— Не могу знать, энц ротмистр. Не помню, да и вряд ли ваш брат говорил мне об этом.
Тоот заскрипел зубами.
— Хорошо, что было дальше?
— Я натурализовался, устроился в одну компанию, которая возила рыбу из Беллы в Харрак, а обратно — всякие консервы. Во время одного из первых же рейсов такая вот незадача: огибаем мы горку, спускаемся к береговому шоссе — и тут на тебе! Всплывает прямо перед нами белая субмарина и ка-ак жахнет по нам! Снаряд почти у колеса взорвался, грузовик — в кювет, меня в окно выбросило, а товарища моего — в клочья. Когда нас обнаружили — ни субмарины, ни консервов, что мы везли.
— Похоже на засаду, — нахмурился Тоот. — Наверняка кто-то сообщил, что и когда вы повезёте.
— По всему видать, засада. Да только мне-то уже что, — он постучал по лбу, — контузия, и вот ещё следок на память. — Он коснулся пальцем ожога.
— Ладно, проверю. Что ещё ты помнишь?
— Обрывки всякие, почти ничего. Бункер. В нем какие-то люди и ваш брат, он отдаёт мне команду.
— Какой бункер? Какая команда?
— Не помню, господин ротмистр. Одно только скажу: ещё до войны под старой крепостью Торнаты делали новую, подземную цитадель. Аж до самого Харрака. Такие бункеры там строили — никакой бомбой не развалишь.
— Я был в Торнате после взрыва. Там не осталось ничего.
— От верхней крепости. От неё ничего остаться не должно было.
— Это я помню. Когда в крепость уже ворвались хонтийцы и начали поливать из огнемётов последний очаг нашей обороны, полковник Тоот распорядился взорвать фугасы. Батальона три вражеских полегло, не меньше.
Ротмистр закрыл глаза. Дурнота всё не уходила, но теперь к ней примешивалось воспоминание — картинка, выдернутая услужливой памятью: груды железа, ошмётки человеческих тел, какое-то брошенное исковерканное оружие.
— Этот вход намертво законопатили, — продолжал вахмистр. — Но были и другие.
— Где? Вспоминай! Где?
— Мне-то почём знать? Наверх всегда ночью выходили, а оттуда сразу на машины грузились. И обратно так же, ещё до рассвета. Поди, разбери, где находишься.
— Что делали?
— Не помню.
— Проклятье! Что ещё ты помнишь?
— Да почитай, ничего пока не вспомнил. Одно только сказать могу: возможно, где-то у Харрака выход имеется, не зря же вашего брата интересовал маршрут от Беллы…
— Домой, — себе под нос сказал Тоот.
Он хотел ещё что-то добавить, но не успел. Бронеход тряхнуло, заблокированные экстренным тормозом колодки надсадно взвизгнули, и возле экрана обзора загорелись кнопки «задний ход», «реверс», «постановка дымовой завесы», «пулемётный огонь».
— Энц ротмистр, — Вал Грас, выпучив глаза, указывал на экран. — Вы только гляньте, какая зверюга на обочине притаилась!
— Это Дрым, — улыбнулся ротмистр, — он поедет с нами.
— На упыря похож, — неуверенно сказал Грас. — Говорят, у них такие вот головы большие. И клыки, как черенок от ложки.
— Упырь и есть, — заверил Тоот. — Мой личный.
— Ого!
Бронеход медленно тронулся вперёд и остановился возле сидящего у обочины зверя.
— Он поедет с нами, — распорядился Тоот.
— В столицу?
— Да хоть в Островную Империю! И ты о нём будешь молчать, иначе — сам понимаешь.
— Как не понять? — Вахмистр с опасением поглядел на мощную тушу упыря. — Не укусит?
— Без команды — нет. Но пробовать не стоит. Открой десантное отделение.
— Сию минуту! — Грас соскочил на землю. — А если его кто в столице увидит?
