заметила, что, кажется, никто не ранен. Лицо Оноре побагровело от гнева, а сама она тяжело дышала, но оба были невредимы. Уверившись в безопасности дяди, она пригляделась к нападающим.
На всех были черные бурнусы, головы и лица закутаны в длинные черные шарфы. В прорезях блестели глаза, почти так же ярко, как лезвия кривых сабель, заткнутых за пояса. Алисон ужасно обрадовалась, что находится под защитой французских солдат. Благодаря им она не боялась… пока.
Но тут она заметила темного всадника, того самого, которого видела сегодня уже дважды. Сердце лихорадочно забилось. Неужели он следил за ними?
Он что-то тихо приказал, но Алисон не смогла понять ни слова. Это не арабский, она уверена. Возможно, он говорит по-берберски, но она его совсем не знает.
– Да-да, скорее всего это берберы, – решила Алисон, разглядывая лица трех мужчин, не прикрытые шарфами. В отличие от арабских проводников – смуглых бедуинов небольшого роста, эти были светлокожими, с гордыми, жесткими, точно высеченными из камня лицами. Они гораздо выше ростом, с величественной осанкой и прекрасно сложены. Ей рассказывали об этой расе свирепых воинов, населявших горы. Берберы жили здесь много веков, до нашествия захватчиков-арабов.
Она хотела было осведомиться об их намерениях, но тут вмешался дядя и по-французски потребовал объяснить причину этого безобразия. Алисон показалось, что темный всадник был их предводителем, но ответил дяде другой бербер, рыжебородый мужчина. Вежливо улыбнувшись, он прикоснулся сложенными ладонями ко рту.
– Salaam aleikum, – вежливо поприветствовал он на арабском и тут же перешел на французский: – Да будет с вами мир.
– Какого черта вы привязываетесь к нам подобным образом?! Что вам надо?! – завопил Оноре, полностью игнорируя восточный этикет. Алисон тоже показалось несколько странным обмениваться любезностями в то время, когда в воздухе еще висит едкий пороховой дым, а лошади роют копытами землю и ржут. Но она была куда лучше дяди знакома с обычаями других народов.
– Aleikum as-salaam, – ответила она, подавляя тревогу. – Надеюсь, вы простите моего дядю, – добавила она по-французски, – но он хотел бы знать, каковы ваши намерения. Согласитесь, подобные поступки не говорят о стремлении к миру…
Тут темный всадник опередил ее еще одним приказом на незнакомом языке.
– Бросьте оружие, – велел бородатый, – и мы не причиним вам вреда.
Алисон уже готова была отказаться, но огляделась, и слова замерли на губах. Все арабы в их отряде выглядели перепуганными до смерти. Все, кроме главного проводника. Он, кажется, был крайне доволен происходившими событиями. И явно злорадствовал.
Гнев охватил ее при мысли о том, что этот негодяй завел их в ловушку. Серые глаза опасно сузились. Она пригвоздила предателя к месту негодующим взглядом. Проводник, заметив это, немедленно опомнился и выразил по-арабски подобающий случаю протест, упрекая берберов в беззаконии и разбое. Но голос звучал так фальшиво, что Алисон, потеряв терпение, велела ему замолчать. Подумать только, какой надо быть идиоткой, чтобы так легко попасть в ловушку! Она злилась на себя еще больше, чем на нападавших. Но что же им делать? Если вступить в бой, можно погибнуть. Но и покорно сдаться на милость этих негодяев совершенно немыслимо! Нужно немедленно найти способ одурачить этих берберских бандитов, и побыстрее, пока французский эскорт не вздумал ее покинуть. Они и так уже нерешительно переминаются в седлах и поглядывают на нее, очевидно, ожидая приказа.
Алисон разъяренно сжала зубы, не ожидая такой трусости, но в это мгновение раздался одинокий выстрел. Пуля сбила шляпу Оноре, лошади европейцев испуганно шарахнулись.
Алисон сжалась, в ужасе осматриваясь. Пуля прошла так близко! Ее любимый дядя мог погибнуть!
Рот Оноре потрясенно открылся, багровое лицо мгновенно побелело. Взгляд ее остановился на темном всаднике. Тот спокойно перезаряжал ружье, черный жеребец стоял совершенно неподвижно. Напряженное молчание затянулось; слышались только скрип седел и звяканье удил. Алисон продолжала с отвращением рассматривать закутанного в черное бербера, но по его полузакрытым глазам нельзя было понять, сознает ли он, как она обозлена. Скорее всего ему абсолютно безразлично ее мнение. Его небрежное и ловкое одновременно обращение с ружьем и меткость напомнили ей о том, что все берберы – превосходные стрелки.
Сама мысль об этом заполонила сердце Алисон страхом и тоской. Им придется сдаться. Если дело дойдет до схватки, беспомощным французским защитникам и пяти минут не выстоять против свирепых берберов. Она не может, не станет рисковать жизнью дяди!
Но в этот момент бородатый всадник обратился к солдатам умиротворяющим, почти уважительным тоном, словно взывая к их разуму:
– Не тревожьтесь за себя. Мы не причиним вам зла. Нам нужна только женщина.
