прежнему ничего. Может быть, он заснул и ему что-то приснилось? Или, может, на лестничную клетку вышел кто-то из соседей? А может, у него начинаются галлюцинации?
Сна не было ни в одном глазу. Впервые за последнее время Мартен подумал о Клем. Ему следовало позвонить ей и рассказать обо всем, что здесь происходит. Но он не сделал этого — слишком сильно было эмоциональное и физическое напряжение. А сейчас, где бы она ни находилась — все еще в Амстердаме или уже снова в Манчестере, — сейчас он уже не помнил ее расписания, было слишком поздно. Оставалось только одно: узнать, где она, и позвонить ей завтра.
Реймонд. Мысль о том, что он может быть — или наверняка — жив и находится в Париже, ни на минуту не покидала Мартена.
Щелк.
Он включил небольшую галогеновую лампу на письменном столе Армана, сел, придвинул папку Дэна Форда и нашел закладку с надписью «декабрь». Именно убийство Альфреда Нойса заставило Форда поинтересоваться подробностями «кремации» Реймонда. Но Нойса убили всего два дня назад, поэтому Мартен не имел ни малейшего представления относительно того, что может находиться в этом досье. Разве что Дэн не утратил интерес к лос-анджелесскому «периоду жизни» Реймонда на протяжении месяцев, прошедших с тех трагических событий, и продолжал собственное расследование.
Если так, то это подтверждало догадку Мартена относительно того, что Жан-Люк был информатором — из тех, которые есть у любого журналиста. А то обстоятельство, что Дэн отправился на встречу с ним посреди ночи, говорило о том, что тема, которую им предстояло обсудить, была вполне безобидной. Или, по крайней мере, так полагал Форд.
Просматривая декабрьский раздел папки, Мартен пока не обнаружил ничего заслуживающего внимания. Он лишь проникался все большим уважением к своему погибшему другу, его широчайшему кругозору и многосторонним интересам. Какую титаническую работу проделывал Дэн, готовя каждый новый материал, как дотошно он перепроверял все свидетельства, не упуская из внимания ни малейшей мелочи! Там были рукописные заметки, вырезки из европейских газет, наброски будущих статей на самые различные темы — от международной политики до спорта, бизнеса, мира развлечений, проблем современного общества и новейших разработок в области медицины.
Переворачивая страницу за страницей, Мартен наконец наткнулся на компьютерную распечатку статьи из «Лондон таймс». Статья была опубликована около года назад, и в ней сообщалось о том, что королева пожаловала титул рыцаря медиамагнату Питеру Китнеру.
Озадаченный, Мартен отложил заметку в сторону. Это событие произошло уже давно, почему же сообщение о нем лежит в том отделении, в котором Форд хранил материалы, относящиеся к прошлому месяцу?
Он открыл следующую страницу. Перед ним лежало меню официального обеда. Отпечатанное на плотном дорогом картоне рельефными буквами темно-золотистого цвета, оно сообщало о том, что прием состоится в Париже 16 января.
