римлян, но формально не противостояли республиканским традициям. Сам Август в перечислении своих деяний в торжественной надписи (она найдена на месте древнего города Анкир — совр. Анкара) так характеризует «восстановление республики»: «…после того, как я потушил гражданские войны, пользуясь по всеобщему согласию высшей властью, я передал государство из своей власти в распоряжение сената и народа. За эту мою заслугу постановлением сената я был назван Августом, двери моего дома публично были украшены лаврами… и в курии Юлия (помещении для заседаний сената) был поставлен золотой щит, подаренный мне, как об этом гласит надпись на нем, сенатом и римским народом за доблесть, милосердие, справедливость и благочестие. После этого я превосходил всех своим авторитетом, власти же у меня было не более, чем у тех, кто были моими коллегами по магистратуре». Итак, Август пытался убедить население империи, прежде всего римских граждан, что он всего лишь первый гражданин, выделенный народом за свои доблести и милосердие.
В своей провинциальной политике Август также оказывал известную поддержку местным самоуправляющимся организациям, прежде всего полисам: так, он приказал вернуть разграбленное и незаконно присвоенное во время гражданских войн общественное имущество ряду провинциальных городов. Сбор налогов с населения провинций был передан местным самоуправляющимся общинам и городам, которые стали центрами налоговых округов. Но в то же время Август пытался сохранить исключительное положение римлян, крайне скупо раздавая права гражданства выходцам из провинций. В античном мире традиции полиса — гражданской общины были слишком сильны, чтобы ими можно было пренебречь. Идея открытой монархии была неприемлема для римлян, привыкших считать себя равноправными согражданами. Поэтому Август пытался не только показать себя хранителем старых традиций, но и включить некоторые из этих традиций в оформление новой системы власти (как, например, традиционное уважение к главе семьи). Но власть при этом была действительно новой. Фактически император управлял единолично прежде всего благодаря опоре на армию. Август обладал пожизненными полномочиями командующего: гарнизоны, стоявшие в провинциях, были ему подчинены; мало того, наиболее важные в стратегическом отношении провинции находились в его непосредственном управлении. В Риме при Августе были расквартированы особые военные контингента, преторианская гвардия, игравшая роль личной охраны Августа и его полиции. В провинциях появились специальные чиновники, находившиеся на императорской службе, — прокураторы, которые проводили в жизнь распоряжения императора. Прокураторы назначались из незнатных, всецело преданных ему людей, чье благополучие полностью зависело от расположения императора. Таким образом, за фасадом республики складывался не всегда заметный, но действенный аппарат личной власти императора. Но Август был связан и с республиканскими должностями: он неоднократно избирался консулом, обладал пожизненной трибунской властью. Последнее было очень важно: народные трибуны играли большую роль в политической жизни республики. Обладая трибунскими полномочиями, Август как бы становился представителем римского плебса, продолжателем древних народных традиций. В то же время эти полномочия включали право «вето» — право налагать запрет («вето» по-латыни означает «запрещаю») на постановления и предложения всех должностных лиц. Как и Цезарь, Август имел право рекомендовать кандидатов на выборные должности. Все это позволяло ему держать под своим контролем деятельность республиканских органов управления.
Но Август не мог, да, по всей вероятности, и не хотел ликвидировать республиканские институты: он опирался на традиции, а не противостоял им. Не только в сознании самих римлян, но и в сознании покоренных народов Рим не мыслился без сената, без консулов, без граждан, гордых своей принадлежностью именно к римской общине; такой Рим диктовал свои условия побежденным, и такого Рима они боялись. Ликвидация республики означала бы не только разрыв с прошлым, но и растворение римлян в массе населения империи, превращение их в таких же подданных, какими были сирийцы и египтяне (в конце концов так и произошло, но для этого империи нужно было пройти столетний путь развития).
