частные учителя и учебные заведения. Материальная поддержка школ зависела от каприза властей и богатых покровителей. В конце обучения преподаватели могли рассчитывать на плату от учащихся, а их постоянным приработком была переписка рукописей, за которые платили немалые деньги.
Здесь были мусульманских школ начального и повышенного начального образования четырех типов. В
Высшее образование мусульмане Индии получали в
Обучение в медресе шло на фарси (персидский язык), но студенты-мусульмане обязательно изучали и арабский. В программу входили грамматика, риторика, логика, метафизика, теология, литература, юриспруденция. Обучение было по преимуществу устным.
Школьное образование предназначалось мальчикам, но почти в каждой богатой семье содержались учителя для обучения девочек.
Примечательные попытки реформирования средневековой системы мусульманского образования в Индии относятся к XVI веку, когда основатель династии Великих Моголов Бабур (1483–1530) счел необходимой организованную подготовку в школах верных слуг государства. Продолжая эту политику, император Акбар (1542–1605) и его ближайший советник Абу-л Фазл Аллами (1551–1602) предприняли меры по изменению и обновлению системы образования и воспитания.
Аллами выступил против деспотического домашнего воспитания, религиозного фанатизма и сословности обучения. Источником человеческих пороков он считал дурное воспитание. Впрочем, как правоверный мусульманин он признавал и божественную предопределенность жизни и характера человека. А император Акбар предполагал ввести в обязательные учебные планы светские науки: арифметику, алгебру, геометрию, медицину, агрономию, основы управления, астрономию. Подобные новшества отражали стремления приблизить школу к практическим потребностям своего времени. Вот как об этом говорил Акбар: «Никто не должен пренебрегать требованиями дня». При дворце была школа для девочек, где изучались гуманитарные науки и фарси.
Акбар попытался ввести для всех подданных, независимо от касты и вероисповедания, единое светское образование. Но все эти планы по большей части остались нереализованными.
Образование Китая
Китай, полагают, имеет длинную историю, — более длинную, нежели Византия или арабский мир: уже в очень далекой древности тут достигли много всяческих успехов. Трудно объяснить, почему же в таком случае культуры Китая и Европы встретились лишь в Средние века, причем Китай был открыт европейцами. Еще труднее понять, почему Китай, имея приоритеты во всех отраслях науки и техники, заимствовал иностранные изобретения в конце тех же Средних веков.
Еще больше необъяснимого обнаруживают специалисты, когда берутся за изучение отдельных сторон культурной жизни Китая. Например, можно ли было ожидать, что Древний Китай — это одновременно и Средневековый Китай?.. Однако именно это утверждает А. Н. Джуринский в своем очерке о китайской педагогике:[33]
«Средневековая эпоха заняла в истории Китая громадный временной отрезок — с конца I тысячелетия до н. э. до конца XIX в. Эта эпоха складывалась из ряда периодов, каждый из которых отмечен определенными тенденциями и событиями в педагогической мысли и школьном деле».
Сразу после этого историк, почему-то пропустив 800 лет «средневековой эпохи» (которая в Китае, оказывается, началась за тысячу лет до н. э.), тратит ровно сорок слов, чтобы охарактеризовать письменность и школьную систему Китая II века до н. э. Возникшая ещё до начала н. э. система удержалась, оказывается, аж до ХХ века:
«При династии Цинь (II в. до н. э.) были произведены упрощения и унификация иероглифической письменности, что существенно облегчило обучение грамоте. Была создана централизованная система из правительственных (казенных) школ (Гуанъ сюэ) и частных школ (Сы Сюэ). Подобная типология учебных заведений просуществовала до начала XX в».
Затем в трех абзацах умещены двенадцать столетий, вплоть до Х века н. э. Мы узнаём из этих трех абзацев: о бумаге, о трехступенчатой системе образования (начальные, средние и высшие школы), о конфуцианстве как официальной идеологии воспитания и образования, об экзаменах на ученую степень, чтобы занять место в государственном аппарате, о появлении заведений университетского типа. Тут же помещен список пяти классических конфуцианских трактатов: «Книга перемен», «Книга этикета», «Весна и осень», «Книга поэзии», «Книга истории». Три абзаца на всё! Можно смело сказать, что это изложение не исторических сведений, а перечисление предрассудков и ошибок, потому что ничего другого об этом мнимом «Китае» неизвестно.
