Если от нашего села на полночь идти, то начинаются болота. А за болотами снова рощи. Если через болота тропы знать, а потом через те рощи идти и все на полночь брать — выйдешь к тому селу, где Гупта живет. Дедушка Рагнарис из того села родом. Половина того села дедушки Рагнариса родичи; хотя с той поры, как прадедушка дедушку Рагнариса выгнал, дедушка Рагнарис там ни разу не бывал.
Я там тоже никогда еще не бывал. И никто из наших там не бывал. И из того села у нас не бывают. Иногда только в бурге встречаются, но без приязни.
В округе, кроме нашего, еще несколько готских сел есть.
Еще дальше на полночь течет большая река. За той рекой другие люди живут, и мы о них ничего не знаем.
Дядя Агигульф говорит, что там же те племена обитают, которые постоянно между собой единоборствуют, а вместо человечьей речи объясняются рыком — столь свирепы.
Еще дядя Агигульф рассказывает, что если там, в тех краях, в реку щит убитого врага бросить, то щит этот к самому бургу приплывет; река эта сперва с запада на восток петляет, а потом поворачивает на юг. Откуда же эта река начало берет, никто не искал. Дедушка Рагнарис говорит, что она из гор вытекает. Но этих гор я не видел.
Когда с нами еще Ульф жил, он рассказывал, что Теодобад раз пошел в поход на герулов. Прошли из конца в конец всю землю герульскую и вышли к реке. Остановились на берегу, чтобы провести ночь. Утром проснулись, вышли к броду, чтобы переправляться на другую сторону. И как нарочно: увидели, как по реке вдруг поплыли трупы. Несло их с какого-то поля брани. Видать, давно уже несло, потому что раздулись безобразно трупы лошадей и людей, так что и не поймешь, кто с кем бился.
Поглядели на это Теодобад с дружиной, поглядели — и назад повернули. По всему видно, примета дурная, хуже не бывает. И даже те, кто верует в Бога Единого, с этим не спорили.
Дядя Агигульф спросил тогда Ульфа: не мог он по оружию угадать, что за люди убитые плыли? Ульф на это сказал, что мечи с топорами не плавают, стрелы же, которые из трупов торчали, были странные.
Сперва эта большая река бежит быстро; у бурга она движется помедленнее. Поначалу думали, что это разные реки, но потом нашелся человек, который прошел по всему ее берегу и сказал, что это одна и та же река.
К бургу от нашего села дорога такая. Нужно переправиться через речку, что возле села нашего протекает. Обогнуть холм с курганом Алариха и ехать прямо от речки. Сперва холмы потянутся, а вскоре и лес. Хороший лес. Через лес тропа есть нахоженная; нужно только по приметам знать, как в лес войти, а дальше не собьешься.
Тропа выводит к старой дороге. Дорога эта сейчас заросла, но проехать по ней можно. По дороге на полдень — как раз к бургу выйдешь.
Если от бурга дальше идти по этой дороге, начинаются равнинные места. По этим равнинам кочуют аланские роды. Четыре рода всего аланских по соседству от нас. Мы этих аланов не опасаемся и они нас не опасаются, ибо между нами и аланами уже не первый год вечная дружба. Аларих, отец теодобадов, своими подвигами аланов почти на нет свел. Но потом, как Аларих пал, вместо него стал Теодобад. Аланские старейшины, выждав время, в бург приехали. Тут и дружба между ними и Теодобадом сладилась.
Обликом аланы на нас похожи, а живут как гунны. Нет у них ни бургов, ни сел. Кочуют со своими стадами между нашим бургом и краями вандальскими.
Когда Рекила-вождь нас сюда привел, вандалы в этих землях уже были. И гепиды были. И герулы были.
Никто не знает, кто первым на эту землю сел, но Велемуд говорит — вандалы были первыми.
Велемуд так рассказывает: Вотан как-то раз шел по земле и в землю копье вонзил. Из того копья вотанова дуб вырос могучий, и стало это место центром мира. Вокруг же центра мирового построилось село вандальское; и он, Велемуд, в том селении родился.
Велемуда послушать — все у вандалов лучше, чем у других. И деревья выше, и дома больше, и девушки иначе устроены. Мол, девицы вандальские таковы, что щит их добродетели только вандальским копьем пробить можно, а другие об тот щит копья тупятся и ломаются.
Услышав это, дядя Агигульф в азарт вошел. Велемуд же по плечу его хлопнул и пригласил с собой ехать, жену из вандальского рода ему подыскать.
Дядя Агигульф согласился, предложил для начала на сестре Велемуда готское копье попробовать. Знал дядя Агигульф не понаслышке: действительно хороши собой вандальские девицы. Не зря Ариарих из вандалок жену себе взял.
Велемуд, услышав это, сперва надулся, а потом улыбкой просиял и вот что Агигульфу предложил: есть у него, Велемуда, родич; у того родича есть еще один родич; хороший, только злющий. Так у того злющего родича есть дочка на выданье. Она бы Агигульфу подошла. Нравом — вылитый дядя Агигульф. И на коне скакать горазда, и копье метать. У вандалов ей трудно мужа себе под стать найти — степенны вандалы, никто ее брать не решается…
У дяди же Агигульфа от рассказа велемудова слюни по бороде потекли.
