Казаки пьяно переглянулись. По большому счету, всем было наплевать на крестьян, но если взглянуть с этой стороны… Дюжий десятник с серьгой в ухе стиснул кулак и тоже хрястнул им по столу:
– А пороть их!
– Верно! Правильно! – оживились за столом.
– Вот и я к тому веду, – поддакнул вахмистр, – сегодня ночью три семьи опять утекли в тайгу. Так я за ними Богуна послал.
– Вот их и пороть, как батько Друзь делал, – с пьяным упрямством стоял на своем десятник с серьгой. Вахмистр улыбнулся. Все вышло так, как он и хотел.
– Ну что ж, братья казаки, на том и порешим, – примирительно сказал он и вновь наполнил стаканы. Обед затянулся почти до темноты, и к концу вахмистр почувствовал, что и сам изрядно набрался.
Утром он проснулся оттого, что Серко тряс его за плечо. Он оторвал голову от подушки и, сморщившись, схватился за виски:
– О черт, прости Господи. Ну что там у тебя?
– Богун вернулся, дядько! – возбужденно произнес Серко.
– Всех спымал?
– Да, дядько Тороп. Но не тех, что энтой ночью утекли, а тех, что позапрошлой, и еще других с ними. Вахмистр потер гудящую голову и опять сморщился:
– Ну и черт с ним. Все одно утекли. А еще кого там спымали?
– Еще других, человек десять, вроде как из господ. И бабы с ними. Жуть какие симпатишные.
– Да-а-а. – Вахмистр зажмурился. Неужто дождался? Перед глазами снова встали те ладные барышни, которыми он попользовался во время налета на поместье. Он повернулся к казаку: – Вот что, парень. Пущай всех отведут в пустой амбар у церкви, а баб… баб веди-ка сюда.
Они шли уже третью неделю. По расчетам князя, до верховьев Панченги осталось верст тридцать – сорок. Один-два дневных перехода. За все время князь устроил две дневки, когда все отдыхали и стирались. Оба раза это происходило тогда, когда охотничья команда заваливала крупного зверя и, чтобы не бросать мясо, под руководством князя устраивали примитивную коптильню. Так что мяса было в достатке. Пантюше, кроме всего прочего принявший на себя обязанности личного врача суверена, с радостью констатировал, что при таком калорийном питании, в которое для разнообразия добавляли сушеный чеснок и лук, а также пахучую смесь доброй сотни таежных трав, даже серьезные физические нагрузки не только не ухудшили здоровья суверена, но и придали ему сил.
По-видимому, князь заранее был уверен в этом, потому что, когда профессор, вскоре после их памятного разговора в самом начале пути, отозвал князя в сторону и самым категорическим тоном заявил ему, что суверен может не выдержать подобного перехода, тот лишь усмехнулся и добродушно похлопал его по плечу:
– Не беспокойтесь, профессор, это пойдет ему только на пользу.
Но что поразило профессора больше всего, так это что, что запас лука, чеснока и таежный сбор были конфискованы как раз в день налета одним из офицеров в продовольственной лавке Катендорфа по прямому указанию князя, который счел необходимым ради этого уменьшить свои небольшие силы на целую боевую единицу.
Так что все как будто складывалось удачно. Похоже князь действительно был из тех, кто способен творить чудеса. Профессор поднял голову и поймал взглядом объект своих размышлений. В этот момент князь, шедший впереди, вдруг резко остановился и присел на корточки. Казалось невероятным, что столь внушительная фигура может укрыться за кустиком красники, но Пантюше мог поклясться, что для наблюдателя, который посмотрел бы на этот куст с противоположной стороны, князь был бы совершенно незаметен. Остальные торопливо расползлись по ближайшим случайным укрытиям.
– Ротмистр! – приглушено позвал князь. Офицер быстро направился к князю, довольно ловко передвигаясь на четвереньках, и замер слева от него, как породистая гончая, ожидающая приказа хозяина.
