западноевропейским (более 200 страниц) разделами. Более того, почти половина византийского раздела посвящена картам Птолемея в византийских рукописях «Географии», обнаруженной в XIII веке Максимом Планудом. За вычетом Птолемея (пусть его учение и было важным для Византии) на собственно византийскую проблематику остается только 7–8 страниц (напомним: для западного средневековья — 200 страниц).
Итак, что же входит в понятие византийской картографии? Освальд Дилке рассматривает собственно четыре памятника: «Космографию» Равеннского Анонима (ок. 700 года),[13] «Христианскую топографию» Косьмы Индикоплова с картами и две мозаичные карты из Мадабы и Никополя (все VI века). Первый памятник не содержит карт и написан на латинском языке, а мозаика из Никополя только с натяжкой может считаться картой. Так что получается, речь идет практически лишь о двух памятниках картографии: о космографических рисунках Косьмы и о карте Святой земли на мозаичном полу христианской церкви в Мадабе, обнаруженной в 1884 году при закладке нового храма.
Мадабская карта изображает Палестину и сопредельные страны. Она несколько вытянута с запада на восток, поэтому Нил изображен текущим в этом направлении, а Палестина и ее северные соседи растянуты по горизонтали. Карта достаточно велика (24х6 м). Ее составитель попытался представить на ней все географические объекты, упоминаемые в Новом завете и значительную часть мест, о которых говорится в Ветхом завете. Наименования, не фигурирующие в Писании, даются лишь тогда, когда на карте имеется свободное место. Часто рядом с названием города, селения или реки приводится цитата из Библии, где о них идет речь. Почти все указанные на карте из Мадабы объекты соединены дорогами.
Картограф не соблюдает масштабов, показывая более крупно одни области, мельче — остальные. Особенно крупно даны города. Здесь есть изображения общественных зданий и сооружений, церквей. Автор рисует подробный и точный план Иерусалима, причем, если масштаб всей карты в среднем около 1:15 000, то Иерусалим дан в масштабе 1:1600. Представлены в изображениях некоторые отдельные загородные здания, особенно церкви.
Карта очень красочна: из разноцветных смальт сложены долины и горы, синими, коричневыми и черными волнистыми линиями изображены морские волны, разноцветны города.
Почему же на протяжении почти тысячи лет византийской истории — от IV до XV века, мы кроме этих образцов ничего не имеем от картографии, будь то практической (сухопутной или морской) или научно-теоретической? В затруднении находится и Освальд Дилке, называя этот факт «парадоксальным».
А. В. Подосинов предлагает несколько объяснений такого парадокса. Или наше знакомство с византийской культурой и ее источниками пока слишком ограничено, и со временем мы сможем обнаружить больше следов картографической активности византийцев. Или византийцы, несмотря на всю преемственность своей науки и культуры от античной, действительно утратили навыки картографирования. А кстати, от Греции и Рима тоже дошло не больше десятка артефактов, половина из которых (если не все) к тому же сохранилась в средневековых копиях.
Дальше А. В. Подосинов пишет:
«На наш взгляд, возможно и третье объяснение, которое заключается в отрицании самого существования картографии в современном ее понимании не только в Византии, но и в античном греко-римском мире, для которого традиционно постулируется значительное развитие картографии. Если первые два объяснения лежат, что называется, на поверхности, то последнее нуждается в дополнительном методическом и фактическом рассмотрении».
Вот с этим мы абсолютно согласны. Необходимо дополнительное рассмотрение проблемы. Отказываясь от рамок, налагаемых традиционной хронологией, мы можем обнаружить, что именно с Византии начинается развитие географии и картографии.
География Византии
Обычно человек не проявляет интереса к тому, с чем он сталкивается повседневно. Он просто этого не замечает, воспринимая обыденное, как само собой разумеющееся. Удивление и интерес вызывает нечто необычное и впечатляющее. И только научившись работать с такими явлениями, некоторые из людей «научились» удивляться и обыденному. Потому что по сравнению с «необычным» «обычное» стало особенным.
Для того, чтобы начать изучать свой ландшафт, надо было увидеть или услышать о другом. Чтобы понять, хорошая или плохая у тебя земля, климат и прочее, надо было познакомиться с другим.
Поэтому нет ничего странного, что первыми из людей занялись географией жители новой империи из числа тех, кто, занимаясь торговлей или государственными делами, увидели за достаточно короткое время много чудес в новых для них землях. Так возникло то, что называется географией Древней Греции, а мы будем называть ее эллинской или языческой, как ее называли византийские отцы церкви в период формирования новой церковной идеологии.
