– Ну хорошо, – кивнул я. – Вы меня полностью убедили. Свечи, которые горели во дворце, не имеют ничего общего с вашими. Но на самом деле вопрос-то остался прежним. Вы сделали для свадебного обряда десять пудов свечей и отправили их во дворец. Там груз, прибывший от вас, коморий дворцовый принял и согласно договору, или рукобитию, уж точно не знаю, оплатил. Я верно говорю?
– Так оно и было, – кивнул Горицвет. – Все как водится. Сговорились, по рукам ударили. А вон Фрол, возчик мой, из Торца в обрат все монеты в самый раз точнехонько привез. Ему еще из столицы коморий трех вершников1 дал, чтоб лихие злыдни по пути не обобрали.
– Угу. А туда он, стало быть, ехал без охраны, – хватаясь за тонюсенькую ниточку, уточнил я.
– Ну вот еще! Зачем же ему до Торца-то охрана нужна? Он же свечи вез. К чему злыдням столько свечей? Торговать они не торгуют, а коли себе зажечь, так городовая стража за версту учует.
– Скажите, будьте любезны, а где сейчас ваш возчик? – вкрадчиво поинтересовался я.
– Да где ж ему быть, как не тута. Вон стоит, кучму1 мнет. – Горицвет Вящеславович хозяйским жестом ткнул в долговязого детину, нервно тискающего в широких ладонях мохнатую шапку.
– Во-от оно что, – протянул я. – О-очень интересно. Ну что, уважаемый Фрол, простите, не знаю, как вас по батюшке, ничего не желаете мне поведать?
Прямо сказать, у меня не было сомнений, что местный водила желает дать исчерпывающие чистосердечные показания. Причем, как говорится, не за страх, а за совесть. Уж очень он мялся, точно три дня не мог дойти до сортира. Стоило отзвучать моим словам, как вышеуказанный Фрол, сорвавшись с места и бросившись к ногам благодетеля, запричитал скорбно:
– Помилосердствуйте, отец родной! Не губите душу грешную! Виновен я перед вами, ой как виновен!
– А ну, Фролка, пес смердящий! – прогрохотал грозный хозяин. – Кайся, талагай2, какую мне каверзу учинил! Я ж тебя, фафан3 приблудный, своими руками в крендель заверну!
– Не губите, отец родной! Леший попутал!
– Всю правду говори, каженник!4 – отвешивая тяжкий подзатыльник, гремел заводчик. – Да подымись с колен! Неча мне на сапоги слюной брызгать!
– Почтеннейший господин одинец, – вскакивая на ноги, затараторил Фрол, почесывая ушибленное место. – Вот как на духу, как же дело-то было! Я в тот день, когда свечи во дворец отвозил, загодя выехал, дабы по пути еще в кружало заглянуть. Ну там медовухи пропустить или сбитня отведать.
– Ты говори-говори, – не унимался Горицвет, – да токмо не всуе языком воздух толки! Нешто господина рьяного одинца твой сбитень интересует?
– Так ведь там же все и случилось, – начал оправдываться возчик.
– Ничего, рассказывайте по порядку, как было дело. Мы не торопимся, – обнадежил я и без того обескураженного возницу.
– Ну так вот, – немного успокоенный моими словами, продолжил Фрол. – Только, значить, я чарку- другую пропустил, как подсаживается ко мне малый. По повадкам видать – гоголь-птица. А на одежку глянуть, так вроде из наших. Выставил он мне, значить, чару зелена вина и грит, я, мол, тоже возчик, как и ты, да вот какая досада вышла. Выдалась, грит, мне, ну, то есть ему, конечно, оказия аж за Орел-камень ехать, а ступицы на колесах у возка как на грех побитые. Ну то есть не так чтоб совсем, но даже до Ирмет- реки не доеду. Вот он и грит, давай махнемся возками не глядя. Ты мне свой, уж больно он у тебя, ну то есть у меня, ладный, а я тебе свой. И к нему в придачу, ну там на починку-покраску, еще двадцать убитых енотов. Ну и груз, понятное дело, мои люди, его то есть, сами враз перекидают. А я ж не будь дурак, смекаю, что куш немалый выходит. Я на битых ступицах уж как-нибудь до Торца дошкандыбаю, а ежели к двадцати монетам да десяток присовокупить, это ж еще один возок приобресть можно! Прямая выгода! Ну, пью я, значить, и вижу, малый-то ума невеликого, цены толком не сложит. Я с ним еще и в торги вошел. Так он, олух, пять монет накинул! Выпили мы по чарке, по рукам ударили, он деньги отдал да и ушел. А я посидел немного, еще чуток хлебнул, на двор вышел, гляжу – стоит возок. Моего, конечно, малехо похуже, но не дурной, вполне справный. Стоит, уже и конями моими запряженный, и свечи, – он тяжело вздохнул, – переложены. Ну я на радостях-то и не посмотрел, не проверил, значить…
– Эх ты! Душонка твоя гуральская! – в отчаянии махнул рукой Горицвет. – Я ж тебя с дороги поднял, к делу приставил! Ты же без меня с голоду бы подох! А ты, притуга1 ходячая, чем за добро отплатил?! На выгоду позарился?! Какое имя опорочил! Род какой! Да тебя ж за это…
– Простите, почтеннейший. Я хочу задать еще кое-какие вопросы вашему возчику.