А Велемуд дальше беседу вьет. И Гизульфа, мол, мы оженим, и положим начало новому роду вандалоготов. Вот уж и Филимер…
Тут дедушка Рагнарис, который при разговоре том был, взревел раненым быком и дядю Агигульфа послал за скотиной в хлеву убирать — мол, два дня как не чищено.
Велемуд после того несколько дней на Агигульфа хитро поглядывал.
С аланами вандалы очень хорошо живут, потому что между ними много родичей, и охотно они берут в жены друг у друга дочерей.
К югу за вандальскими землями тянутся холмы, и где-то там, за холмами за долами, как Велемуд говаривает, есть великая река — Данубис. Река, что мимо нашего бурга течет, в Данубис впадает. Так дядя Агигульф говорит.
А на полночь и на восход от нас тянутся земли герулов. Далеко они тянутся. Широко и привольно раскинулось злокозненное и высокомерное племя герульское, жиром и богатством истекая. Это те самые герулы, которые Ульфу глаз выбили. У нас нет мира с этими герулами.
Где-то очень далеко на полдень да на закат изнемогает от врожденной свирепости племя лангобардское, откуда наш Лиутпранд родом.
У них ни с кем дружбы нет, со всеми воюют, кто к ним ни придет. Только с нашей стороны к ним никто не ходит, так что с кем-то другим они воюют. У нас про них говорят, что лангобарды страшный народ, никому обид не прощает.
Лангобарды — любимцы Фрейи.
Я только одного лангобарда видел — Лиутпранда, того, что срубил голову нашему дяде Храмнезинду. Лиутпранда послушать — вовсе не изнемогают лангобарды от свирепости. Напротив. Сидят, киснут, от безделья мхом поросши. Лиутпранд тоже с ними сидел-сидел, а после плюнул и прочь подался.
Только он недолго с нами жил — ушел в поход и не вернулся. А Ульф и дядя Агигульф с ним в тот поход не ходили и потому никто не мог сказать нам, куда делся Лиутпранд.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ОЗЕРО
После того, как брат мой Гизульф на охоте взял кабана и съели того кабана и брата моего Гизульфа к Марде-замарашке водили, сильно изменился Гизульф: высокомерен стал и от меня отдалился. А к дяде Агигульфу и Валамиру, наоборот, — приблизился.
Я на то дяде Агигульфу жаловался и выговаривал. Обвинить его хотел, что он дружбу мою с братом порушил. Дядя же Агигульф вдруг опечалился заметно и сказал, что было и у него в мои годы такое огорчение, когда старший брат его Тарасмунд, мой отец, взял себе жену и от него, Агигульфа, отошел.
И добавил, заметно приободрясь, что зато впоследствии брата своего старшего Тарасмунда славой превзошел. Ибо сколько он, Агигульф, в походы ходил — и сколько Тарасмунд, семьей обремененный, ходил? Не сравнить! Вон и конь в конюшне добрый стоит. А кто коня того добыл и в дом привел? И уздечка на коне знатная, а кто ее в бою захватил? И седло богатое. Кто седло достал для коня? Он, дядя Агигульф, добыл все это, сражаясь неустанно.
Дядя Агигульф любит про коня напоминать.
Я возразил на то дяде Агигульфу, что зато отец мой Тарасмунд Багмса добыл, а дядя Агигульф только и горазд, что в походах юбки задирать (дедушка так говорит). Дяде Агигульфу нравится, когда ему про то говорят, что он юбки задирает.
На то дядя Агигульф ликом просветлел и сказал, что настоящий воин всегда в походах юбки задирает. Что до багмсов всяких, то тут всему виною агигульфова священная ярость: рвет он багмсов на части, удержаться не может. Оттого и не привел ни одного.
А наложниц и рабынь всяких он нарочно не берет. Нечего дом наш рабынями засорять. С нас дедушкиной наложницы хватит, Ильдихо.
Агигульф недолюбливает Ильдихо. А что ее любить? Наложница, а держится хозяйкой. Все потому, что дедушкина.
После того, как дядя Агигульф видел на озере чужих, а никто больше не видел, ни один человек, кроме моего брата Гизульфа, Агигульфу верить не стал.
Дядя Агигульф из-за этого со всеми дрался.
В последний раз дядя Агигульф дрался на хродомеровом подворье, с Оптилой, сыном Хродомера. Правоту свою доказывал.
Пока дрались, к нам от Хродомера Скадус-раб прибежал и закричал, что дядя Агигульф хлев там проломил. Дедушка Рагнарис пошел туда и дядю Агигульфа домой палкой пригнал.
После и сам Хродомер к нам явился и требовал, чтобы дядя Агигульф у него хлев восстановил. Развалил, мол, хлев своей глупой дракой.