– Возьми троих и осмотри вон те кустики. Зайдите через овраг.
Ротмистр кивнул, знаками подозвал трех офицеров, и они, взяв барабанники на изготовку, скатились в овраг, сопровождаемые громким шуршанием прошлогодних листьев. Князь проводил их взглядом и повернулся к господину Юри. Тот улыбнулся одними уголками губ и молча скользнул вслед за ними. Казалось, его крепкие яловые сапоги не касаются земли. Профессор покачал головой. Хотя господин Юри, а иногда даже и сам князь каждый вечер, перед ужином, уводил офицеров подальше, на какую-нибудь поляну, и битых два часа гонял их, как молодых жеребцов, по сравнению с обоими иностранцами они выглядели еще очень бледно.
Вскоре из кустов послышались приглушенные крики, потом быстро, очередью, отбил три выстрела барабанник и все стихло. Князь спокойно поднялся и, кивком головы показав остальным, чтобы шли за ним, неторопливо двинулся вперед.
Пройдя шагов сорок и продравшись через густые заросли бузины, они оказались на укромной полянке, посреди которой горел небольшой, умело разложенный, почти бездымный костер. У самого костра в причудливой позе – на коленях, с широко раздвинутыми в стороны ногами и ухватившись за пятки заведенными назад руками – лежало трое растрепанных дюжих мужиков. А на краю поляны испуганно жались друг к другу с десяток женщин и детей. По напряженным, покрасневшим лицам мужиков было видно, что им было тяжело и больно, однако все трое молчали и лишь испуганно таращились на господина Юри. Хотя тот спокойно стоял в сторонке, засунув руки в карманы, а мужиков держали на мушке офицеры. Глаза офицеров недобро посверкивали, а слегка всклокоченный вид прямо указывал на то, что незаметно подобраться к противнику им не удалось. Князь остановился, окинул пленников спокойным, почти доброжелательным взглядом, потом кивнул крайнему:
– Ты! Можешь сесть как удобней.
Мужик настороженно покосился на господина Юри, тот чуть заметно кивнул, и мужик, облегченно вздохнув, распрямился и опустился на ягодицы.
– Кто такой?
Мужик поежился:
– Токов… Остин. Крестьяне мы.
Князь бросил насмешливый взгляд на валявшиеся У костра пехотные штуцера. Крестьянин уныло уставился в землю. Князь продолжал:
– А почему в лесу?
Мужик бросил затравленный взгляд на товарищей по несчастью, сглотнул и заговорил плаксивым голосом:
– Демобилизованные мы… Аккурат два месяца домой добрались. А тут обратно война. Казачки атаман Друзя налетели. Вот мы в лес и утекли…
Князь медленно кивнул и на мгновение задумался. Потом повернулся к офицерам:
– Уберите барабанники. – Затем к крестьянам: – Все можете сесть.
Те сели, с трудом распрямляя члены, на бородатых лицах выражение обреченности сменилось настороженным ожиданием. Князь присел на корточки и поворошил костер. Потом снова повернулся к крестьянам:
– Значит, казачки, говоришь?
Первый крестьянин торопливо закивал:
– Ага. Оно вроде и ничего, да токо старшой их дюже страшный. Да и озорують. У Итапа, вон, – он кивнул в сторону самого худого, – бычка свели. Вроде как реквизиция. Мы о таком только под комитетами слышали, а таперича эвон как и у нас началось.
Один из офицеров не выдержал и, наклонившись вперед, раздраженно заговорил:
– Так ведь они ж тебя от этих комитетов и защищают, дурья башка!
Однако крестьянин уже понял, кто здесь главный, и почувствовал, что он относится к ним по-доброму, а потому ответил даже задиристо:
– А нам-то один черт. Коли и те и другие грабят, так чем жа одни других-то лучше?
Офицер вскипел:
– Да ты…
