Психиатр вышел. Мэри шагнула следом, уткнувшись носом в платочек.
Пит почувствовал, как по щеке у него поползла слеза. Да, глаза полны слез. И тоска нестерпимая. Стало холодно и страшно. Пит скрипнул зубами.
— Не уходи, Мэри, — позвал он.
Несколько минут они молчали, обнявшись. Мэри прильнула к нему, болели сломанные ребра, а он отчаянно прижимал ее к себе: пусть будет еще больнее. Боль по крайней мере настоящая.
Мэри беззвучно плакала — у нее текло из глаз и из носу, она всегда так плакала, когда бывала действительно несчастна, это была не просто женская уловка. Потом она встала и отошла к окну. Шторы были спущены и закрыты наглухо.
— Может, солнышко нас хоть немного развеселит, — сказала она.
Шторы взлетели вверх.
Пит знал, что он в Нью-йоркской больнице. На десятом этаже. В окно он увидел здание Крайслер на Сорок второй улице, а за ним — Эмпайр стейт билдинг, только вместо бесполезной мачты, к которой ни разу не причалил ни один дирижабль, и телевизионной башни доброй старой четвертой программы Эмпайр был увенчан таким же острым шпилем, как Крайслер.
Пит закричал. Все излилось в этом крике. И еще прежде, чем крик оборвался, дверь распахнулась и к нему подскочил рослый санитар. Мэри упала без чувств.
Через два месяца его отпустили домой.
Вначале Пит всячески протестовал, что его держат точно в тюрьме, но ему сказали: «Закон охраны граждан, вы же знаете».
Он не знал такого закона. А ведь он юрист.
Психиатры были искусные. Они старались изо всех сил. Насколько понял Пит, платило им правительствоопять же Закон охраны граждан. Ну и прекрасно.
Они сделали его приемлемым для общества. Показали ему, где и в чем он неправ. Пачками предъявляли ему доказательства: книги, фотографии, фильмы, подлинные документы и обстоятельства его собственной жизни. В его послужном списке числились три должности, которых он никак не мог вспомнить, упоминались и другие любопытные сведения, например его первый брак с некой особой по имени Джун Мейси…
Когда-то он был помолвлен с девушкой по имени Джун Мейсон.
Ему принесли доказательства и долго его убеждали.
И они его убедили. Доказали ему, что мир, в котором он живет, — вовсе не тот, который, как ему казалось, он знал. Доказали, что все это — плод его воображения.
Что вот здесь у него заторможенная реакция, а вот тут ему чудятся несообразные по времени события. Доказали, что на Эмпайр стейт билдинг испокон веков был шпиль; что ООН уладила конфликт в Корее всего через два месяца после того, как начались военные действия; что Прокофьев — любимый композитор Пита — не умер в 1953 году, а жив и поныне, хоть и прихварывает; что телевидение еще не настолько усовершенствовано, чтобы стать выгодным в коммерческом отношении; что Шекспир не написал никакого «Гамлета»…
Пит читал им наизусть отрывки из «Гамлета». Они очень удивились. Они сказали: «Господи, да у вас талант! Вам надо писать!»
Временами ему казалось, что он и впрямь сойдет с ума. Порой он был убежден, что он уже сумасшедший. А порой не сомневался, что все это — просто какой-то дьявольский заговор целого мира против него, Пита Иниса.
Отчаянное самомнение. Для безумца.
Но Пит, конечно, не безумен… Просто такая у него прихоть, которая тешит его самого и несколько беспокоит психиатров на определенном этапе его болезни.
Никакого Шелли никогда не было на свете. А он декламировал Шелли.
Они говорят: Китс.
Пожалуйста, он декламировал Китса.
«Господи, да у вас талант! Вам надо писать!»
И все-таки они ввели его в колею. Зримая и осязаемая реальность говорила сама за себя, убеждала вернее всяких слов.
Но он не переставал вспоминать тот мир, который существовал лишь в его воображении. Тот мир оставался для Пита таким же ясным и отчетливым до мельчайшей, прочно запомнившейся подробности, как и этот, реальный мир, в его неоспоримой, осязаемой подлинности.
Они ввели его в колею.
