Майор чуть не рассмеялся. Уж больно потешно выглядело недоуменное лицо мужика, да и слово, прямо скажем… Он шагнул вперед:
– А кто ты такой, чтобы спрашивать? Мужик несколько мгновений стоял покачиваясь, словно пытался понять смысл вопроса, наконец его затуманенный хмелем мозг сумел-таки вписать спрашивающего в окружающий мир, он рыгнул, буркнул: «А вот атаман сейчас…» – и исчез за дверью. Среди стоящих, сидящих и лежащих кто где гуляк, несколько оживившихся было при его появлении, послышался разочарованный всхлип. Майор решил не ждать, пока до светлых мозгов атамана дойдет факт появления на территории его ставки непонятного незнакомца весьма угрожающего вида и, легонько толкнув плечом стоящего перед ним лихого вояку в съехавшем набекрень картузе, отчего тот отлетел в сторону и мешком свалился на землю, двинулся вперед.
Картина, которую он застал в избе, была абсолютно предсказуема. За широким столом, уставленным мисками и блюдами героических пропорций, на дне которых еще сохранились остатки простых крестьянских кушаний, сидело развалясь несколько человек. Все были пьяны. Давешний мужик топтался у плеча дородного мужчины, одетого несколько красочнее других, и, наклонившись к его уху, что-то возбужденно шептал. Майор усмехнулся и сделал еще два шага вперед. Атаман поднял на него осоловелый взгляд и икнул:
– Энтот, што ля?
Мужик кивнул:
– Ага.
Атаман несколько мгновений пялился на майора, силясь понять, что ему надлежит делать в этой ситуации, потом устало опустил голову на кулаки:
– А ну яго к шуту. Опосля решим, чого с им делать. А пока посади яго в поруб.
Мужик ошалело уставился на атамана, но перечить не решился. Он боком выбрался из-за стола, выдернул барабанник из кобуры, висевшей на вбитом в стену гвозде, и с опаской посмотрел на майора:
– Ты это, того… не балуй. – И он потешно выставил вперед барабанник, словно это было не оружие, а некий веский аргумент, подтверждающий обоснованность его претензий.
Майор вздохнул. Люди этого мира испытывали несколько непривычный для него пиетет перед своими примитивными железками, но что уж тут поделаешь…
– Ладно, – миролюбиво согласился майор, – в поруб так в поруб, только вот что, мил человек, я со вчерашнего утра ничего не ел, так что… – И он развел руками.
Мужик, слегка приободрившись, снова качнул барабанником и задиристо сказал:
– Давай, кормить тебя еще…
Но видя, что майор не двигается с места, торопливо сгреб со стола остаток окорока, миску с квашеной капустой и каравай хлеба, а потом, опасливо покосившись на прикорнувшего атамана, еще и бутыль с монастырским вином, в которой оставалось чуть больше половины.
– Ну, хватит с тебе, не доводи до греха.
Майор кивнул, подошел к столу, бесцеремонно отодвинул голову одного из сотрапезников, прихватил миску с картошкой, густо политой топленым маслом, бросил туда же грудку гуся и направился к двери.
Из поруба, оказавшегося просто одной из монашеских келий, майора извлекли около полудня. Его вывели на площадь, где уже собралась практически вся банда. Майор окинул взглядом изрядно помятые лица – видно, похмельный синдром был так силен, что его не снимал никакой рассол. Прямо перед ним располагались главари банды. Их физиономии тоже несли следы вчерашнего возлияния. Мужик, который вчера вечером проводил его до поруба, и на этот раз торчал за плечом атамана. Майор усмехнулся: все складывалось так, как он и ожидал. Идя вчера по следам банды, он составил довольно простенький план действий – особо не задерживаясь, разделаться с верхушкой, уполовинить число остальных бандитов, а прочих запугать до такой степени, чтобы им никогда больше и в голову не пришло выйти на большую дорогу. Но к тому моменту, когда он пришел в деревушку, почти все ватажники были уже в таком состоянии, что хоть четвертуй их на месте – а ничего, кроме пьяного мычания, от них не услышишь. Так что акция устрашения не имела бы никакого смысла. Позже, вглядываясь в развеселые простецкие лица, майор пришел к выводу, что основной причиной, почему эти люди сбились в банду, была бесшабашность да обыкновенная безнаказанность. Хотя, судя по рожам главарей, костяк банды составляли настоящие налетчики, возможно, даже «деловые» со стажем, остальные же были, скорее всего, крестьяне из окрестных деревень, и у него даже мелькнула мысль, не создать ли на базе этой банды что-то вроде партизанского отряда. Это было бы весьма кстати в преддверии наступления «соратников». Вот почему он вчера безропотно отправился в поруб, решив плотно поужинать и отоспаться. Он был уверен – атаман непременно позаботится о том, чтобы подготовить для него сценическую площадку, как раз такую, какая и требовалась для реализации его плана. И не ошибся.
