все-таки случилось?
По всей вероятности, много лет назад Китнер и баронесса были любовниками. Тогда она наверняка должна была узнать, кто он такой, и примерно в то же время забеременела Александром. Видимо, Китнер женился на ней, но потом произошла какая-то ссора или размолвка, наверное, не без вмешательства со стороны его семьи. Вот они и развелись, или брак был аннулирован в юридическом порядке по настоянию одной стороны, скорее всего, еще до рождения Александра. А короткое время спустя Китнер женился на знатной особе, породнившись с испанской королевской семьей. В социальном плане такой шаг был более разумным для человека, который сам непосредственно претендовал на то, чтобы стать монархом.
Можно только представить себе, в какую ярость впала баронесса. Не стоит удивляться, если она посвятила всю оставшуюся жизнь тому, чтобы добиться не только мести, но и власти. Эта женщина загорелась решимостью взять то, что принадлежит ей по праву, в случае, если императорский престол будет восстановлен, а усадить на него вознамерятся человека, чей первый сын является и ее ребенком. Что, если ради начала долгой, упорной и ожесточенной войны она пошла на брак, обеспечивший ей сказочное богатство и гигантское влияние?
Позже, когда ее сын достаточно подрос, она могла привлечь его к своему тайному проекту, вступить с ним в заговор. Для этого нужно было рассказать сыну, кто его настоящий отец, как этот человек и его родственники поступили с нею, а значит, и с ним, Александром. Скрепить партнерство должна была клятва, что если в России императорская династия будет когда-нибудь восстановлена, то царем станет он, Александр, а не Питер Китнер.
Такой цели она была в состоянии достичь, не прибегая к насилию, а опираясь лишь на собственное положение в обществе и безмерное богатство, чтобы наладить связи с нужными игроками. И тем не менее она избрала кровь. Почему? Кто ведает? Может быть, она считала это ценой, которую обязаны заплатить царь, его семья и их присные за то, что отвергли когда-то ее и ее ребенка. Каковы бы ни были реальные причины, баронесса годами шла этим неправедным путем, медленно культивируя в сыне кровавые наклонности грозных царей прошлого и готовя его к подобной роли, обучая его искусству убивать. Позднее, когда тот уже стал подростком, ему было приказано сделать первый самостоятельный шаг к трону, убив ближайшего возможного конкурента — сводного брата Пола.
Перенеся тяжелый удар, Китнер испытывает ужас. Он боится за остальных членов семьи, боится, что выйдет наружу его прошлое, которое способно поставить под удар будущее. Располагая такими уликами, как орудие убийства и кинокадры преступления, он в итоге противостояния с Александром и баронессой идет на своеобразный пакт. Вместо того чтобы сдать Александра полиции, Китнер отправляет его в ссылку в Аргентину, скорее всего, с тем условием, что Александр никогда не раскроет правду о своем происхождении и, таким образом, никогда не сможет претендовать на трон.
Мартен снова подскочил с койки и в кромешной тьме пять раз прошелся от стены до стены. Возможно, он заблуждается. Впрочем, ошибка сомнительна. Сценарий может показаться излишне закрученным, словно придуманным для остросюжетного кино. Но, по правде говоря, сюжет мало отличался от тех драм, которые то и дело разыгрываются на улицах Лос-Анджелеса. Ему самому приходилось заниматься такими делами. Разве редко бывает, когда отвергнутая женщина разыскивает бывшего мужа или любовника в баре и всаживает ему нож в бок или выпускает пять пуль в голову? Разница лишь в том, что подобные женщины не используют в качестве убийц своих детей. Наверное, этим и отличаются обычные люди от тех, кем движут силы крайней ненависти, маниакальные амбиции или соблазн высшей власти.
В памяти вдруг всплыли Юра и Ротфельзы. Невольно закралась мысль: неужели и здесь не обошлось без манипуляций баронессы? Он вспомнил, как в разговоре с психиатром Ребекки доктором Максвелл-Скот беспокоился, не окажется ли пребывание на этом курорте слишком дорогим удовольствием. А в ответ услышал, что все расходы на восстановление Ребекки, как и всех остальных находящихся там пациентов, берет на себя фонд. Мол, таково условие, которое поставил благотворитель, финансирующий данное учреждение.
