превратные выводы.
Я заметила, как леди Реджина отвела от меня удивленный взгляд, и поняла, что не одни Коулы пришли к этому превратному выводу. Тем не менее я решила высказаться до конца.
— Я вполне в состоянии обеспечить своего сына, — сообщила я, — а потому решительно отказываюсь принять великодушный дар лорда Девейна.
После этих слов все долго молчали. Первым заговорил Сэйвил. Он снова обратился к поверенному.
— Хочу еще кое-что уточнить, мистер Миддлмен, — сказал он. — Если не ошибаюсь, наследство оставлено не миссис Сандерс, так ли?
— Вы совершенно правы, милорд. Оно оставлено персонально мистеру Николасу Сандерсу.
Я уставилась на старого законника и с вызовом спросила:
— Хотите сказать, что я не имею права отказаться? Я мать Николаса.
За него ответил Сэйвил. Голос его звучал чуть иронично, к чему я уже немного привыкла:
— Именно это, уважаемая леди, и хочет сказать мистер Миддлмен.
Я резко повернулась к Сэйвилу, сидящему слева от меня:
— Но я не хочу этих денег!
Он слегка склонил голову и сказал так, чтобы его слова могла слышать только я:
— Они на обучение вашего сына, Гейл.
Я была так обозлена, что не обратила внимания на это интимное «Гейл».
— Деньги на его обучение буду копить я! А к чужим не притронусь!
— Если женщина не хочет денег, — прогудел мистер Коул, — зачем ее принуждать?
Никто не поддержал его. Даже собственная дочь: видимо, еще не пришла в себя после моего заявления.
— У вас нет выбора, миссис Сандерс, — примирительно сказал Миддлмен. — Деньги завещаны не вам, а вашему сыну. Закон есть закон. Вы не имеете права отказываться от них.
— В таком случае, — нашла я выход из положения, — я возьму их и затем сразу верну.
Мистер Коул издал презрительный смешок:
— Посмотрел бы я, как вы это сделаете.
— Она сумасшедшая! — крикнула Гарриет. — Ей нельзя доверить и один пенс!
— По-моему, все это начинает напоминать цирк, — заметил Роджер с неодобрением.
Мистер Миддлмен терпеливо объяснил:
— Вы не вправе распоряжаться этой суммой, миссис Сандерс, поймите, пожалуйста. До совершеннолетия вашего сына, до того дня, когда ему исполнится двадцать один год, все деньги, согласно завещанию, находятся в распоряжении графа Сэйвила… А теперь я продолжу, с вашего позволения.
Я сидела молча, пока он дочитывал завещание Джорджа. Мы услышали, что основное свое состояние, составляющее более тридцати тысяч фунтов, покойник оставил Гарриет и дочерям Марии, Френсис и Джейн.
Когда мистер Миддлмен замолчал, я поднялась со своего места, собираясь пойти наверх и в одиночестве обдумать то, что произошло. Но Сэйвил удержал меня за локоть и негромко сказал:
— Прошу вас пройти в мой кабинет, Гейл. Я хочу поговорить с вами.
На этот раз я обратила внимание на его неофициальное обращение — Гейл.
Мы прошли через долгую галерею, миновали семейную столовую, большую столовую, гостиную, музыкальный салон, главный холл и еще Бог знает сколько комнат и коридоров, прежде чем добрались до его кабинета. Это была совсем небольшая комната, по-деловому обставленная, без излишней роскоши, и мне подумалось, что здесь действительно можно заниматься делами. Массивный дубовый стол был завален бумагами, на конторке лежали бухгалтерские книги.
Справа от камина стояла обитая зеленым бархатом софа, куда Сэйвил предложил мне сесть и сам опустился рядом. Я сидела, не поднимая головы, уставившись на свои руки, сложенные на коленях.
Наступило длительное молчание. Видимо, он хотел, чтобы я заговорила первой.
— Я не желаю этих денег, Сэйвил, — сказала я наконец. — Вы можете меня понять?
