погоду. Такие вот дела. – Могутный витязь опять начал теребить бороду, подобно обеспамятевшему старику Хоттабычу, помнящему, что что-то он с этими волосьями должен сделать, но бьющемуся в догадках, что именно.
– Понятно, – кивнул я. – Хотите еще что-нибудь добавить?
– Чего добавлять, почтеннейший одинец? Все, как есть, рассказал, – огорченно вздохнул Буйтур. – Кабы успели, непременно б отстояли принцессушку. А так вот теперь Орду, как дурни, караулим. За каким лешим ей сюда переться – ума не приложу!
С первичным опросом свидетеля было покончено. Конечно, хорошо было бы запротоколировать его показания, но на мое робкое предложение изложить все вышесказанное в письменной форме он лишь развел руками, словно демонстрируя длину местных осетров:
– Так оно ведь что, грамоте мы не обучены. К чему витязям грамота?
Попытка же записать показания свидетеля самолично и вовсе наткнулась на жесткий отпор.
– Вы того, батюшка, – сдвигая брови к переносице, недовольно пробасил богатырь, – вы эти значки один к другому не лепите. Я смысла в них не ведаю, а тут не ровен час, глядишь, какая напраслина сыщется. На кой оно ляд мне нужно? Значки-то, поди, дело колдовское.
Как я ни бился, все мои попытки убедить сурового нарочитого мужа в обратном не дали сколь-нибудь заметного результата.
– Не след! – насупившись, молвил могутный витязь.
Во время опроса свидетеля остальные участники «встречи» не теряли времени даром. Два жбана медовухи, раздобытые Лазарем Раввиновичем, мелели на глазах, точь-в-точь Аральское море. Не спасли положение и три бутылки перцовки, извлеченной Вадимом из недр рюкзака. Младшак наших новых знакомцев оказался разбитным парнем с длинными черными локонами у висков и столь же длинными смоляными висячими усами. Найдя благодарную аудиторию, удалец, положив ладони с длинными тонкими пальцами на крестовины двух мечей, висевших с обеих сторон у его пояса, вовсю травил байки о лихой привольной жизни вдали от чопорного двора и о богатырских подвигах участников импровизированной пьянки. Однако в момент, когда я подходил к пирующим, сидевший ко мне спиной Неждан Незванович, за хмельною чарой напрочь позабывший слова старшего собрата о государевом деле, весьма чувствительно ткнул в бок Вадюню с неизменным за последний час предложением:
– Ну, чего, витязь, это, с дороги отдохнул? Пошли – схлестнемся!
– Ну, ты достал в натуре! – Вадим Ратников, и на трезвую голову не отличавшийся ангельским терпением, вспылил не на шутку. – Тебе что, в бубен прислать? Ты меня за фраера держишь?
Уж не знаю, насколько речь моего соратника была понятна грозному Ломоносу, но, видимо, все задиры Вселенной владеют своеобразным тайным языком, понятным недруг недругу в любом конце света. Или, если быть точным, в любом конце миров. Тем более что если у Неждана Незвановича и оставались какие-то сомнения насчет смысла услышанного, ответный пинок, отвешенный Вадимом, был призван положить конец всем возможным кривотолкам.
– Ну дык пошли! – плотоядно улыбаясь, резво вскочил на ноги страж границы.
– Все ж таки решили схлестнуться? – подходя вплотную к забиякам, прогудел Святогорыч. – Ну-ну, доля вас храни. Это, того, как драться будете? До смерти аль до первой крови?
– Да это уж как получится, – не мудрствуя, пожал плечами вопрошаемый.
– Уж зело крут ты, Нежданушка, ни к чему это. Мягче с людями надо быть, учтивее. – Светозар положил левую руку на плечи Вадима, отчего тот слегка осел и пригнулся к земле. – Ты вот что, добрый молодец, послушай меня да на ус намотай. На копьях али на мечах с Нежданом биться – дело нешуточное. Он тут кого хошь с коня собьет да об колено поломает. А еще нагрудник у него из самой Тюрбании привезенный, его Богдемагнус для царя Салтана ковал. Эту сталь ничегошеньки пробить не может! Разве что на булавах с Незванычем можешь потягаться. Э-э, – он оглядел Вадюнино снаряжение, – да у тебя-то и палицы нет! Негоже так, витязь, негоже! Вот хошь – свою могу одолжить? – Он снял с запястья шипастую булаву, подкинул ее в воздух и поймал с непринужденностью, с какой ловят одноименный предмет высокохудожественные гимнастки. – Это у меня легкая, для пужания. Всего-то полтора пуда.