Теперь он понял, какое это ощущение, когда вообразишь себя Наполеоном: будто падаешь в бездонную пропасть.
Не только разумом, но и чувствами Пит принял совершившееся.
Он поверил.
Дома все оказалось не так. Что ж, этого и следовало ожидать.
Пиппи оказался спаниелем. ПРИНЦ БЫЛ КОЛЛИ.
В доме пять комнат. ШЕСТЬ.
Он выкрашен в зеленую краску. В КРАСНОВАТО-КОРИЧНЕВУЮ.
За домом разбит цветник. ОГОРОД.
У Пита младшего темные волосы. СВЕТЛЫЕ.
Пит бродил по дому, знакомясь со своей жизнью. Коечто было совсем не так. Другое лишь немногим отличалось от того, что он помнил. А кое-что было в точности такое же или почти такое же, и это его сбивало.
Библиотека… Пит перебрал свои книги одну за другой и наткнулся на «Историю западной философии» Бертрана Рассела, которую ему надписал автор; Пит попросил его об этом еще в 1945 году, когда Рассел приезжал в Нью-Йорк с циклом лекций.
Пит уселся в кресло с книгой, любовно гладил и ласкал ее. Эта книга была ему так памятна. Потом он ее раскрыл.
Никогда у Пита не было привычки писать на полях свои замечания.
Но, видимо, такая привычка у него была.
Входи в колею.
В тот же вечер пришел Фил Таррант — ФИЛ ТЕРРАНС. Он был лысый. КАШТАНОВЫЕ ВОЛОСЫ.
И Пит увидел, что они вовсе не такие закадычные друзья, как были в его воображаемом мире. Фил упомянул про гольф, в который они играли вместе.
Никогда они в гольф не играли.
Вечером, ложась спать, Пит сказал:
— Как ты думаешь, детка, откуда я выкопал этот мир? Тот, воображаемый. Он такой… настоящий.
Мэри бросила на стул комбинацию и чуть качнулась к нему; глаза ее смотрели нежно, ласково, призывно.
— Забудь ты этот выдуманный мир, Пит, — шепнула она. — Вот что настоящее.
Впервые он видел Мэри такой соблазнительной, такой манящей. «Что это ее зажгло? — подумал он. — Что бы ни было, спасибо этой искре».
Следующие несколько дней, пока Пит еще не пошел на работу, он подолгу сидел за пишущей машинкой.
Что он писал?
Он работал над конспектом своего выдуманного мира. Сопоставлял, сравнивал: что там совпадает с миром реальным, в чем они схожи, а в чем противоположны. Он изливал на бумаге свои невероятные фантазии (ведь с годами они изгладятся из памяти).
Пит печатал в две колонки:
ВЫДУМАННЫЙ МИР
Франклин Делано Рузвельт умер в 1945 году
Атомная энергия
Тулуз Лотрек — карлик
РЕАЛЬНЫЙ МИР
То же самое
Еще не известна
Нормальный человек
И бесчисленные страницы строгого юридического анализа, прекрасных и очень существенных определений, поиски исторических обоснований существующих явлений и сравнение их с «воспоминаниями». Рукопись разрослась до нескольких сот страниц. И ее можно было бы продолжать до бесконечности. Наверно, легче изменить мир, чем представление о нем человека.
Так он работал, причем, понятно, надо было читать уйму разнообразнейших материалов, и все это помогло ему приблизиться к реальному миру. Его психоаналитик — ибо Пит обратился к специалисту и теперь регулярно дважды в неделю ходил к нему на прием — всячески одобрял эту работу. Пит набирался знаний. Вначале то, что он узнавал, нередко потрясало его. Потом возбуждало любопытство. И наконец, стало доставлять удовольствие — и не более того.
Потом все это приелось. Пит бросил писать. Прошло полгода. Он только читал. Теперь уже спокойнее. Рассеялась последняя тень недоверия.
Разумеется, не обошлось без газет. Вначале туда просочилось лишь немногое, позднее, когда выяснилось, что случай поразительный, из ряда вон выходящий, он стал сенсацией.
НЬЮ-ЙОРКСКИЙ ЮРИСТ ЖИВЕТ В ВЫДУМАННОМ МИРЕ
Секс, наука и социология на другой Земле