Так они намереваются захватить ее? «Но почему, во имя Господа?» – удивилась Алисон. Однако это ответ на ее молитвы. Если удастся вырваться из окружения, берберы, без всякого сомнения, последуют за ней. Более того, неизвестно еще, догонят ли ее. Алисон превосходно держалась в седле. Она, может быть, успеет укрыться в холмах. Если, конечно, ее прежде не убьют, но, поскольку она им нужна, они вряд ли станут стрелять. Мысли в хаотическом беспорядке клубились в голове Алисон, пока дядя Оноре, заикаясь от гнева, бормотал проклятия. И, несмотря на то, что смерть была близка, он старался вклиниться между племянницей и берберскими вождями, стараясь защитить ее. Сердце Алисон пронзили любовь и страх. Подумать только, этот старый, беспомощный, любящий комфорт человек оказался единственным, у кого хватило мужества попытаться прикрыть собой женщину. Она едва сдерживала слезы. Нужно поскорее оторваться от преследователей, прежде чем вторая пуля ударит в сердце Оноре.
Подождав, пока вопли и сердитые выкрики дяди отвлекут нападающих, Алисон незаметно направила кобылу в сторону, где на пути не было ни одного всадника. Натянув поводья, она с силой ударила лошадь хлыстом и вонзила в ее бока шпоры. Испуганное животное заржало, поднялось на задние ноги и очертя голову ринулось вперед. Именно этого и добивалась Алисон. Низко пригнувшись, почти лежа на шее лошади, она что-то ободряюще кричала, пытаясь успокоить испуганную лошадь. Они оставили позади дорогу и мчались вверх по холму, покрытому колючками и древними оливковыми деревьями. Когда они снова оказались внизу, Алисон заметила узкий овраг и почувствовала, как кобыла готовится к прыжку.
Мгновение полета – и они уже на другой стороне и скачут по узкой, сравнительно плоской полоске земли, где не растет ни единой травинки.
Но тут за спиной послышался бешеный стук копыт. Алисон осмелилась оглянуться. Лишь один человек преследовал ее. Темный всадник на вороном скакуне.
Сердце девушки упало. Неужели все ее подвиги были впустую? Но почему остальные берберы не тронулись с места? Жив ли дядя? И что произойдет с самой Алисон, если этот дикарь догонит ее?
Внезапный страх придал Алисон решимости. Она отчаянно ударила лошадь кнутом, из последних сил подгоняя ее. Под напором ветра слетела шляпа, сорвавшись с булавок, но Алисон не обратила внимания на потерю. Впереди, футах в двухстах, она заметила скопление высоких скал, которые при удаче могли бы послужить убежищем, если только она успеет до них добраться.
Она снова попыталась оглянуться. Всадник неумолимо приближался. Черный зверь был могучим, сильным и длинноногим. В конце концов, он из Берберии. Такие кони могут обогнать ветер…
Как глупо с ее стороны было надеяться убежать! Но она не собирается сдаваться!
Алисон сунула руку в сумку, нащупала рукоятку пистолета и, тяжело дыша, сосредоточила все внимание на нагромождении валунов. Еще двадцать футов. Десять. В ушах гремел стук копыт, шею жгло горячее дыхание жеребца.
Наконец она добралась до скал, но времени уже почти не осталось. Натягивая поводья, Алисон напрягала силы, пытаясь остановить упирающуюся кобылу. С лихорадочно бьющимся сердцем она спрыгнула с лошади и, спотыкаясь, едва не падая, укрылась за валуном, но тут же сумела взять себя в руки, повернулась, готовая к бою, и, отчаянно сжимая пистолет, прицелилась в нападавшего. Всадник находился уже в каких-нибудь трех футах и осадил скакуна с такой силой, что тот даже присел. Палец Алисон застыл на курке. Она приготовилась стрелять. Но тут увидела его лицо. Широкий конец шарфа размотался и соскользнул вниз.
Господи Боже! Тот незнакомец из сада! Она узнала это худое, гордое лицо. Тот человек, который всего две ночи назад так испугал ее, а потом едва не поцеловал.
Способна ли она убить того, с кем разговаривала всего две ночи назад, обмениваясь банальностями, хотя и неприятными?
Рот Алисон мгновенно пересох, но она по- прежнему упрямо искала ответы на терзавшие вопросы: почему он преследует ее, почему полон решимости запугать?
Алисон дрожащей рукой подняла пистолет. В глазах незнакомца промелькнули веселые искорки, словно он понимал ее сомнения и находил их забавными. Он не попытался взять ружье, лежавшее в чехле поперек седла, а вместо этого наклонился и что-то сказал коню на ухо, словно предлагая вместе посмеяться над шуткой. Алисон стиснула зубы и, когда незнакомец снова выпрямился, прицелилась на этот раз прямо в сердце.
Он рассмеялся. Он в самом деле рассмеялся, тихо, весело, словно подначивая ее выстрелить. Белые зубы блеснули на бронзовом загорелом лице. И презирая опасность, ринулся вперед, пришпорив своего могучего скакуна.
Вне себя от ярости, обозленная его пренебрежением, ненавидя за презрительный смех, Алисон забыла обо всех сомнениях и, не помня себя, нажала на