География эллинская и ветхозаветная
В отличие от Западной Европы, для которой эллинская география была как бы принесенная извне, для византийской это была своя, которую следовало заменить или улучшить, если удастся согласовать ее с новой христианской идеологией. Поэтому решающую роль в формировании раннесредневековой (VI–VII веков) географической теории сыграли представители византийской или, как их иначе называют, греческой патристики. И в этой сфере тоже, как и во всех иных научных вопросах, их главным исследовательским методом стала экзегеза — толкование Священного писания. Естественно поэтому, что содержавшиеся в Библии географические положения и выводы предопределили как особый интерес экзегетов к определенным аспектам географической проблематики, так и их основные теоретические заключения.
Следует отметить, что Библия не содержит сколько-нибудь определенной географической концепции и позволяет составить лишь самое общее представление об устройстве мироздания. Скажем прямо: ветхозаветные мировоззренческие сообщения часто попросту повторяют воззрения «эллинов» со всеми их противоречиями.
Так, в Ветхом завете Земля предстает плоским кругом, ограниченным куполообразным небесным сводом, но из некоторых высказываний следует, что земная плоскость имеет концы (то есть она — не круг), а небо зиждется на опорах и столпах, но не лежит непосредственно на земле. По форме небо напоминает шатер (скинию), но иногда о нем говорится как о тонкой ткани, распростертой над землей. При этом, говоря о небесах, Библия имеет в виду два разных неба. Нижнее — Твердь небесная. На ней снизу крепятся светила, ее противоположная плоскость служит дном небесного моря. Верхнее небо — крыша своеобразного двухэтажного здания, которое образует Вселенная. Причем во втором Послании к коринфянам у апостола Павла есть упоминание и о третьем небе.
Воды, сосредоточенные над «твердью небесной», проливаются на землю в виде дождя через особые окна. Однако в другом месте говорится об облаках, как о хранилище воды. Земные же воды окружают всю сушу, но не способны ее затопить.
Протяженность земли и высота небес недоступны человеческому уразумению. В Ветхом завете декларируется принципиальная невозможность для человека установить их размеры, что заставляло в дальнейшем христианских богословов скептически воспринимать попытки эллинских ученых вычислить длину и ширину ойкумены.
Писание содержит несколько конкретно-географических постулатов, оказавшихся в центре внимания раннесредневековой географии. Это утверждение о том, что в середине земли находится Иерусалим, указание о земном местоположении Рая и о четырех райских реках: Тигре, Евфрате, Геоне и Фисоне, а также краткие и смутные упоминания о народах Гоге и Магоге. Перед христианскими географами вставали проблемы идентификации Геона и Фисона, разрешения противоречия между определением Тигра и Евфрата как райских рек и тем фактом, что все их течение от истоков до устья было хорошо известно ученым, и, наконец, проблемы локализации Рая и места обитания Гога и Магога.
Сказанным в основном исчерпывается содержащийся в Библии географический и космологический материал. Его крайняя противоречивость и фрагментарность предоставляли экзегетам широкие возможности для дискуссий; не случайно раннехристианские географы с одинаковым успехом подкрепляли библейскими цитатами взаимоисключающие суждения. В то же время именно Библия заставила большинство деятелей патристики принять некоторые космогонические догмы (например, о двух небесах), не связанные с эллинской традицией и не вытекающие из непосредственного опыта, а также отвлекла интеллектуальные силы теоретиков на решение надуманных псевдогеографических проблем.
Большая часть памятников, в которых христианские богословы разрабатывают проблемы космогонии — это «Гексамероны», комментарии к 1-й Книге Бытия («Шестодневу»). Надо сказать, что подобные работы пишутся и сегодня. В них пытаются согласовать сегодняшние знания с приведенным в Библии описанием творения мира. «Шестоднев» был единственной частью Библии, дававшей христианскому мыслителю повод поразмышлять об этих важнейших научных и философских проблемах. Неудивительно, что «Гексамероны» составили целый жанр богословской литературы в большинстве христианских стран. И на Запад, вероятно, попадали именно эти произведения, а не эллинские, которые стали известны уже по ссылкам в «Гексамеронах».
Европейцам эти тексты были известны только по названиям и именам, поэтому, когда их стали переводить с арабского и греческого, то сразу же записали в древние — правда, без дат.
В восточнохристианском богословии сложились две основные космогонические школы, которые ориентировочно можно обозначить как антиохийскую и каппадокийско-александрийскую.[14] Их отличия определялись степенью зависимости от античного наследия (очень сильной в Александрии, где все это и создавалось, и незначительной в Сирии) и привязанностью богословов этих школ к разным методикам экзегезы: буквалистикой у антиохийцев, аллегорической у египтян, и промежуточной у каппадокийцев. Можно предположить, что тогда здесь и создавалась античная география.
Антиохийская космография
Все без исключения представители антиохийской школы отвергали теорию шарообразности земли и считали ее плоской. Так, о Феодоре Мопсуэстийском Иоанн Филопон сообщает, что он представлял себе мир в виде рассеченного по оси цилиндра, так что в основании его находился плоский четырехугольник,