При сохранении всех республиканских форм Август фактически обладал неограниченной властью. По существу, в Риме была создана особая форма монархической власти, опирающаяся на военную силу, — империя, но империя, прикрытая одеждами республики, без которых она пока еще существовать не могла. Эта двойственность, внутренняя противоречивость новой формы правления проявлялась во всем, вплоть до объяснения привычек императора. Так, Август опасался участи своего приемного отца Юлия Цезаря; когда он производил чистку сената, он имел под одеждой панцирь и меч; никто из сенаторов не мог подойти к нему иначе, как в одиночку и предварительно подвергшись обыску. Тот же страх заставлял Августа выезжать из Рима и въезжать в него только ночью, хотя официальное объяснение заключалось в том, что он якобы стремится избежать народных проводов и встреч.
Сосредоточение власти в руках одного человека воспринималось как следствие покровительства богов, которые якобы обеспечили своему любимцу счастье и удачу. На основе этих представлений возник культ императора, который впоследствии становится официальным культом во всей державе.
Много суеверных рассказов и легенд породила судьба Юлия Цезаря. После его смерти появились рассказы о таинственных знамениях, предшествовавших убийству: кто-то якобы видел вспышки света на небе, кто-то — опускавшихся на форум одиноких птиц и даже «огненных людей». Октавиан предложил объявить покойного Цезаря божеством, и сенат определил почести, которые должны были воздаваться «божественному Юлию». Была воздвигнута колонна в его честь, у подножия которой приносили жертвы, давали обеты, клялись именем Цезаря. Поскольку Август был в свое время усыновлен Цезарем, он становился сыном бога. Начинают распространяться легенды о божественном происхождении самого Октавиана. Так, говорили, что его мать Атия еще до его рождения пришла для богослужения в храм Аполлона и осталась там ночевать в своих носилках, и там к ней внезапно скользнул змей. Это был Аполлон; девять месяцев спустя Атия родила будущего императора, — он, таким образом, оказывался сыном Аполлона.
Обожествление Августа началось в восточных провинциях, где были сильны традиции религиозного почитания царей. В первые годы после победы при Акции преисполненные надежд на прекращение насилий и грабежей жители этих провинций посвящали Августу восторженные надписи и ставили святилища (первые святилища Августу были воздвигнуты, разумеется с его разрешения, в 27 г. до н. э. в двух городах; Малой Азии). В надписи из города Приены, относящейся к 9 г. до н. э., Август прямо назван богом; день его рождения был, по словам надписи, началом «благовестий» (в греческом тексте — хочу обратить на это внимание — употреблено слово «евангелие», которым впоследствии христиане будут обозначать свою «благую весть» о новом вероучении). Для римлян, не привыкших к обожествлению живых людей, культу Августа была придана форма культа его гения, в котором были использованы древние римские представления о существовании у каждого человека личных гениев-хранителей. Культу гения Августа пытались придать мистический характер, гений представлялся не просто хранителем императора, а некоей высшей силой, вдохновляющей все его поступки и решения. Гению императора воздвигались святилища, появилось особое жречество, обслуживавшее этот культ. По всей империи устанавливались статуи Августа; его облик в этих изображениях был идеализирован: в жизни он был болезненным и тщедушным, а его изображали сильным, прекрасным, статным.
При преемниках Августа культ императора постепенно распространился по всему государству. Стало обязательным поклонение статуям императора, день рождения императора отмечался по всей империи как официальный праздник. Даже во время праздников в честь других божеств в процессиях несли изображение императора. Именно обожествление императоров становилось основной формой идеологического обоснования их власти.
После смерти Августа противоречивость созданной им формы правления выявилась с особой остротой, прежде всего потому, что не было выработано законной формы передачи власти от одного императора к другому. Власть Августа, как он сам заявлял, заключалась в его личном авторитете: в какой-то мере это отражало действительную популярность Августа, доказавшего свои политические способности в период борьбы за власть. Но последующие правители (императоры династии Юлиев — Клавдиев) становились императорами в результате интриг, убийств, стечения случайных обстоятельств. Открыто монархический принцип прямого наследования не мог быть провозглашен, так как государство по-прежнему считалось республикой, но республика эта все больше и больше становилась фикцией; все решала сила. Сам Август в конце своего правления оказался перед проблемой выбора преемника. Так как его внуки (сыновей у него не было), которых он усыновил, умерли, то он, благодаря интригам своей жены Ливии, усыновил ее сына от первого брака Тиберия; по предложению Августа Тиберий получил трибунские