Следующие два абзаца в книге Джуринского посвящены XI и XII векам. О Византии этого времени сведений — масса. Здесь же мы лишь узнаем, что
При монгольской династии Юань (1279–1368), полагают историки, наряду с традиционными типами учебных заведений распространяются
Более достоверны сведения о Китае, относящиеся к династии Мин (1368–1644). В течение этого времени возникли предпосылки организации всеобщего начального обучения. Увеличивалась сеть учебных заведений элементарного образования. В Пекине и Нанкине наконец-то появились учебные заведения для подготовки кадров высшей администрации. Проводилась жесткая регламентация государственных экзаменов: экзаменующимся вменялось писать определенным стилем, сочинение должно было составлять восемь разделов со строго ограниченным числом иероглифов.
Здесь мы дадим краткий обзор китайской истории — откуда она стала известна, и как складывалась.
Считается, что первым европейцем, сообщившим в XIII веке сведения о Китае, был Марко Поло. Пережитое и описанное им было настолько непривычным, что общая реакция на его книгу варьировалась от бешеного энтузиазма до резкого недоверия. Современники обвиняли его в преувеличениях, а в XIX веке вся книга воспринималась как мистификация. И неудивительно: Марко «не заметил» в Китае Великую стену, популярный напиток чай, развитую печать. Он не увидел никаких особенностей китайского письма, что представляется весьма странным упущением для лица, полагавшего себя хорошим лингвистом и овладевшим четырьмя местными языками. Проще предположить, что Марко Поло в Китае не был.
В своей книге он представил Китай в виде купеческого рая. О чем бы он ни писал, — обязательно в превосходной степени. Например, в описании Ханчжоу сказано, что это город
Еще один «свидетель», Плано Карпини, тоже в Китае не был.
Другой путешественник, фламандский францисканец Вильгельм Рубрук идентифицирует Китай со страной, населявшейся в древности
Иоанн Монтекорвино в начале XIV века пытался основать постоянную миссию в Ханбалыке. Его письма в Европу представляют интересный источник с точки зрения описания религиозной жизни, но в них же можно прочесть, как император восхищался пением церковного хора мальчиков, купленных, крещенных и обученных латыни. Сообщение сомнительное, ибо императора, по местным правилам, никто не мог видеть.
Одорик Порденоне приехал в Китай в начале 20-х годов XIV века. Он как эхо повторяет описания, сделанные Марко Поло о великолепии городов, населенности страны, мастерстве жителей и плодородии природы; описывает Кантон так, как если бы он был отдельным городом-государством наподобие Венеции. Восхищаясь различными экзотическими деталями, впервые упоминает бинтование ног и длину ногтей, как знак благородного происхождения.
В XVI веке португалец Галеот Перейра побывал узником в Южном Китае с 1549 по 1552 год; он сидел в тюрьме за контрабанду. Его описание довольно коротко и в основном замечательно тем, что мнение о китайской юридической системе дано очевидцем:
«Я буду говорить о том, как китайцы придерживаются судопроизводства, чтобы стало известно, насколько эти уступчивые люди этим превосходят христиан, делая все справедливо и по совести».
Еще одно описание принадлежит монаху-доминиканцу Гаспару да Круцу (1556). Он был в Китае всего лишь несколько месяцев, но и его поразило процветание страны. Даже жалкий удел кантонских жителей на воде, образ жизни которых, судя по отчету монаха, не слишком отличался от современного, и тот при сравнении с жизнью бедноты в Португалии говорил в пользу Китая.
Наконец, испанец Мартин де Рада посетил Фуцзянь в 1575 году.
Сообщения этих трех путешественников XVI века послужили базой для написанной Мендозой истории Китая, которая долго после ее публикации в 1585 году оставалась классической книгой об этой стране. Изданная до конца столетия тридцать раз, переведенная на все основные европейские языки эта книга, без сомнения, оказала огромное влияние на историческую науку и современников; ведущие мыслители того времени, такие, как Рэйли и Ф. Бэкон, почерпнули свои знания о Китае почти исключительно из нее.
Отраженное в ней видение Китая все еще характеризовалось впечатлениями о богатстве и процветании, — в плане широко распространенного достатка. Здесь же сделан новый акцент на значимости справедливого администрирования и управления страной. Но в этой работе не было хоть какого-то описания интеллектуальной жизни китайцев и идеалов, которые лежали в основе той самой «справедливости», которая столь высоко ценилась. Путешественники XVI века проводили свои наблюдения на рыночной площади, но не имели доступа к тайнам духовной жизни. А со временем концепция великолепия и легендарного благосостояния Китая трансформировалась от относительной правды в полный миф.
