— Роботы просто рассказали то, что им было известно. Устраивать очную ставку правомочен только робопсихолог.
— Или я?
— Вы — сыщик, друг Элидж, а не…
— Ну ладно, ладно, Даниил. Подумаем-ка еще. При обычных обстоятельствах робот лгать не станет. Однако он солжет, чтобы не нарушить какой-нибудь из трех законов. Он может солгать, чтобы сохранить собственное существование в соответствии с Третьим законом. Еще легче он солжет, чтобы выполнить распоряжение, полученное от человека, поскольку это соответствует Второму закону. И он скорее всего солжет, если это понадобится для спасения человеческой жизни или если он таким способом воспрепятствует тому, чтобы человеку был причинен вред, согласно Первому закону.
— Совершенно верно.
— В данном случае каждый из этих роботов предположительно защищает профессиональную репутацию своего хозяина и ради этого в случае необходимости, несомненно, будет лгать. Ведь профессиональная репутация тут почти эквивалентна жизни, и Первый закон вынудит его ко лжи.
— Однако такой ложью каждый камердинер будет вредить профессиональной репутации другого математика, друг Элидж.
— Да, пожалуй. Но ведь репутация хозяина может представляться ему более значимой и важной, чем репутация любого другого человека. И в этом случае, с его точки зрения, ложь принесет намного меньше вреда, нежели правда.
Сказав это, Элидж Бейли умолк и задумался. Затем он продолжал:
— Ну, хорошо. Так вы мне дадите возможность побеседовать с роботами? Я думаю, лучше будет начать с Р. Аида.
— Робота доктора Себбета?
— Да.
— Ну, так подождите минутку, — сказал Р. Даниил. — Я захватил с собой микроприемник, соединенный с проектором. Мне потребуется только белая стена. Вот эта вполне подойдет, если вы разрешите мне отодвинуть ящики с картотекой.
— Валяйте. Мне что, нужно будет говорить в микрофон?
— Нет. Вы сможете говорить так, словно ваш собеседник находится перед вами. Но, извините, друг Элидж, мне придется еще немножко вас задержать. Я должен сперва связаться с космолетом и вызвать Р. Аида к передатчику.
— Ну, в таком случае, Даниил, может, вы мне пока дадите копии протоколов?
Пока Р. Даниил налаживал оборудование, Элидж Бейли, закурив трубку, принялся перелистывать протоколы, которые передал ему робот.
Через несколько минут Р. Даниил сказал:
— Р. Аид вас ждет, друг Элидж. Но может быть, вы хотели бы еще несколько минут посвятить протоколам?
— Нет, — вздохнул Бейли. — Ничего нового я в них не нахожу. Включайте передатчик и последите, чтобы наш разговор записывался.
На стене появилось двумерное изображение Р. Аида. В отличие от Р. Даниила он вовсе не походил на человека и был сделан из металла. Он был высок, но состоял из нескольких блоков и мало чем отличался от обыкновенных роботов. Бейли заметил только несколько мелких отклонений от привычного стандарта.
— Добрый день, Р. Аид, — сказал Бейли.
— Добрый день, сэр, — ответил Р. Аид негромким и совсем человеческим голосом.
— Ты камердинер Дженнана Себбета, не так ли?
— Да, сэр.
— И давно ты у него служишь?
— Двадцать два года, сэр.
— И репутация твоего хозяина для тебя важна?
— Да, сэр.
— Ты считаешь необходимым защищать его репутацию?
— Да, сэр.
— Наравне с его жизнью?
— Нет, сэр.
— Наравне с репутацией какого-нибудь другого человека?
После некоторого колебания Р. Аид сказал:
— Тут не может быть общего ответа, сэр. В каждом подобном случае решение будет, зависеть от конкретных обстоятельств.
Бейли помолчал, собираясь с мыслями. Этот робот рассуждал много тоньше и логичнее, чем те, с которыми ему приходилось иметь дело до сих пор. И он вовсе не был уверен, что сумеет расставить ему ловушку. Бейли сказал:
— Если бы ты решил, что репутация твоего хозяина важнее репутации другого человека, например Альфреда Гумбольдта, ты бы солгал, чтобы защитить репутацию твоего хозяина?
— Да, сэр.