Вадюня мрачно посмотрел на заботливого доброхота. После такой рекомендации, пожалуй, у изрядной части поединщиков затряслись бы поджилки. Но Вадим Ратников был не робкого десятка, к тому же вряд ли он осознавал уровень защиты нагрудника работы Богдемагнуса, но зато очень явственно представлял возможности как синебокого Ниссана, так и немилосердного Мосберга.
Всадники разъехались, давая место своим скакунам для разгона и сокрушительного таранного удара.
– Ну что, витязи, вы готовы? – рявкнул Светозар Святогорович, взявший на себя обязанности судьи поединка.
– Вестимо! – отозвался Неждан.
– В натуре! – в лад ему вторил Вадим.
– Н-но! Пошли, родимые! – скомандовал Буйтур, и всадники помчались навстречу друг другу.
Впрочем, вернее было бы сказать, не спеша потащились. Поскольку, невзирая на бешеный галоп богатырского коня отчаянного Ломоноса, двигались они медленнее джапанского иноходца, а гуманный Вадим, сын Ратников, вопреки своим воззрениям, сейчас двигался со скоростью, не нарушающей установленный в черте города предел, то есть раза в три быстрее, чем его соперник. Кони вихрем неслись навстречу друг другу… Сшибка… Удар! Внимательное ухо могло определить, что грохот удара получился какой-то сдвоенный, но ссыльным витязям было не до того. Их товарищ, потеряв стремя, взмахнув руками, замертво рухнул наземь, а перепуганный неожиданным грохотом у самого уха конь встал на дыбы и понесся по полю уже без всадника, оглашая воздух гневным ржанием.
– Лови его, Лазарь! Не дай уйти! – гаркнул исполин, устремляясь к поверженному другу. – Экий знатный удар, отродясь такого не видывал!
Еще бы! По моим прикидкам, если после выстрела картечью в упор любитель схлестываться почем зря остался жив и хотя бы отчасти невредим, ему бы следовало совершить смиренное паломничество в Тюрбанию и устилать там лепестками цветов каждый шаг неведомого мне Богдемагнуса или же его прямых потомков. Однако, не произнося этого вслух, я вслед за могучим хранителем традиций рванулся к поверженному телу. Впрочем, вмиг протрезвевшая Делли была уже возле распластанного по земле витязя, спеша оказать волшебными средствами первую помощь пострадавшему. К счастью, повреждения Вадюниного противника были не так фатальны, как предполагалось. Удовлетворенно кряхтя, он приподнялся на локте, затряс головой и попытался растереть грудь под мятым зерцалом.
– Ох и силен, чертяка! Ох и силе-ен! – Витязь скривился. Очевидно, каждое движение причиняло ему ощутимую боль. Немудрено! Невзирая на стальной нагрудник, кольчугу и стеганый войлочный подкольчужник, пару-тройку ребер выстрел с такого расстояния наверняка сломал. Однако рьяного витязя Неждана Незвановича такие мелочи, похоже, не интересовали. – Помогите мне подняться, други верные! – с пафосом изрек он, протягивая руки мне и Буйтуру. – Где там мой победитель?
Вадим Ратников стоял чуть в стороне, насупившись и словно говоря всем видом: «А че я, че я?! Он сам нарвался!»
– Ай да умелец, ай да могута! – с уважением промолвил Ломонос, делая неловкую попытку поклониться моему соратнику.
– Ну так я типа не хотел. – Вадюня развел руками.
– Коли одолел меня в честном бою, – не обращая внимания на неуклюжую попытку Вадима оправдаться, продолжил Неждан Незванович, – хошь – в полон бери, под выкуп, аль за службу, а хошь – будь мне братом названым.
– Да ты че, братан, я тебе че, немецко-фашистский оккупант, чтоб тебя в плен брать? Побазарили и разошлись, все пучком!
– Ну, коли братом меня зовешь, – обрадовался Ломонос, – и я тебя буду братом звать. Токмо имя тебе надо придумать громкое да знатное, чтоб по всему честному миру слышали. А то – Вадим. Что Вадим, какой Вадим?
– Пусть зовется Злой Бодун! – раскатисто пробасил Буйтур, опуская руку на плечо свежеобретенного побратима. – Эк он тебя в грудину-то боднул!
И начались объятия, распитие очередного жбана медовухи, непременное «Ты меня уважаешь?», «Да я
