— Мадеры всем четверым.
— Милорд, я прошу позволения удалиться, — поспешно сказала Александра, чувствуя, что у нее начинается озноб.
— Не надо мадеры. Пусть подадут мою карету.
— Будет исполнено.
— Благодарю вас… за все, — прошептала Александр, зябко кутаясь в теплую шаль. Люсьен благодушно кивнул.
— Всегда к услугам дамы, чья честь задета мерзкой жабой во фраке.
— Бедняжка! — Фиона потрепала гувернантку по руке с большим чувством, чем когда-либо прежде. — Какой неприятный человек этот ваш кузен! А вы в самом деле приходитесь племянницей самому герцогу Монмуту?
— Не сейчас, мама! — вмешалась Роза с неожиданной твердостью в голосе. — Для расспросов будет время и позже.
Лорд Килкерн не вымолвил ни слова на протяжении всей дороги до Балфур-Хауса. Лишь когда леди Делакруа направились к себе и Александра хотела последовать их примеру, он удержал ее за руку.
— Уимбл, вы мне больше не понадобитесь. Мы с мисс Галлант будем в саду.
— Как желаете, милорд.
Дворецкий снова подал Александре ее накидку и с поклоном удалился.
— Вы, конечно, хотите знать, почему я ничего не сказала о своем знатном происхождении, — начала она, как только они оказались среди дорожек розария. — Потому, что меня давно уже ничего не связывает с этими людьми, кроме родства.
— Раз вы так откровенно избегаете своих близких, у вас нет права поучать, как мне вести себя с моими. Это сильно отдает лицемерием, вы не находите?
— Мы в разном положении, милорд. Если честно, я вообще не желаю это обсуждать. К тому же я очень устала.
— Нет уж, давайте обсудим.
Александра знала, что услышит именно это. К тому же, защитив ее честь, граф имел право знать ее историю, хотя бы в самых общих чертах.
Она вздохнула, и вздох воплотился в нечто вещественное, став облачком пара в студеном воздухе ночи.
— Что вас интересует?
— Этот ваш кузен — напыщенный болван, но у него есть старший брат, Томас. Что вы скажете о нем и, кстати, о вашем дяде?
— Томас, маркиз Кройден, живет в Шотландии, и я его почти не знаю. Дядя и я… мы чужие друг другу, и нас обоих это устраивает.
— Я так и понял. Но в чем причина вашего отчуждения?
— А в чем причина отчуждения между вами и вашими близкими?
— Вопросом на вопрос? — Граф усмехнулся и указал на скамью. — Присядем.
После короткого колебания Александра села. От Люсьена исходило такое ощутимое тепло, что она бессознательно подвинулась настолько близко, насколько позволяли приличия.
— Вы очень любезны, предлагая мне дружеское плечо, но я вовсе не намерена выплакивать на нем свои беды.
— Дружеское плечо? Дружба здесь ни при чем.
Он повернулся, и Александра поймала отблеск яркой звезды в глубине его темных глаз.
— Вы защитили мою честь, милорд. Вы добрее, чем хотите казаться.
— Однако случившееся наводит меня на размышления. Я не раз ощущал на себе остроту вашего языка. Почему вы не обратили это оружие против своего кузена? Он показался мне легкой добычей.
— Это мое дело! — Александра вскочила и принялась ходить взад-вперед около скамьи. — В прошлом я сама разбиралась со своими неприятностями, разберусь и впредь!
— Я не говорил, что буду раз за разом бросаться грудью на защиту вашей чести, — спокойно парировал Люсьен, — Просто я хочу знать, что у вас за неприятности.
— Хорошо! — отчеканила она, зная, что другого пути все равно нет. — Я расскажу. Но сначала вы!
— Упрямица! Ведь вам известно, к чему приводят споры со мной.
— Я не скажу ни слова, пока не услышу ваш рассказ!
Довольно долго длилось молчание. Пар от дыхания был единственным свидетельством того, что на скамье сидит живой человек, а не статуя.
— Не люблю исповедей, — наконец сказал граф.
— А кто любит?
Александру снова начала бить дрожь.
— Идите сюда. — Люсьен откинул полу теплого плаща. — Идите, иначе примерзнете к земле.
Она и в самом деле начинала зябнуть, но все же на всякий случай села подальше. Тогда он подхватил ее и придвинул ближе, очень близко, закутав, как ребенка. Она словно оказалась у пылающего камина.
Александра со вздохом прильнула к широкому плечу.
— Что вам известно о моем отце?
— Немногое, милорд. То, что он содержал любовниц и что пятнадцать лет как мертв.
— Содержал любовниц! Это все равно что ничего не сказать. Распутник, выпивоха, игрок — вот кто был мой отец. С матерью он жил месяца три, до зачатия наследника, потом отправил ее в крохотное имение в Ноттингеме, где я и появился на свет. Одиннадцать лет жизни я не слышал от матери ничего, кроме жалоб на жизнь и на утраченных друзей, однако им она даже ни разу не написала. Отца я видел всего шесть раз, включая его похороны.
— Как печально.
— Мне не раз приходилось слышать, что ничтожество матери, низость отца и их пародия на брак навсегда поселили во мне отвращение к этим святым узам. Очевидно, так оно и есть.
— И все же вы изменили себе, не так ли? Вы собрались жениться?
— По праву наследования Балфур вместе с титулом должен был достаться Джеймсу и в дальнейшем переходить к его потомкам мужского пола. Однако мой кузен погиб в Бельгии, во время наполеоновской кампании, когда ядро угодило в пороховой склад. Я даже не знаю, чьи именно останки похоронены в нашем фамильном склепе.
Люсьен говорил бесстрастно, но волнение отозвалось напряжением во всем его теле.
— Вы скорбите о нем.
— Безмерно. После смерти Джеймса и дяди Оскара других родственников мужского пола у меня не осталось.
— Значит, поместье, состояние и титул могут перейти к потомству кузины?
— Отсюда мое намерение жениться вопреки отвращению.
— А почему не уступить все детям Розы?
— Я не настолько презираю своих предков, — возразил Люсьен со смешком. — К тому же подобная уступчивость не позволит мне в точности повторить путь отца. До сих пор я успешно следовал по его стопам.
— Нет! — вырвалось у Александры. Она слышала скандальные истории про похождения лорда Килкерна и, разумеется, осуждала его — до последнего времени. Теперь ей трудно было поверить в его намеренное бездушие.
— Итак, я исповедался. Ваша очередь.
Значит, она зря надеялась, что до этого не дойдет.
— Моя история проще, милорд.
— А точнее?
— Учтите, это не будет попытка смягчать ваше сердце заставить сострадать мне!
— У меня нет сердца, Александра, так что можете смело начинать.
Она попробовала отстраниться, но это ей не удалось.
— Моя мать Маргарет, урожденная Реттинг, вышла замуж за художника, внука обнищавшего графа. К