— Солгал ли ты, давая показания о споре твоего хозяина с доктором Гумбольдтом?
— Нет, сэр.
— Но если бы ты солгал, ты бы отрицал это, чтобы скрыть свою ложь, не так ли?
— Да, сэр.
— В таком случае, — сказал Бейли, — рассмотрим ситуацию поподробнее. Твой хозяин, Дженнан Себбет, имеет репутацию замечательного математика, но он еще очень молод. Если доктор Гумбольдт сказал правду и твой хозяин, не устояв перед искушением, действительно совершил неэтичный поступок, его репутация, конечно, несколько пострадает. Но у него впереди вся жизнь, и он сумеет искупить свой проступок. Его ждет еще много блестящих открытий, и со временем все забудут про эту попытку плагиата, объяснив ее опрометчивостью, свойственной молодым людям. То есть для него все еще поправимо. Если же, с другой стороны, искушению поддался доктор Гумбольдт, то положение создается гораздо более серьезное. Он уже стар, и главные его свершения относятся к прошлому. До сих пор его репутация оставалась незапятнанной. И этот единственный проступок на склоне лет зачеркнет все его славное прошлое, а у него уже не будет времени поправить дело. За остающиеся ему годы он вряд ли сумеет сделать что-нибудь значительное. По сравнению с твоим хозяином доктор Гумбольдт теряет гораздо больше, а возможностей поправить случившееся у него гораздо меньше. Таким образом, ты видишь, что положение Гумбольдта намного более серьезно и чревато, несомненно, более опасными последствиями, не так ли?
Наступила долгая пауза. Затем Р. Аид сказал ровным голосом:
— Мои показания были ложью. Работа принадлежит доктору Гумбольдту, а мой хозяин попытался присвоить ее, не имея на то права.
— Прекрасно, — сказал Бейли. — По распоряжению капитана корабля ты не должен никому ничего говорить о нашей беседе, пока тебе не будет дано на это разрешение. Можешь быть свободен.
Экран померк, и Бейли, затянувшись, выпустил клуб дыма.
— Капитан все слышал, Дэниил?
— Разумеется. Он — единственный свидетель, не считая нас.
— Очень хорошо. А теперь давай второго робота.
— Но зачем, друг Элидж? Ведь Р. Аид во всем признался!
— Нет, это необходимо. Признание Р. Аида ничего не стоит.
— Ничего?
— Абсолютно ничего. Я объяснил ему, что доктор Гумбольдт находится в худшем положении, чем его хозяин. Естественно, если он лгал, защищая Себбета, то тут он сказал бы правду, как он и утверждает. Но если он говорил правду раньше, то теперь он солгал бы, чтобы защитить Гумбольдта. Это по-прежнему зеркальное изображение, и мы ничего не добились.
— Но в таком случае чего мы добьемся, допросив Р. Престона?
— Если бы зеркальное изображение было абсолютно точным, мы бы ничего не добились. Но одно различие существует. Ведь кто-то из роботов начал с того, что сказал правду, а кто-то солгал. И вот тут симметрия нарушена. Давай-ка мне Р. Престона, а если запись допроса Р. Аида готова, я хотел бы ее посмотреть.
На стене вновь появилось изображение. Р. Престон ничем не отличался от Р. Аида, если не считать узора на грудной пластине.
— Добрый день, Р. Престон, — сказал Бейли, держа перед собой запись допроса Р. Аида.
— Добрый день, сэр, — сказал Р. Престон. Голос его ничем не отличался от голоса Р. Аида.
— Ты камердинер Альфреда Гумбольдта, не так ли?
— Да, сэр.
— И давно ты у него служишь?
— Двадцать два года, сэр.
— И репутация твоего хозяина для тебя важна?
— Да, сэр.
— Ты считаешь необходимым защищать его репутацию?
— Да, сэр.
— Наравне с его жизнью?
— Нет, сэр.
— Наравне с репутацией какого-нибудь другого человека?
После некоторого колебания Р. Престон сказал:
— Тут не может быть общего ответа, сэр. В каждом подобном случае решение будет зависеть от конкретных обстоятельств.
Бейли сказал;
— Если бы ты решил, что репутация твоего хозяина важнее репутации другого человека, например Дженнана Себбета, ты бы солгал, чтобы защитить