Атаман, страдальчески морщась, но при этом стараясь выглядеть грозно, вопросил:
– Ну, че скажешь?
Майор с нарочитым безразличием посмотрел вокруг. Шестеро главарей сидели на вынесенных из избы стульях, за ними и по бокам стояло еще человек десять. Эта компания расположилась вольготно, занимая почти половину небольшой площадки. Остальные толпились на той стороне, где стоял майор, позади него, точно крестьяне на сельском сходе перед старостой, урядником и уездным старшиной. Что ж, все как он и предполагал. Майор решил как следует присмотреться к главарям. Надо было решать, кого он оставит в живых. Ибо скучившемуся за его спиной стаду требовался вожак. Иначе перепуганные тем, что скоро произойдет, крестьяне попросту разбегутся.
– Эй ты, ыбло, я тебя спрашиваю? – подал голос недовольный атаман.
Майор посмотрел на него в упор:
– А кто ты такой, чтобы спрашивать?
– Чего-о-о? – удивленно протянул атаман, вытаращив глаза, потом быстро зыркнул по сторонам. Лицо его налилось злобой. – Ах ты…
– Я – генерал, князь Росен, личный военный советник его величества суверена. – Он высоко поднял голову и застыл на миг в гордой позе, дабы подчеркнуть весомость своих слов, и вдруг совсем другим тоном, с насмешкой в голосе спросил: – А что, не найдется ли здесь кого-нибудь, чтоб объяснил мне, кто такой этот убогий и что он здесь делает?
Эта фраза понадобилась ему, чтобы максимально ограничить рамки ответных действий атамана. Он решил его убрать, но совершать НЕМОТИВИРОВАННОЕ убийство ему не хотелось. Сзади возбужденно загалдели. Атаман вскинулся:
– Это какого ж такого суверена?
Князь презрительно улыбался. Как легко заставить этих людей поступать так, как хочет он.
– Повторяю для убогих: его величество Коней Второй.
Атаман зашелся злым смехом, но ненадолго – что-то насторожило его в том, как возбужденно загудела толпа, и особенно в подозрительном спокойствии своих по-дельников. Он резко оборвал смех:
– А нет у нас никакого суверена. Был да и сплыл весь. Отрекси.
Князь усмехнулся:
– Уже нет. Увидев, что такие козлы, как ты и твои прихлебатели, – он покачал перед собой пальцем, как бы обводя тех, что находились перед ним, – натворили со страной, суверен аннулировал свое отречение. – Князь шагнул вперед и зловещим полушепотом завершил свою речь: – Все, кончилась ваша вольная жизнь. Скоро таких, как вы, всех к стенке поставят.
Это была последняя капля. Атаман вскочил на ноги:
– Ax ты ыбло… А ну, паря, хватай его! Он нас к стенке поставить хочет, так мы его первого…
Но тут поднялся со стула один из атамановых товарищей, кряжистый мужик с плечами молотобойца:
– Постой, Гугля, тут разобраться надо.
Атаман ожег его бешеным взглядом и, развернувшись, ударил кулаком в челюсть. Ударил с такой силой что, казалось, звон прошел, но мужик даже не пошатнулся, только чуть откинул голову. Над поляной повисла мертвая тишина. Мужик утер кровь, сочившуюся из разбитой губы, и медленно покачал головой:
– Значит, вот оно как…
