Сеятель бурь

– Что такое вы говорите? – деланно изумился мой секретарь. – Ваша светлость, что за кощунство? Это не резаная бумага, это резаная ценная бумага! Вернее, бумаги. – Не спросясь, он запустил в супницу пятерню и выгреб оттуда искромсанные клочья своей добычи. – Нешто не узнаете?

Екатерина Павловна, обмерев, впилась немигающим взглядом в обрывки, на которых виднелись кусочки букв, иногда даже половинки слов.

– Неужто… Неужто это мои векселя?

– Ну, с точки зрения вульгарного материализма, – радуясь случаю покрасоваться, глубокомысленно заговорил Лис, – я бы счел этот факт несомненным. Но с другой стороны, поддерживая концепцию старины Декарта, как не подвергнуть сомнению ваш, княгиня, скоропалительный вывод? Да сунься я с этим конфетти к любому банкиру, он бы весьма удивился моему заявлению, что перед ним векселя, да еще на семьдесят тысяч крон!

Глаза Екатерины Павловны, и без того немаленькие, теперь занимали пол-лица, и читавшийся в них немой вопрос я мог бы рассмотреть из другого конца зала.

– Видите ли, сударыня, – точно оправдываясь, начал я, – вчера мне невольно пришлось быть свидетелем разговора вашей светлости с неким финансистом. Прошу извинить мне это ненамеренное нарушение канонов хорошего тона. Волею случая я узнал о тяготах вашего положения, и с моей стороны было бы неучтивым, имея возможность повлиять на обстоятельства, позволить им развиваться в огорчительном направлении.

– Знала бы мадам, сколько я на этом деле наварил, – с гордостью прорезался на канале связи мастер изъятия денег из окружающей среды, – она б пожалела, что не задолжала еще больше.

– Ну-ка, ну-ка, – осторожно начал я, – докладывай о доходах.

– Да ну, – начал картинно скромничать Лис, – так, ерунда… Густав пристал как банный лист: продай ему агрегат да продай. Я ему и так, и эдак, и Сен-Жермен обидится, и твое сиятельство в ярость придет. Ни в какую! Говорит, что ж ты жизнь свою кладешь, на доброго дядю горбатишься? Давай, мол, бабла налом отсыплю, а дальше мы так подстроим, что будто бы разбилось ценное оборудование при транспортировке. Ну и все такое…

– Ну и на сколько «все такое» потянуло?

– Да ну, сущая мелочь! В переводе на серебряные рубли, за вычетом кредита Палиоли и накладных расходов, чуть больше четырехсот тысяч. Но если вспомнить о ценах на механические игрушки начала XIX века на аукционе Сотбис, то эдакий шедевр абстрактной механической архитектуры может затянуть и поболе.

– Как бы нам «поболе» не затянули, – с грустью усомнился я.

– Да ну, – отмахнулся Лис, – я ему там вкратце списочек обязательных условий накропал. Ну, типа, правила пользования. Так что, я тебе скажу, я бы с радостью глянул, как он их будет выполнять, но очень надеюсь, шо в этот момент мы будем шо те друзья, которых или нет, или далече.

Слушая речь довольного собой Лиса, я между тем принялся с жаром убеждать прекрасную даму, что считал бы себя бесчестным, поступив иначе, и потому искренне рад услужить ее светлости.

– Видимо, Богемия – последняя страна, где по сей день жив дух рыцарства, – с легкой грустью произнесла Екатерина Павловна, сдувая с ладони легкие клочки своего недавнего ярма. – Но мне, право, неловко… Я, пожалуй, ничем не могу отплатить за столь великодушный жест.

– Мадам, – прервал я княгиню, – ни слова больше! Я не приму от вас никакой платы. Иначе чем бы порыв моей души отличался от сухого расчета скряги-ростовщика, ищущего лишь выгоду.

– Эк, загнул! – послышался в канале связи голос Лиса. – Слушай, у нас нет времени куртуазии разводить. Пусть уж мадам черкнет семье пару строк, и к Елипали на отходную.

