Все то время, пока наш потайной триумвират оживленно переговаривался на канале закрытой связи, Елизавета Тюдор, белая как снег, затаив дыхание, глядела на торжествующего корсара. Ворвавшиеся по его знаку испанские наемники немилосердно приперли нас с Уолсингамом к стене каюты, чтобы не дать ни малейшей возможности вмешаться в ход событий. Я чувствовал, как алебарда одного из них, должно быть, уроженца Пиренеев, прорвав колет, впивается мне в плечо – почти случайно, но весьма ощутимо. Королева по-прежнему хранила молчание. Отвага никогда не составляла первейшего из ее достоинств, но все же отсутствие воинской храбрости она вполне компенсировала тюдоровским упорством и несгибаемым чувством собственной правоты.
– Я намерен сохранить вам жизнь, сударыня, – не дождавшись слез и причитаний, несколько обескураженно промолвил Рейли. – Если вы будете повиноваться, то вам ничего не будет угрожать вплоть до приговора суда, который один лишь вправе решить вашу участь. Пока же извольте отдать приказ констеблю Тауэра сложить оружие и открыть ворота.
– Ни-ко-гда! – медленно и очень четко проговорила беспомощная королева и повторила еще раз. – Ни- ко-гда!
Глава 4
Законное правительство то, у которого превосходство в артиллерии.
Когда бы вдруг нелегкая занесла на борт «Дерзновения» кого-нибудь из мастеров современного психологического портрета, он бы обомлел, завидев столь восхитительные типажи, собранные в таком малом помещении. Бледное лицо Елизаветы Тюдор, выражающее непреклонную решимость, свойственную, должно быть, ее свободолюбивым валлийским предкам, задавленная ярость Уолсингама, моя отрешенность, хищное злорадство испанцев, одним разом пленивших и королеву Британии, и короля Наварры, и глумливая почтительность Рейли, гордого совершенством вероломного плана.
– Ни-ко-гда! – повторил он вслед за королевой. – Сколько мощи! Сколько порыва! Прекрасно! Браво, Бэт! Браво! Диана и без стрел остается храброй охотницей! Но «никогда» – это слишком долго. С вашего позволения, – Рейли изобразил почтительный поклон, – я несколько ускорю события. Сэр Френсис, малая королевская печать у вас с собой?
– Нет! – не разжимая зубов, процедил личный секретарь ее величества.
– К чему эти игры, милорд? – Рейли покачал головой. – Дьявол вас раздери, я хорошо знаю двор, и мне известно, что вы обязаны всегда носить ее с собой.
– На указе о капитуляции Тауэра должна стоять большая королевская печать, – надменно усмехаясь, промолвила Елизавета. – А также печати обеих палат парламента.
– О да! И это мне ведомо! – согласился дерзкий мятежник. – Но для того, чтобы взять под стражу испанского адмирала, вполне можно обойтись и малой печатью. Извольте достать ее, господин секретарь! Вы же не хотите, чтобы испанские псы раздели вас донага, ища, куда вы припрятали эту прелестную штучку. Вы же видите, я не шучу. Так что поспешите. Вам надлежит составить распоряжение, повелевающее содержать дона Эстебана и все такое Ортега графа де Корвовеккьо, адмирала испанского флота, а также его офицеров в Кровавой башне Тауэра. Впрочем, мне больше нравится ее прежнее название – Садовая. Но быть может, ваше величество желает поселить сих достойных людей в Домике Королевы? Хотя о чем это я? Безусловно, вам он подобает более, чем им.
Лицо Елизаветы передернулось. Как и Кровавая башня, Домик Королевы имел прежнее название. Когда-то его величали Домиком Лейтенанта и в нем обитал помощник констебля Тауэра. И продолжалось так довольно долго, покуда вышеозначенному офицеру не пришлось уступить свои покои несчастной Анне Болейн, королеве Англии, по утверждению покорных государю судей, изменнице короны и ведьме, околдовавшей Генриха VIII, Анне Болейн – матери нынешней королевы Елизаветы.