— Неужели мнение других людей, — ответил он сразу, — для вас важнее, чем благополучие сына?
Я вскинула голову.
— Вы всерьез полагаете, Сэйвил, — с горечью произнесла я, — что меня так сильно заботит мнение других людей о моей особе? Я думаю о другом. О том, что скажу в свое время Никки. Как объясню, что чужой человек оставил ему крупную сумму денег? Сейчас мальчик не спросит об этом, ему всего восемь. Но я буду постоянно ожидать от него этого вопроса.
Он внимательно посмотрел на меня. В янтарного цвета глазах сквозило сочувствие.
— Да, — согласился он, — вы правы.
— Значит, вы понимаете меня? — спросила я с надеждой. — И поможете избавиться от этого нежданного наследства?
Его глаза слегка сузились. Внезапно я с ужасом поняла, что не могу сейчас думать ни о чем другом — только о том, что он сидит так близко от меня, и я ощущаю тепло его тела, вижу движение губ…
Сэйвил сказал задумчиво:
— Что, если я найду способ оставить эти деньги и Никки никогда не узнает об их происхождении?
«Но ведь об этом буду знать я!» — пронеслось у меня в голове.
— Нет. — В моем голосе была твердость. — Я не хочу такого решения.
Сэйвил наклонился ко мне, и я невольно попыталась отодвинуться.
— Послушайте, Гейл, — заговорил он, ничем не выдав, что заметил мое испуганное движение. — Какое бы зло ни причинил вам Джордж, забудьте об этом. Моего кузена уже нет на свете. Примите его последний дар во имя сына.
Я покачала головой.
— Вы ничего не знаете, — произнесла я с трудом. — И не можете понять.
— Но вы уже не накажете Джорджа, отказавшись от денег. Наказан будет только ваш сын.
Я вскочила с софы и заняла более безопасную для себя позицию — позади стола.
Оттуда я сказала:
— Я никогда не прощу этого человека! Никогда! И не притронусь к его деньгам.
Сэйвил тоже поднялся на ноги, но в отличие от меня сделал это медленно и никуда не отошел от софы.
Когда он заговорил, голос его звучал спокойно, даже сухо:
— Вас можно сравнить с хрупкой фарфоровой статуэткой, но на самом деле вы крепки, как скала.
Я с вызовом встретила его неодобрительный взгляд.
— О нет, милорд, я вовсе не из фарфора. Жизнь сделала меня из другого материала. Научила выживать без чьей-либо помощи. И мне ничего не остается, как продолжать это делать. Я не нуждаюсь в запачканных кровью деньгах Джорджа и сама позабочусь о своем сыне!
— Запачканных кровью? — повторил Сэйвил.
Я поняла, что и так уже сказала слишком много, и, покачав вместо ответа головой, отвернулась от него.
Мне показалось, что наше молчание длится вечность. Наконец он сказал:
— Что ж, оставим этот разговор. Если вы вдруг измените свое решение, дайте мне знать. Так или иначе, деньги будут в сохранности до того момента, когда вашему сыну исполнится двадцать один год.
Я попыталась было протестовать, но осеклась, поняв всю бесполезность своих доводов. На моей стороне были эмоции, на его — буква закона. В конце концов, до совершеннолетия Никки еще далеко, а когда придет время, если все останется по-прежнему, можно будет вернуться к разговору о наследстве.
Глава 9
Время до моего отъезда из замка протекало мирно и спокойно. Коулы, после того как хозяин несколько раз одернул их, притихли, понимая, видимо, что сторонников у них здесь не было и нет. Я провела вторую ночь намного спокойнее, чем предыдущую, придя к заключению, что самого плохого, чего можно было ожидать, не случилось: Джордж подтвердил, что я и Томми являемся родителями Никки, и теперь по возвращении домой я могу со спокойной душой повторить ему (немного солгав при этом), что единственной целью моей поездки было посмотреть породистого скакуна в конюшнях графа Сэйвила. И лгать о том, как
