— А кто к нам пришел! — восторженно завопил художник Королев, не поворачивая головы. — Виталий Валентинович, выгоните этих тунеядцев. Работать не дают!
— Все те же лица, — холодно заметил Подручный. — А что здесь делают слесаря?
— Нашел! Вот она! — выкрикнул шалопай Клепиков, оборачиваясь. — Пиши: порт в Колумбии — Буэнавентура.
Тут он, понятно, осекся.
— Кроссвордики, значит, разгадываем, — вазелиновым голосом подытожил Виталий Валентинович. — А главный инженер дозвониться не может. Саня! Шура! Ну-ка заканчивайте. Есть работа. Во-первых, знаком вам этот…
Подручный не договорил. Что в ту, что в другую сторону коридор был пуст. Железяка исчезла.
Если до этого момента путь предмета, принятого отдельными лицами за макет автоматического захвата, можно было обозначить непрерывной линией, то теперь он рисуется нам извилистым пунктиром или даже беспорядочной россыпью точек.
Так, две библиотекарши вспомнили, что с ними в лифте на четвертый этаж поднималась уродливая болванка на четырех ножках, об которую и были порваны французские колготки.
Группа сотрудников, спускавшаяся с шестого этажа в столовую, также засвидетельствовала наличие железяки в лифте. Мало того, двое из них признались, что в связи с теснотой они выставили железяку на третьем этаже, нехорошо о ней отозвавшись. Может, до, а может, после этого (разложить события по порядку так и не удалось) в отделе Подручного раздался возмущенный женский голос: 'Кто мне поставил на «Бурду» эту уродину?' Ответом был вялый голос из-за кульмана: 'А-восемь. Убит.' Там резались в морской бой.
Кроме Подручного, опознать предмет было некому. Виталий Валентинович в ту пору отчитывался перед главным в пропаже макета, так что после краткого разбирательства железяку вынесли на лестничную площадку, где она приняла посильное участие в перекуре. Иными словами, на нее сел один сотрудник, предварительно подстелив носовой платок. Железяка крякнула, но стерпела.
Забегая вперед, скажем: если бы этот сотрудник знал, на что сел, он бы вскочил, как с раскаленной плиты, и зарекся курить в рабочее время.
Главный возвращался из инспекционного набега на отдел полутяжелой полуавтоматики, когда удивительно знакомый неприятный голос с лестничной площадки изрек невероятную фразу:
— Если мы делаем мелочь, — сказал голос, — мы делаем мелочь… мелочь… — Тут он запнулся, начал заикаться и очень неуверенно закончил: — Чем мельче, тем лучше. Фирма!
Главный остолбенел. Последовало слабое шипение, и сочный баритон инженера Бухбиндера произнес:
— Как же им не гореть, если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете, что уже всему институту известно.
— А сам он что же? — вмешался другой голос, обладателя которого главный не вспомнил.
— Кто? Леша? Ты что, смеешься? Это тебе не докладную директору накатать.
Главный задохнулся от возмущения. Когда? Каким образом узнали? И кто бы мог подумать: Бухбиндер! 'Ну, я сейчас покажу вам Нунция', — подумал он, но тут уже произошло совсем непонятное.
— Как же им не гореть, — снова заладил баритон, — если они Нунцию диссертацию делают? Редакторы компонуют, машбюро печатает, даже копирку запряг. Причем в таком строжайшем секрете…
И диалог повторился слово в слово, как будто кто-то дважды прокрутил одну и ту же запись. Запахло горелой изоляцией.
Главный вылетел на площадку и, никого на ней не обнаружив, стремительно перегнулся через перила. Виновных не было и внизу. Клокоча от гнева, он обернулся и увидел макет автоматического захвата, позорно утерянный Подручным.
Ворвавшись к себе в кабинет, главный потребовал Виталия Валентиновича к телефону.
— Вы нашли макет? — ядовито осведомился он. — Ну, конечно… Почему я вынужден все делать за вас? Представьте, нашел… Нет, не у меня… А вот выйдите перед вашим отделом на лестничную площадку и увидите.
Разделавшись с Подручным, главный достал толковый словарь и выяснил значение слова 'нунций'.
— Бухбиндера ко мне! — коротко приказал он и вдруг замер с трубкой в руке.
Он вспомнил, кому принадлежит тот неприятно дребезжащий голос, сказавший возмутительную фразу насчет мелочей. Это был его собственный голос.
Тем временем девять блондинок и одна принципиальная брюнетка парами и поодиночке потянулись из столовой в редсектор.
— Глядите-ка! — радостно оповестила, входя, молодая бойкая сотрудница. — Опять Подручный свою табуретку принес.
Вряд ли железяку привело к двери кабинета праздное любопытство.
Скорее она надеялась досмотреть чертежи, от которых ее оторвали утром. Но у Ахломова была странная манера запирать свой закуток на два оборота даже на время минутной отлучки.