Натешившись достигнутым эффектом, Рейли вновь повернулся к Уолсингаму:
– Милорд, поспешите отыскать печать! После того, что ищейки учинили в моем доме, я горю желанием помочь вам в поисках. О! Вот она и сыскалась! А теперь садитесь за стол и пишите – я вам буду диктовать. И запомните, милорд, и вы, сударыня: если хоть в чем-то мой план сорвется – я подниму паруса и выйду в море. В суматохе, которая начнется после исчезновения государыни, ровным счетом никто не посмеет меня остановить. А далее от вас уж будет зависеть, быть ли высаженными в шлюпку где-нибудь посреди океана или же отвезенными в качестве пленников на Тортугу. То-то береговое братство обрадуется столь знатной гостье! – Он мечтательно улыбнулся и, мурлыча что-то себе под нос, шагнул к столу.
– У вас ничего не выйдет! – сдвинув брови, жестко отчеканила королева. – Я оценю вашу голову, я велю всем честным англичанам не повиноваться вам! Вас самого закуют в цепи и бросят за борт! Это мое королевское слово!
– Вот как?! – усмехнулся Рейли. – Как это у классика… «Багей подал писцу грамоту, в которой были слова: „Персы! Царь Дарий запрещает вам служить телохранителями Орета!“ А те, услышав это повеление, опустили свои копья перед Багеем. Багей же, увидев, что телохранители повинуются царскому приказу, ободрился и дал писцу последнюю грамоту, которая гласила: „Царь Дарий повелевает персам в Сардах умертвить Орета“. Как только телохранители услышали это повеление, они обнажили свои короткие мечи и убили сатрапа на месте». – Последние слова были произнесены с драматическим подвыванием и явной насмешкой. – Геродот, «История», книга третья, раздел сто двадцать восьмой. Попробуйте, ваше величество, попробуйте. Это ваш шанс.
Но следует помнить, что испанцев на обоих кораблях примерно столько же, сколько англичан. Да плюс к ним еще голландцы, португальцы, французы и прочий сброд. Лишенные моего покровительства, вы умрете куда раньше, чем полагаете. Пишите распоряжение, сэр! – резко меняя тон, скомандовал Уолтер. – А вы, моя прекрасная госпожа, потрудитесь собственноручно подписать его.
На шканцах «Дерзновения» были установлены кресла для того, чтобы позволить капитану и его вельможным гостям любоваться предстоящим зрелищем, не упуская малейших деталей.
Вокруг плотным полукольцом выстроилась стража в сияющих кирасах, готовая разорвать любого, дерзнувшего отвлечь внимание драгоценных зрителей. На огромном чеканном блюде, с трудом удерживаемом двумя матросами, меж драгоценных кубков и оправленных в серебро бутылей с прохладительными нектарами из диковинных заморских плодов красовалась здоровенная глиняная миска, в которой среди поджаристых шкварок горою миниатюрных китов-альбиносов высилось произведение Лисовского кулинарного гения – «ле варэник с картоплэю». Но, вопреки ожидаемому, ни Елизавете, маркизе Дорсет, ни ее злополучному секретарю Френсису Уолсингаму, ни мне, ни даже Рейли не было дела до изысканного блюда. «Трюфели Дианы» сегодня рисковали безнадежно остыть, став по вкусу, как озабоченно бросил Лис, «шо ота подошва».
– Ну шо они медлят?! – тихо сокрушался д’Орбиньяк. – Все ж стынет!
А между тем на тщательно выбранной вероломным режиссером сцене театра военных действий разворачивался третий акт трагедии, еще не обретшей названия, но уже вполне достойной благожелательных отзывов критики. В начале представления эскорт ее величества, увидав свою повелительницу, как ни в чем не бывало занимающую место в зрительном зале, приветствовал государыню, радостно воздевая к небесам длинные острые пики.
– Какие доблестные воины! – помогая королеве сесть, восхитился Рейли. – А вон тот, в черненом доспехе с золотыми арабесками – это, несомненно, Роберт Дадли, граф Лестер?! Ну конечно же, это он! Кто
