Ондайн подальше отошла от Рауля, заметив по блеску в глазах Уорика, что он накалился не хуже железа, которое собирался ковать.
— Рауль, я замерзла! — пожаловалась она.
Но внимание Рауля привлек отец, который нетерпеливо махал ему рукой со ступенек дома.
— Моя любовь, я сейчас вернусь.
Сдвинув брови, он погладил ее по щеке и мимо Уорика поспешил к дому навстречу отцу.
Не приближаясь к Ондайн, Уорик прошептал с угрозой, от которой она похолодела:
— Я же предупреждал тебя, моя любовь, вести себя осторожно!
— Я уже почти все сделала! — взволнованно сказала Ондайн, не спуская глаз с дома. — Я кое-что нашла…
Рауль стоял к кузнице спиной.
— Расскажешь сегодня ночью.
— Нет! Тебе больше нельзя ко мне приходить! — Ондайн покраснела. — Берта кое-что заподозрила!
— Тогда, любимая, постарайся развеять ее подозрения, потому что я все равно приду!
— Уорик! — воскликнула она, но дверь в кузницу уже закрылась. Ондайн подумала, что все-таки с кузеном ей сладить гораздо легче, чем с Уориком, и побежала навстречу Раулю по заснеженной лужайке. — Я так замерзла, мой дорогой кузен, встретимся за обедом!
Она направилась к дому, взбудораженная, но все-таки довольная. Вернувшись в свою комнату, она едва справилась с сердцебиением.
Вскоре появилась Берта с подносом с едой. Наступило время принимать ванну. Но в задумчивости Ондайн не замечала ни времени, ни Берты.
Однако Берта замечала все. Стоя наготове с полотенцем, она во все глаза рассматривала молодое тело герцогини, когда та погружалась в ванну.
И хотя Ондайн не давала Берте поводов для подозрений, служанка была полна ими и наконец пришла к удовлетворившему ее заключению.
Она убрала волосы Ондайн и оставила ее одну. Та вздохнула с облегчением и прошептала вслед служанке:
— Слава Богу, хоть эта ведьма больше не шпионит за мной!
Ондайн и не подозревала, что Берта направилась прямиком к Вильяму. Пока у нее не было дурных предчувствий. Она мечтала об Уорике, вспоминая ночь, которую они провели вместе, упиваясь красотой и любовью.
Все еще в мечтах, Ондайн пошла на обед. Рауль выказывал необычайную любезность. Вдохновленная незримым присутствием Уорика, она продолжала изображать преданность и покорность. Кроме того, она так радовалась своей утренней находке в комнате Вильяма, что не заметила ничего странного в поведении дяди а он сегодня был на редкость добродушен и очарователен!
— Ваш стакан, дорогая, пуст. Поухаживать за вами?
— Да, дядя, спасибо.
— Еще мяса? Дичи?
— Пожалуй, нет. Спасибо.
— Вы сегодня выглядите немного усталой! Вам не стоит играть для нас на клавикордах или томиться в нашем присутствии. Если хотите, идите в свою комнату и отдыхайте.
— Да, я немного устала.
Устала! Да ее просто переполняла радость. Все шло по ее плану…
Подставив Раулю лоб для поцелуя, герцогиня отправилась к себе в комнату, надела ночную рубашку и стала ждать. Ожидание сменилось нетерпением и тревогой. Она сбросила с себя рубашку, завернулась в серебристый мех лисицы и принялась ходить туда-сюда около балкона в ожидании и тревоге, тревоге и ожидании.
Пришла полночь, а вместе с ней и Уорик.
Она встретила его счастливым восклицанием и обняла за шею:
— Любимый! Я так счастлива видеть тебя, но как же мне страшно! Все это так опасно…
— Стоило прийти ради одного того, чтобы услышать это от тебя. Я постарался притащить не так много грязи.
— Мне все равно.
— Люби меня…
— Люблю.
Уорик крепко обнял ее, потерся подбородком о волосы, вдыхая их аромат. Его руки касались шелковистого лисьего меха, но се кожа под ним была еще шелковистее. Он подумал, что она стала еще прекраснее.
— Люби меня прямо сейчас…
— С радостью, Уорик…
— У тебя под манто ничего нет.
— Ничего… Только та, что любит вас так безумно, милорд! — ответила она.
Вместе с полночной темнотой пришло наслаждение, тихое перешептывание в слабом мерцании поленьев в очаге! Утолив страсть, они лежали рядом, тихие и умиротворенные. Он снова пенял на ее поведение с Раулем, она припомнила ему прошлое — леди Анну и ночные прогулки в Четхэме.
— Мне нужно было скакать верхом, иначе я бы сошел с ума! — клялся он. — Теперь ты и сама понимаешь, что я не смел любить тебя.
— Значит, у тебя не было другой женщины?
— Нет, — сказал он. — С того самого дня, когда я увидел тебя.
— Ах, Уорик! — Она страстно поцеловала его, прижимаясь к нему всем телом, наслаждаясь янтарным блеском в его глазах, спокойным выражением его лица. — А как же Анна?
Он пожал плечами.
— Анна — это просто… так. Ондайн, я никогда не обманывал Женевьеву. Она была милая и нежная, но все-таки я не любил ее так, как люблю тебя.
— Ах, Уорик! — повторила она и еще раз поцеловала его.
— Что же касается Рауля… — глухо проговорил он.
— Уорик! — перебила его Ондайн, вспомнив о своем посещении кабинета дяди. — Я нашла кое-что, что помогло бы мне. Конечно, это не совсем то, что надо. На столе у дяди лежит промокательная бумага, и по отпечаткам на ней легко догадаться, что кто-то учился подделывать мой почерк и мою подпись! Но вместо радости Уорик пришел в неописуемую ярость:
— Ты что, обыскивала его комнату?
— Но это было необходимо…
— А что, если бы они тебя поймали?!
— Но…
— Нет! Я сам достану эту бумагу. Завтра. Обещай, что ты и близко не подойдешь больше к этим комнатам. Мое терпение и так уже на исходе. Я возьму все, что ты там нашла, прямо завтра, и мы уедем отсюда завтра же ночью.
Она помолчала и ткнулась лицом ему в шею.
— Уорик, но этого недостаточно.
— Что?
Она чуть слышно всхлипнула:
— Пожалуйста, дай мне еще хоть несколько дней! То, что я нашла, конечно, важно, но этого мало, чтобы оправдать моего отца!
Он вздохнул:
— Три дня, Ондайн, не больше. Я не могу выносить, что Рауль домогается тебя! На третью ночь мы уезжаем!
— Ты придешь за мной? — спросила она тихо.
— Нет, ты сама проникнешь незаметно ко мне в домик, как только кончится обед. — Он задумался. —
