молодым Кровавым Ангелом и преподнесли ему металлический футляр.
— Открой его. — Приказал Штель. — В качестве признания твоих деяний, тебе даруется честь явить Копье Телесто.
Аркио протянулся к нему и дрожащими руками открыл замки, которые запечатывали контейнер. Позади него Сахиил сжал свой грааль и произнес слова 'Литергус Интегритас'. Когда Аркио положил руки на металл, его охватила приносящая радость теплота. Когда он сдвинул створку контейнера, то увидел внутри объект, который сиял как солнце.
Излучение от оружия охватило весь великий зал волной бледно золотого света. Ниже кафедры Рафен задохнулся, когда сияние прикоснулось к голой коже его лица.
Уголком глаза он увидел, как Турико отвел глаза; его переполняли эмоции. Но Рафен не мог оторвать от него взгляд. Там, перед ним было Копье Телесто, во всей его ласкающей слух славе. Гобелены на Риге даже близко не передавали величественность святого копья.
Само по себе лезвие представляло из себя удлиненную слезу с полостью в центре, олицетворяя единственную каплю крови, которую Сангвиний потерял, когда клялся в верности Императору. Мерцая внутренним светом, оно покоилось на верху резной ручки, которая демонстрировала ангела крови, облаченного в монашеские одеяния Высшего Санвинарного жреца. Его безупречное лицо терялось за широким капюшоном, его могучие крылья ангела была распростерты по ветру и ниже этого, была единственная печать чистоты, которая несла на себе личную отметку Императора. Это было самым невероятным зрелищем, которое когда-либо видел Рафен, и его сердце заныло от этого.
В зале набатом еще раз раздались слова, на сей раз слетевшие с губ Аркио.
— За Императора и Сангвиния!
Брат Рафена почувствовал, как в ладонях стало покалывать, когда кровь разнесла выброс адреналина. Генетический шаблон древней технологии копья почувствовал его близость и фрагментарные элементы сущности Сангвиния, которые пели в его венах. Непроизвольно Аркио нарушил протокол и прикоснулся к вечному копью.
— Нет! — Вскинулся Сахиил, кинувшись вперед, чтоб схватить за руку Кровавого Ангела.
Он проскочил едва пол шага, когда Штель схватил его и удержал. Инквизитор только качнул головой, в его глазах была угроза, и жрец внезапно испугался.
Руки Аркио, казалось, действовали механически, и он вытащил оружие из футляра, подняв его в левой руке, зеркальным отображением последнего художественного панно на Риге: победного жеста Сангвиния над телом Моррога. Копье вибрировало в его руке как живое, росчерк янтарной молнии замер в физической форме. Странная энергия осветила лезвие-слезу изнутри и, подобно сверхновой, вспыхнула пульсирующим белым светом.
Рафен видел, как этот свет омыл тело брата и плоть Аркио, казалось, переплавляя ее в черты Примарха. Его темно-красная броня превращалась в золотые с белым крылья, вспыхнувшие из-за его плечей. Затем, так же быстро, как копье стало снова неподвижным, пропало и видение.
Тишина, которая последовала за этим, была такой полной, что на миг Рафен испугался, что мог оглохнуть. Но через мгновение, каждый Кровавый Ангел в зале заорал в полный голос, выкрикивая имя их Примарха, пока, кажется, каждая стена не задрожала от этого звука.
На кафедре, где в восхищении от зрелища замер Сахиил, Инквизитор Штель с удовлетворением наблюдал за молодым Кровавым Ангелом, лицо Аркио было мокрым от слез радости. Он не смог сдержать тонкую, ледяную улыбку.
СЛОВО 'чудо' распространилось из великого зала по палубам 'Беллуса' со скоростью лесного пожара, к каждому Космодесантнику и серфу, на службе ордена Кровавых Ангелов. Минута с Аркио на кафедре снова и снова проигрывалась на церковных экранах, усеявших боевую баржу и эффект был поразительным. Полагая, что их миссия завершена, моральный дух Десантников на борту 'Беллуса' упал, как только был проложен курс домой. Каждый из них был горд завершить задание, и они предвкушали вновь увидеть Ваал, но все же на корабль опустилась трудноуловимая меланхолия. Экипаж 'Беллуса' знал, что их одиссея почти подошла к концу, и это печалило их.