— Если он не захочет, чтобы его увидели, его и не увидят. Уж можешь поверить. В шаге от тебя лежать будет — мимо пройдёшь, не заметишь.
— Давай, влезай! — скомандовал ротмистр.
Упырь нехотя подошёл к бронированной коробке, чихнул, изобразил на морде глубочайшее презрение и неспешно полез в довольно тесное пространство между шестью сиденьями для бойцов разведывательного звена. Тоот почувствовал, что появление друга резко подняло ему настроение. Он потрепал упыря по спине и улыбнулся, осознавая, что дурнота ушла сама собой.
— Энц ротмистр, позвольте вопрос.
— Задавай.
— А Дрым не в честь ли бригадира Дрыма?
— Именно в честь него, — рассмеялся легионер. — Вы что же, его знали?
— Доводилось, — кивнул Грас. — Вот только ничего о нём больше вспомнить не могу.
Форт столичной бригады, так называемой Стальной когорты боевого Легиона, располагался на окраине города, контролируя излучину реки. Тоот помнил её чистой, голубой, с прогулочными аллеями вдоль берега. Теперь на месте прозрачной некогда воды плескалась мутная зеленовато-бурая жижа, а плиты набережной, расколотые, кое-где стоящие почти ребром, давным-давно пробил и спрятал под собой шипастый кустарник, увешанный бурыми ядовитыми ягодами.
«Так ещё лучше, — подумал Тоот. — Если что, вражеской пехоте будет сложнее добраться до стен форта». Но потом вдруг отчётливо вспомнил, как гулял ещё с живым тогда отцом по тенистой набережной, и воздух был пропитан ароматом огромных белых соцветий, роскошно свисающих с веток. И от этого воспоминания ротмистру стало невыносимо грустно. Он сшиб тростью пучок бурых ягод с куста, и, как ему показалось, шипы тут же развернулись в его сторону. Тоот немного постоял, отгоняя мысли о былом, и зашагал в форт.
— Атр! — услышал он, едва переступив затоптанный порог офицерской столовой. — Ротмистр Тоот, извольте остановиться! — Навстречу ему, раскрыв объятия, спешил кряжистый офицер с лицом, точно сшитым из кусков обугленной кожи. — Что, не узнал? — хлопая по плечам Тоота, кричал офицер с такими же, как у него самого, нашивками. — Это же я, Чачу! Бат Чачу! Помнишь школу субалтернов?
— Чачу? — Тоот невольно мотнул головой, словно желая отогнать призрак. Не то чтобы он приятельствовал с этим горлопаном в годы совместной учёбы, но и не враждовал. В его памяти Чачу сохранился довольно миловидным деревенским парнем, кажется, сыном хозяина бойни.
— Вижу, моя новая рожа тебе не по вкусу? — каркающе засмеялся старый знакомец. — Прямо сказать, мне на неё тоже смотреть тошно. Но так лучше, чем совсем без головы. Легко отделался. Как считаешь? А я, представляешь, с утра заступаю дежурным офицером, — не давая вставить бывшему сослуживцу ни слова, ротмистр Чачу ткнул в золотую повязку на рукаве, — и мне сообщают: с Голубой Змеи, из укрепрайона, приезжает некий Тоот. Я сразу и подумал — не ты ли? Комнату в общежитии я тебе приготовил, хоть сейчас заселяйся.
— Я снял дом. На окраине.
— Ах! Ну ты же всегда был аристократом. Извините, граф, дворец к вашему приезду возвести не успели. — Чачу рассмеялся собственной шутке и продолжил без всякого перехода: — Говорят, ты на Территориях гривастого питона голыми руками укокошил?
— Говорят, — скривился Тоот.
— Да ты не тушуйся, послушай, как звучит. Аттайр Питон Тоот. Массаракш! Аж душу выворачивает.
Герой схватки припомнил зеленовато-бурую, всю в мелких оскаленных пастях живую кишку и брезгливо поморщился.