«Что же это за благотворитель?» — поинтересовался тогда Мартен. И ему было сказано, что спонсоры предпочитают действовать инкогнито. В то время он удовлетворился подобным объяснением, но сейчас…
— Как же, инкогнито, — злобно пробурчал он в темноте. — Черта с два! Это была баронесса.
В дверном замке резко заскрежетал ключ. Мартен напрягся. Дверь открылась.
Вошли, как всегда, двое. Еще двое остались в коридоре. Они мгновенно прикрыли за собой дверь и включили фонарики. Один принес большую бутыль воды, буханку черного хлеба, сыр и яблоко.
Неожиданно для самого себя Мартен едва не захлебнулся от злости. Ему нужна была свобода, и немедленно!
— Я не работаю на ЦРУ, — почти выкрикнул он тому человеку, который оказался ближе. — Ни на кого я не работаю! Я студент и больше никто. Ну когда вы мне поверите? Когда?
Мужчина, принесший еду, быстро направил луч фонарика прямо Мартену в глаза.
— Тихо, — прорычал он, — тихо.
Потом лучик переместился на его спутника, который тоже что-то тащил.
Мартен не мог различить, что это было, и на всякий случай отошел к дальней стене. Луч фонаря бегал по полу и стенам, словно ища что-то. И наконец нашел — электрическую розетку. Став на колени, человек воткнул в нее какой-то шнур. Сердце Мартена запрыгало от радости. Они принесли ему лампу! Прощай, тьма, казавшаяся вечной. Потом послышался щелчок, но света не было. Появилось лишь беловато-серое пятно, которое сменилось небольшой картинкой. По черно-белому экрану во весь дух неслась немецкая овчарка. Потом появился новый кадр: вслед за собакой по пустыне поскакал отряд кавалерии США.
— Ринтинтин,[27] — пояснил один из мужчин.
Они принесли ему еду, воду и телевизор.
17
Зачем им нужно было притаскивать телевизор, он не знал. Да это было и не важно. Через час телевизор стал для него компаньоном, а день спустя — настоящим другом. То, что «друг» принимал только один канал, особого значения не имело. Как и то, что прием приходилось регулировать с помощью домашней антенны. В зависимости от того, как ее повернешь, изображение становилось то четким, то «заснеженным», а звук то прорезался, то искажался и пропадал.
Но и звук не играл особой роли, поскольку вещание большей частью велось на немецком языке, а немецкого Мартен не знал совершенно. Как бы то ни было, телевидение служило пусть и слабой, но все же связью с внешним миром.
Показывали в основном старые американские фильмы и телешоу, дублированные на немецкий. Ну и пусть! Часами он зачарованно смотрел фильмы про Дэви Крокетта[28] и с Энди Гриффитом,[29] «Отцу лучше знать», «Дела Доби Гиллиса», «Трех недотеп», «Полицию нравов Майами», «После апокалипсиса». Затем снова «Три недотепы», «Герои Хогана», «Остров Гиллигана», «Оставь это Бобру». И опять «Три недотепы»… Ему было все равно. Впервые за много дней в комнате появилось что-то помимо него самого, его злобы, мыслей и чернильного мрака.
Потом случилось нечто совершенно небывалое — показали вечерний выпуск новостей! Прямой репортаж вели по-немецки, кажется, из Гамбурга, но с множеством видеовставок из самых разных стран мира. Некоторые люди давали интервью на родном языке. Их сопровождали пояснения на немецком. Мартен не только расслышал английские фразы — он увидел сюжеты из Нью-Йорка, Вашингтона, Сан- Франциско, Лондона, Рима, Каира, Тель-Авива, Южной Африки. У него понемногу накапливалась информация, по которой можно было установить день и дату. Даже время суток.
Итак, было без десяти восемь вечера. Пятница, 7 марта. Минуло ровно семь недель с тех пор, как он