– Да задавайте, чего там! – отрешенно махнул рукой заводчик.
– Скажите пожалуйста, вы не могли бы описать человека, который выменял у вас возок?
– Мог бы, – пожал плечами верзила.
– А опознать?
– Так ведь?.. Господин одинец, – замямлил невольный соучастник преступления. – Коли позволите сказать, то ведь вот же он! Опочивать изволит.
Раздался оглушительный грохот. Это взвившаяся с места Делли выскочила из комнаты, немилосердно хлопнув дверью.
Столь бурная реакция феи произвела на гостей удручающее впечатление. Решив, должно быть, что сказали нечто предосудительное, они стушевались и, пообещав явиться по первому зову, степенно удалились, оставив на память массивный сверток с благоухающими на разные лады образцами своей продукции.
Юный царедворец как ни в чем не бывало сопел в две дырки под пуховой периной. Характеристика, данная Делли этому ловкому юнцу, наводила меня на мысли кривые, как знак вопроса. Судя по все более и более накапливающимся уликам, парень определенно был замешан в расследуемом деле даже не по уши, а по самую макушку. Однако фея, у которой было не занимать ни жизненного опыта, ни умения разбираться в людях, насмерть стояла на том, что юноша не мог желать зла молочной сестре.
Надо, конечно, отработать по окружению господина Прокопа. Может, какой поводок-то и высветится. А то ведь действительно бред полный выходит. Эдакий себе террорист-безмотивник. Впрочем, о чем это я. Возможно, строить версии на тему чужеземных интриг или же местных преступников-вымогателей и смысла-то нет? Может, все куда как проще? Росли они вместе. Маша, судя по портрету, красавица писаная. Юнец, пожалуй, тоже не дурен. Вероятно, по молодости и глупости дети по кустам позажимались, клятв страшных и страстных друг другу надавали, а тут на тебе! Возникла государственная необходимость принцессе выйти замуж за королевича Элизея, и, как говорится, массовка свободна. Может, перед нами банальнейший обманутый любовник, решивший отомстить неверной возлюбленной? Или наоборот, местные Ромео и Джульетта вознамерились облокотиться на государственные интересы, и мы, как бы это помягче выразиться, несколько подпортили мальчику очередную ночь медового месяца? Хотя нет, тут меня уже занесло, пожалуй, чересчур! Если бы дело обстояло вышеуказанным образом, то кто, интересно, напал на этого засоню в полночь у Русалочьего грота? И откуда взялся дракон? Он-то неспроста появился во дворце в день свадьбы. Может, все-таки кто-то сыграл на ревности господина секретаря, а теперь пытается избавиться от лишнего свидетеля? Но кто, черт возьми, кто же? А что ни говори, в этой авантюре личный секретарь хранителя печати – подспорье знатное!
Я встал из-за стола, собираясь пройтись по кабинету, чтобы лучше думалось, и сразу уселся, пораженный как по заказу появившейся в голове светлой мыслью. Господи, как же я раньше-то не сообразил! В тот вечер из залы пропала большая королевская печать. Вскоре она, правда, нашлась, но полтора-два дня ее не было. Сколько документов можно проштамповать за это время? На телеге не увезешь! А доступ к этому важнейшему атрибуту королевской власти наверняка имел секретарь. Где он у нас находился по план-схеме присутствующих в зале гостей?
Я сорвался с места и бросился к ларю, в котором хранились рабочие материалы следствия. «Так. Схема есть. Где-то должен быть и определитель к ней. Не то… Не то… А, вот он!» С двумя листами пергамента в руках я возвратился к столу, сличая цифры на плане с развернутыми пояснениями определителя. «Не видно! То есть да, скорее всего в зале он был. Во всяком случае, Щек в день свадьбы видел Прокопа неподалеку. Но непосредственно в самый момент похищения где он находился?» Кружки в районе алтаря по-прежнему во множестве оставались безымянными. До этого часа меня интересовали в основном персоны, стоявшие за несколько саженей от государя в другом конце помещения. «Где же он стоял? Наверняка где-то здесь, у алтаря. И печать, рубль за сто, – его работа!»