— Вы подумайте: таскать тяжести в обеденный перерыв! — продолжала зубоскалить молодая особа. — Вот сгорит на работе, что будем делать без нашего Виталия Валентиновича?
— Успокойтесь, девочки, — отозвалась Альбина Гавриловна, обстоятельно устраиваясь на стуле. — Такой не сгорит. Это мы с вами сто раз сгорим.
Железяка слушала.
— Ни он, ни помощница его, — поддержала принципиальная брюнетка Лира Федотовна.
— А что, у Подручного заместитель — женщина? — робким баском удивилась новенькая.
— Перед тобой в очереди стояла. В белых брюках в обтяжку.
— Просто не понимаю! — Лира Федотовна возмущенно швырнула карандаш на стол. — В нашем возрасте носить брючный костюм!
Минут пять она возмущалась, потом немного остыла и снова взяла карандаш. В углу прекратила стук пишущая машинка.
— А Пашка Клепиков, — сказала машинистка, — опять вчера Верку из светокопии провожал. Марийка все утро проревела.
— Не по-ни-ма-ю! — Карандаш Лиры Федотовны опять полетел на стол. — Два месяца как расписались! У них сейчас ласковое отношение должно быть друг к другу, а он…
Неожиданный вздох Альбины Гавриловны вобрал не менее трети воздуха в помещении.
— И зрелым женщинам хочется ласки, — мелодично сказала она.
Железяка слушала.
Несколько минут работали молча. Потом молодая бойкая сотрудница подняла от бумаг восторженные глаза:
— А у жены Ахломова…
Несомненно, ей крупно повезло. Спустя секунду после того, как она нанесла последний штрих на семейный портрет любимого начальника, в дверях показался розовый носик легкого на помине Ахломова.
Ахломов увидел железяку. В следующее мгновение он уже был у себя в кабинете и с треском набирал номер.
— Подручного мне!
Редсектор замер.
— Где? У главного? — И через секунду — другим голосом: — Алексей Сергеевич, Подручный у вас? Скажите ему, пожалуйста, пусть придет и заберет свой макет… А у меня под дверью… А я не знаю… А это вы у него спросите… Жду, жду… А то об него спотыкаются, повредить могут.
Пришел совершенно пришибленный Подручный и, воровато озираясь, унес железяку к слесарям.
Слесарь Саня одиноко и неподвижно восседал на стуле в электрощитовой и через равные промежутки времени с хрустом зевал. В глазах у него отражались лампочки.
— А где Шура? — спросил Подручный войдя.
Саня медленно-медленно повернул голову и с неодобрением осмотрел вошедшего.
— Вышел, — апатично изранил он.
— Вышел? Ну ладно… Саня, вот это нужно довести до кондиции.
Саня с неодобрением осмотрел то, что принес Подручный.
— Видишь, Саня, корпус прямоугольный, а его скруглить надо. — Виталий Валентинович был неприлично суетлив. — Вот эти уголочки надо снять, а вот здесь мне потом сварщик крючочки приварит. Погоди, я тебе сейчас эскизик набросаю. Вот тут, тут и тут. И ради бога, Саня, — душераздирающе попросил Подручный, — как можно быстрее! Я тебе звонить буду.
Оставшись один, Саня некоторое время с упреком смотрел на железяку, потом нехотя поднялся и пошел за напильником. Придя с инструментом, он прочно зажал одну из металлических ног в тиски, заглянул в эскизик, примерился и одним привычным движением сточил первый угол… Вернее, хотел сточить. Напильник скользнул, не оставив на корпусе ни царапины, и слесарь чуть не врезался в железяку челюстью. И тут произошло событие, заставившее Саню проснуться окончательно.
— И зрелым женщинам хочется ласки, — ответил лжезахват на прикосновение напильника голосом Альбины Гавриловны, а затем, открутив свободной лапой рукоятку тисков, спрыгнул на пол и с дробным цокотом убежал в коридор.
Саня ощутил острую боль в ноге и понял, что уронил напильник.
Самое время сообщить, что впоследствии, когда происшествием занялась группа компетентных лиц, однозначно ответить удалось лишь на два вопроса. Первое: случившееся не являлось массовой галлюцинацией. Второе: создать подобный механизм при современном уровне техники невозможно.
Далее шли одни предположения: может быть, аппарат был поврежден вследствие не совсем мягкой посадки; не исключено также, что он, образно выражаясь, захлебнулся а потоке противоречивой информации.
Были и иные толкования. Слесарь Саня, например, открыто утверждал, что пришелец из космоса, кибернетический разведчик, представитель внеземной цивилизации, попросту свихнулся, пытаясь разобраться, чем же, наконец, занимается учреждение.
Но в тот момент ему было не до гипотез. Схватив напильник, он выскочил в коридор. Что цокот ушел влево, можно было не сомневаться. Но коридор был пуст. Из распахнутой двери художника доносился тенорок слесаря Шуры. Саня почувствовал острую потребность в общении. Он заглянул в мастерскую и обмер: лжезахват растопырился над кроссвордом.
