Виктор Свен
Бунт на корабле
Бунт на корабле
От автора
Автор серьезно убежден, что описываемые здесь события развернулись бы несколько иначе, если бы в один июньский день капитан полярного корабля «Полюс» не записал в состав своей команды этого сомнительного боцмана.
Но оплошность была допущена: боцман попал на «Полюс». Значение этого промаха капитан понял очень скоро. Сколько раз, готовясь к отплытию в неизведанную область льдов, он мрачно рассматривал громадную карту и с поздним сожалением качал головой.
У него даже возникала мысль просто-напросто выгнать боцмана. Но и этого он уже не мог сделать: боцман был посвящен в планы и знал все тайны маршрута. Человек богатого житейского опыта, капитан понимал, что этот бездельник-боцман будет мстить, и тогда все, созданное таким трудом, рухнет, и мечты об экспедиции придется похоронить.
Конечно, боцман способен на все. Что он темная личность и скандалист, об этом правдиво свидетельствовали синяки и ссадины, вечно украшавшие локти и коленки его ног. А свежий синяк у левого глаза? А эти пухлые щеки и хитро улыбающиеся яркорозовые тубы?
Выход у капитана был только один: преодолеть все препятствия, подчинить своей воле команду, безбоязненно устремиться вперед и достичь цели…
Это был единственно правильный выход. И капитан без оглядки, с полной верой в себя, пошел по этому тяжелому, но удивительно светлому пути своей мечты…
1
Было бы ошибкой смотреть на этого девятилетнего мальчика просто как на Юрку. Ошибкой и оскорблением. Потому что Юрки уже давно не было. Вместо него в нашу повесть решительно вошел смуглый, крепкий и знаменитый путешественник, охотник, следопыт, прославленный капитан и обладатель настоящего одноствольного ружья 32 калибра.
Самым потрясающим в биографии бесстрашного капитана было, понятно, ружье и его небывалый калибр. 32! Это не шутка! К тому же Юрка точно знал, что у его отца ружье шестнадцатого калибра, а у охотника Викетера (которому Юрка в душе совсем чутъ-чутъ завидовал) калибр вообще ерундовский, какой- то там двенадцатый.
С таким ружьем нигде не пропадешь. Этому все верили. Неприятное исключение составлял только юркин брат, Томка. Тряся своими пухлыми щеками, он осмеливался выражать сомнение:
— А поцэму оно такое маленькое?
— Как маленькое? Его нарочно уменьшили, чтобы калибр получился больше…
Но безмозглый скептик не сдавался:
— А поцэму…
— Поцэму, поцэму? — передразнивал Юрка. — Ты все равно не поймешь!
— Поцэму? — с недоверием и обидой спрашивал Томка.
— Потому… — Юрка пренебрежительно махал рукой и отворачивался. — Потому что ты в огнестрельном оружии не разбираешься… Ты еще маленький…
Стрела намека попадала в самое сердце! Томка не переносил вечного, позорного упрека, что ему только пять лет с хвостиком. Самое горькое заключалось именно в этом хвостике, противно напоминающем фокстерьера Чарли, у которого черный обрубок хвоста шевелился, как томкин палец в зимней варежке. Чтобы поскорее прогнать неприятную мысль о Чарли, Томка басом сказал:
— Я все понимаю… только поцэму-то в калибрах нет…
— Ну, — покровительственно объяснял Юрка. — Это же так просто. Что больше: 32 или 12?
Томка математическими выкладками не интересовался, вполне резонно думая, что самые сложные коммерческие операции можно ограничить знанием счета в пределах числа пальцев на двух руках. Но представление о каких-то более сложных вычислениях уже копошилось в его подсознании и заставляло быть осторожным в тех случаях, когда требовалось выйти за границы таких понятных и уютных десяти. И теперь, боясь подвоха, Томка слегка засопел и решил ограничиться вопросом:
— А тебе зацэм?
Чтобы переманить Томку на свою сторону, Юрка важно произнес:
— Понимаешь… я с тобой говорю, как со взрослым…
Это понравилось Томке, Он сразу почувствовал себя взрослым: слова Юрки зачеркивали пять лет с хвостиком. Но осторожный человек и вечный скептик, Томка и на этот раз решил выждать, как будут развиваться события.
— Слушай: 32 почти в три раза больше, чем 12… Понял? Не желая раскрывать свои карты, Томка применил дипломатическое «ну», которое можно было толковать по-разному.
— Так вот, — с гордостью объяснял Юрка, — если дядя Викстер из своего двенадцатого калибра убил медведя, то из тридцать второго можно свободно убить слона… Понял?
Довод своей непреложной логикой мог рассеять любые сомнения. Но тут был Томка, человек себе на уме, он обладал способностью своими внешне наивными и глупыми вопросами разрушать вполне обоснованные положения.
— А поцэму слона? Ведь дядя Викстер убил медведя? А поцэму…
Юрке захотелось треснуть своему брату по башке. Но он воздержался, во-первых, потому что невдалеке находилась мама, всегда, неизвестно из каких соображений, становящаяся на сторону Томки, а во-вторых, и это самое главное, потому что Томка своими сплетнями мог испортить репутацию ружья.
— Ну, ладно, — примирительно сказал Юрка. — 32 в два с половиной раза больше 12… Так?
Хитрый Томка опять ловко отделался «ну»…
— Нет, ты скажи: так?
Томка не сдавался и надул щеки. Так он поступал, когда у него зарождалась какая-либо сложная комбинация.
— Нет, ты скажи: так?
Комбинация оформилась. Томкины щеки опали и он сказал:
— А дашь покатать цорный мяцык?
Эта торговля принимала обидный для Юрки характер. Он даже отвернулся и хотел уйти, но, вспомнив о ружье, посмотрел на Томку, подумал, и сказал:
— Дам… А скажи: так?
Из-за черного мячика стоило рискнуть. К тому же черный мячик можно было спрятать в траву и сказать, что он потерялся. А потом найти и играть еще целый день.
— Так… — недоверчиво протянул Томка.
— Ну вот видишь! — обрадовался Юрка. — Если тридцать второй калибр больше двенадцати в два с половиной раза, и если дядя Викстер из своего двенадцатого убил медведя, то я из тридцать второго могу убить два с половиной медведя. Понял?
Нарисованная картина была настолько убедительна, что Томка почти честно ответил:
— Понял…
