Внезапно лорд Уинтердейл сказал:
— Я не могу дольше удерживать лошадей. Всего хорошего, Фаррингдон и леди Фаррингдон.
— Рада познакомиться с вами, — вставила я.
— Какие у нее красивые перья, Джорджи, — сказала Анна, когда мы отъехали. — Как бы я хотела иметь такие же!
— Но такими перьями лучше играть, чем носить их на шляпе, — возразила я.
Анна повернулась к лорду Уинтердейлу.
— У этой леди платье того же цвета, что и ваши глаза, милорд, — сказала она. — Какой красивый цвет. Жаль, что она такая толстая.
— Анна, — в отчаянии воскликнула я, — сколько раз я говорила тебе, что неприлично обсуждать то, как люди выглядят!
— Но я же сказала это не ей, а тебе и лорду Уинтердейлу, — обиженно возразила Анна.
— Анна, вот впереди ровная тропинка. Хочешь взять поводья? — предложил ей лорд Уинтердейл.
— О да, конечно!
Он протянул ей концы поводьев, а сам продолжал удерживать их чуть повыше. Анна прищелкнула языком и встряхнула поводьями. Она вся светилась от счастья.
Я улыбнулась.
— Как ты чудесно управляешься с лошадьми, моя прелесть, — сказала я. — Ты просто молодец.
Мы вернулись домой как раз к обеду. Леди Уинтердейл поначалу попыталась удалить Анну из столовой, запретив ей там появляться, как и в гостиной, но лорд Уинтердейл снова настоял на своем. Поскольку Анна вела себя за столом безупречно, леди Уинтердейл нечего было возразить своему племяннику, и это ее бесило.
Лорд Уинтердейл провел целое утро и часть дня в кругу семьи, что было на него не похоже. Я надеялась, что и за обедом он присоединится к нашей компании. К сожалению, этого не случилось. Его место в конце стола пустовало, как обычно.
После обеда леди Уинтердейл, Кэтрин и я отправились к друзьям леди Уинтердейл, которые давали раут. Раут оказался до ужаса скучным. Домой мы вернулись около полуночи.
В пятницу вечером мы поехали на бал к Каслтонам. Моя бальная карточка была заполнена, как и всегда, но высказывания лорда Уинтердейла посеяли во мне некоторые сомнения. Танцуя со своими кавалерами, я теперь пыталась оценить, сможет ли кто-нибудь из них стать моим супругом и покровителем Анны.
Должна признаться, лишь несколько джентльменов отвечали этим требованиям, и я готова была поверить в их надежность и способность заботиться о ком-то, кроме самих себя.
Я также начала сомневаться, что мои поклонники видят во мне нечто большее, чем просто хорошенькую девушку, с которой приятно потанцевать разок-другой. Как недвусмысленно заявил лорд Уинтердейл, такие, как я, не очень-то ценятся на ярмарке невест.
На балу у Каслтонов лорд Уинтердейл тоже отсутствовал.
В субботу мы отправились на бал к Помфертам. Я танцевала с теми же кавалерами, что и на предыдущем балу, а также с мистером Эшертоном, который первым из папиных «клиентов» разыскал меня.
Мистер Эшертон прямо спросил меня об Анне. Это значило, что слухи уже поползли по городу.
— Я не собираюсь шантажировать вас с целью выманить у вас деньги на содержание моей сестры, мистер Эшертон, — сердито выпалила я, пока мы с ним кружились в вальсе, а корсет его поскрипывал в такт движениям. — Вы должны мне поверить. У меня больше нет этих бумаг!
Его розовощекое лицо помрачнело, и я поняла, что он не верит ни одному моему слову.
Лорд Уинтердейл на бал к Помфертам не явился.
«Да как же так можно, — раздраженно думала я. — Что за жизнь он ведет? Нельзя же каждый вечер пить и играть в карты в клубе „Брукс“!»
В воскресенье утром я решила отправиться с Анной в королевский зверинец в лондонский Тауэр. Нэнни тоже собралась с нами, и лорд Уинтердейл, которого я случайно встретила в холле перед уходом, предложил нам поехать туда в его двуколке.