– Не суетись, – прервал я друга. – Здесь, кажется, получится более интересный вариант. Но вы обещали быть моей доброй феей в далекой стране…

– Где бурые медведи по пояс в снегу в буденовках танцуют гопак, аккомпанируя себе на балалайках. Да-да, при этом они жрут водку и заедают ее баранками с воблой.

– Лис, – возмутился я, – не сбивай меня с возвышенного тона! …ваших предков.

Не стану подробно излагать нашу дальнейшую беседу, поскольку комментарии моего секретаря, которые сопровождали обращения княгини «мой нежный друг», неприемлемы в светском общении. Однако необходимое соглашение было достигнуто.

Отъезд был намечен на завтра. Чтобы не смущать общественное мнение и не давать лишней почвы для пересудов, мы уговорились выехать порознь, причем мне надлежало отправиться в сторону Богемии. Ее светлость во второй половине дня должна была отбыть в Галицию, где, по слухам, был сборный пункт союзных Австрии россиян, в рядах которых находился и генерал Багратион. Таким образом, у меня оставалось несколько часов, чтобы, отъехав от Вены, изменить маршрут и, сделав крюк вокруг столицы, ожидать княгиню в горном шале, используемом летом для уединенных пикников, зимой же обычно пустующем. Получив от княгини подробную схему расположения точки нашей встречи, мы с Лисом церемонно откланялись, спеша встретиться с маэстро Палиоли.

Посещение графом Турном и его управляющим «Банко ди Ломбарди» не могло остаться без внимания клерков, занятых подсчетом чужих денег, но все же не было явлением из ряда вон выходящим. В конце концов, сеньор Умберто – доверенное лицо нашего сиятельства. Капиталы, вложенные родом Турнов в этот почтенный банк, исчислялись цифрами с шестью нулями, поэтому служители храма Афины-Монеты были предельно вежливы и провожали гостей поклонами, исполненными глубочайшего почтения к финансовому благосостоянию. Доведись им увидеть происходящее за резными дверями кабинета Умберто Палиоли, их представление о разумности мира могло изрядно пошатнуться. Во-первых, увидев перед собой возвращенный Лисом кредит, резидент подозрительно оглядел червонцы и задумчиво предположил:

– Дело сорвалось?

Выслушав объяснения Лиса, вполне довольного своей очередной проделкой, он помрачнел и, стуча кулаком по столу, начал выговаривать нашкодившим балбесам-оперативникам, что Институт не для того прислал их сюда, чтобы они промышляли аферами, что все траты уже были согласованы, и так далее, и так далее, и так далее…

Я глядел на бушевавшего резидента, пытаясь нарисовать в уме засыпанное метелью шале с едва протоптанной копытами в снегу тропинкой, огонь, пылающий в камине, и княгиню Багратион, сидящую на медвежьей шкуре с чашей глинтвейна в руках.

– Да я ж как лучше хотел! – пытался оправдываться Лис. – Казенные деньги сэкономить, на дорогу, опять же, подзаработать, на всякие там накладные расходы.

– Это не ваше дело, – стучал кулаком потомок лангобардов. – Ваше дело – согласовывать действия с руководством. В данном случае – со мной!

Затем, когда первый натиск бури стих и я уж было настроился завершить визит уточнением задач, последовал вопрос о письмах.

– Вы же понимаете, – выговаривал Палиоли, – эта переписка не должна попасть в чужие руки!

– Боюсь, что она уже туда попала, – резонно заметил я.

– Не надо умничать! – взвился банкир. – Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Нынче вы были у полицай-президента. Как продвигается расследование?

– Никак, – пожал плечами я. – Протвиц склонен обвинять нас в убийстве де Сен-Венана, в ограблении его вдовы, а также в истреблении собственных подельников. Но разговоры об исчезнувших письмах его, похоже, нисколько не трогают.

– Что ж, – немного успокаиваясь, вздохнул Палиоли, – в таком случае остается надеяться, что ваши, с позволения сказать, выводы были правильными и похитители действительно интересуются вами лично. Ладно, оставим пока эту тему, поговорим лучше о том, что вы должны предпринимать далее.

Я благодарно кивнул. Честно говоря, хотя пребывание в Вене затянулось пока лишь на двое суток, мне уже нестерпимо хотелось покинуть ее гостеприимные объятия.