Но не долго. Явление копья Аркио, разожгло светлую ярость в Кровавых Ангелах и для выживших на Кибеле это стало вдохновляющей идеей. Мужчины, которые стояли с Рафеном и были готовы встретить смерть с открытыми объятьями, изменились в одну ночь. Внезапно они стали неистовыми и жаждущими крови. Во время огневых ритуалов стрельбы и в обязанностях обслуживания, даже среди дневной боевой тренировки, разговоры боевых братьев сводились к человеку, прозванному 'Благословенным' и к горячему желанию отомстить жителям Шенлонга.
Пока работы по восстановлению двигателей подходили к концу, 'Беллус' оставался на орбите планеты мавзолея несколько дней и Рафен не удивился, когда Сахиил приказал усилить тактические тренировки наземного штурма. Он пытался найти Сержанта Кориса, но старый ветеран был неуловим. Изменениями горел воздух на борту боевой баржи и на всем протяжении он резонировал в сердцах каждого Космодесантника желанием воевать. Если вскоре не прольется кровь, размышлял он, воины обезумят.
В голове у Рафена бушевал шторм противоречий. Он не видел своего родного брата с окончания церемонии по павшим, но он постоянно думал об Аркио. Он пытался, как мог, забыть несмываемую картинку, когда его молодой брат обретал облик Сангвиния. Видение в великом зале повторяло краткое мгновение сдвига, которое он испытал на Кибеле во время штурма Несущих Слово. В то время он думал, что устал и расстроен ходом событий, но сейчас инцидент был другого, более пугающего свойства.
Рафен не был псайкером или каким-то ментальным колдуном с проклятым, искаженным зрением и все же, краткие видения были ясны как день. В других обстоятельствах, он мог бы подозревать, что изъян проявил себя таким коварным образом, но скверна черной ярости была сумасшествием, неистовой силой и никогда не проявляла себя так тонко. Туркио, Люцио и Корвус в один голос говорили о пульсации света и тишине, которая за этим последовала. Их голоса были полны почтительного страха, когда они упоминали имя Аркио и Рафена вскоре утомили несущественные вопросы Кровавых Ангелов, ответов на которые он не знал, о его брате. Он помалкивал, но по правде, Рафен был не уверен, что сделало Аркио, так называемым 'благословенным'. Он любил своего брата и знал его так хорошо, как мог знать только родной человек, но какое-то плохое предчувствие стучалось к нему в разум. Оно скрывалось, слабое и тусклое, на задворках его мыслей, искажая каждую секунду его жизни. С этими сомнениями в душе, он продолжал поиски Кориса.
ИНКВИЗИТОР Штель по полной использовал камеры для допросов на 'Беллусе' во время миссии по поиску Копья Телесто. Многие жертвы, которые прошли через медный, диафрагменый люк пристально рассматривали последние вещи, которые они могли увидеть в своей жизни: машины для допроса, столы с набором зловещих ножей и стул, прикрученный к палубе. За годы, пока 'Беллус' двигался от мира к миру, Штель приказал своей свите изменить элементарные механизмы, используемые Космодесантниками для содержания пленных. Они постепенно создали инструмент для инквизитора, который напоминал огромное 'гибельное седалище' в Схоле Еретикус, где он учился. Когда Штель вошел, он окинул взглядом камеру, рассматривая темные металлические подпорки, венки из ладана и темные глубины за парящими светосферами. Это была прекрасная сцена для такого игрока как он.
Он снял накидку, стряхнул комочек пыли с пальцев, потом подошел к пыточному стулу. В нем удерживался Несущий Слово, еретик, который звал себя Норо. Он был бледен и окровавлен, но все еще жив. Штель оценивающе посмотрел на раны от пуль на его теле. Они были покрыты струпьями с черными пятнами гноя, но все еще сочились и изредка текли. Пройдет еще немного времени, прежде чем он умрет.
— Высокопреосвященство, — сказал лексмеханик, выдавая себя скрипящими, железными ногами. — Я продолжаю расшифровывать каждое сказанное Предателем слово. Он мало выдал, но забросал меня ругательствами и нечестивыми проклятьями.
Инквизитор кивнул и поднял взгляд на серво-черепа, которые вяло кружили вокруг него.
— Потом, когда твои обязанности здесь будут завершены, покаешься, — приказал он, — очистишь