День выдался чудесный. Мы прогуливались по набережной, к которой в былые времена причаливали шлюпки со знатными узниками. Мое первое впечатление от Тауэра оказалось вовсе не таким мрачным, как я себе воображала: вместо роковой темницы моим глазам предстало местечко для воскресных пикников.
Казалось, по крайней мере пол-Лондона собралось сегодня провести день на лоне природы. Празднично одетые горожане вместе с детьми наводнили крепость с мрачными каменными стенами.
Я была разочарована. Я-то ожидала увидеть легендарное место страданий и скорби.
Однако пока мы осматривали закоулки тюрьмы, открытые для посещения публики, воображение без труда переносило меня от жизнерадостной реальности в прошедшие времена, на несколько сотен лет назад, когда здесь обитали только узники и тюремщики. Я представляла себе сэра Уолтера Рали — он, как затравленная пантера, меряет темницу беспокойными шагами, и так в течение многих лет своего заточения.
Образ пантеры мгновенно вызвал в памяти гибкую фигуру черноволосого джентльмена. Правда, я тотчас постаралась избавиться от этого наваждения и подвела Анну и Нэнни к группе людей, столпившихся у часовни, где были обезглавлены две первые жены Генриха Восьмого.
Анну не интересовали несчастные королевские жены, и она потянула меня за руку к зверинцу. Туда мы и направились.
Зверинец меня не впечатлил. Животные находились в глубокой яме, которая когда-то была частью рва, окружавшего крепость Тауэр в бытность его королевской резиденцией. Весь зверинец состоял из грязного льва, слона и двух медведей-гризли.
По правде сказать, мне их было жаль — они выглядели такими вялыми, неухоженными.
Даже Анна почувствовала это.
— Они такие несчастные, правда, Джорджи? — обратилась она ко мне.
— Да, — сказала я. Вокруг ямы толпился народ, и я протиснулась поближе и заглянула вниз, за ограждавший ее деревянный барьер. Зрелище было жалкое. Не знаю, что я ожидала увидеть, но только не это.
Я стояла над той частью ямы, где помещался лев. Внезапно он словно очнулся и поднял вверх измученные глаза.
— Эй, дружок, — позвала я его. — Как поживаешь?
Мне показалось, он ищет меня в толпе, и я подошла поближе.
— Какой красивый мальчик, — ласково промурлыкала я, хотя бедняга красотой отнюдь не отличался — похоже, у него была чесотка или что-то в этом роде.
Сзади напирала толпа. Я наклонилась над барьером, и вдруг кто-то изо всей силы пихнул меня в спину. Я потеряла равновесие, качнулась вперед и, ухватившись за барьер, попыталась выпрямиться. Мне бы это удалось, если бы чья-то рука не подтолкнула меня. Я покатилась вниз по отвесному склону и упала на дно ямы — вся в синяках, дрожа от страха — в десяти шагах ото льва.
Тяжело дыша, я поднялась на ноги.
Сверху доносились крики, и я поняла, что это кричит Анна. Но мое внимание было приковано к хищнику, который теперь, когда его уединение было нарушено, кажется, пробудился от апатии.
У меня перехватило дыхание.
«Нельзя показывать ему, что я его боюсь, — пронеслось в голове — Если хищники чувствуют, что жертва их боится, они нападают. Боже, помоги мне. Спокойно, Джорджи, спокойно».
Анна кричала, не умолкая.
Лев раскрыл пасть и зарычал. На меня дохнуло смрадом из его глотки, и я чуть не потеряла сознание.
«Не будь трусихой», — приказала я себе, трясясь с головы до ног.
Лев сделал несколько шагов, приближаясь ко мне.
— Эй, мисс, — раздался голос сверху. — Я сейчас брошу ему кусок мяса, а потом мы спустим вам лестницу. Вы сами-то заберетесь?
Я кивнула. Я бы сейчас взобралась даже на Маттер-хорн.
