царя или же повелителя наших друзей-персов? Впрочем, – начальник городской стражи окинул Сусанну плотоядным взглядом, – я с удовольствием ее обыщу.
– Ничего она не замыслила, – сдвинул брови к переносице царский советник. – За это я ручаюсь.
– А кто поручится за тебя?
Перепалка грозила разгореться не на шутку, но тут толпа восторженно заревела, радостно выкрикивая имя, которое еще утром шептала с тревогой и ужасом:
– Кир! Кир!
– Мы расстанемся ненадолго, – скороговоркой заверил Сусанну разочарованный вельможа, подозрительно смахивающий на молодого Набонида, и рывком вскочил на коня с такой ловкостью, что даже пятнистая шкура барса на конской спине едва шелохнулась.
– Я сейчас к тебе спущусь! – донеслось со стены.
– Кир! – продолжала орать толпа, и начальник городской стражи, недовольно расталкивая сгрудившийся люд, направил скакуна туда, куда звал его долг службы.
Стражники с крайней неохотой подчинились воле нового царского любимца. Однако и сопротивляться ей им было не с руки. Многие, если не все, стоявшие нынче в карауле, слышали и о чуде со львами, и о ночном пророчестве. Молва разукрасила реальные события, как искусный кондитер кремовыми розами обычный бисквит. Если верить тому, о чем шептались сегодня у ворот, новый любимец царя просто воздел руки к небу – и львы послушными собачонками приползли на брюхе к его ногам.
Даниил, гордо подняв голову, прошествовал сквозь ряды стражи, ведя за собой девушку и ее спутников. Несмотря на всеобщее ликование, ему было отнюдь не весело. Нынешняя нелепая стычка, сколь бы мелка она ни была сама по себе, заставляла задуматься и насторожиться. Намму отлично помнил, как именно он узнал о готовящемся вторжении персов и почему Северные ворота оказались вдруг открытыми перед неприятелем. Однако прийти к царю и открыто, прямо в глаза обвинить знатного вельможу в измене было невозможно.
Невозможно по многим причинам. Во-первых, сообщение о том, что не откровение небес, а всего только подслушанный разговор послужил основой его божественного прозрения, сводило на нет с трудом добытую славу пророка. Во-вторых, даже пожелай Валтасар проверить сказанное им, никаких доказательств не сыскалось бы. Стража у Северных ворот была найдена убитой. Кем? Кем же, как не персидскими шпионами. В таком огромном торговом городе, как Вавилон, их могли быть сотни. И уж конечно, Нидинту-Бел к этому не причастен, ведь он же лично сопровождал пророка в царский дворец. А стало быть, его и близко не было у Северных ворот.
При этом и сам начальник стражи вполне может подозревать, что в деле с пророчествами не все так просто. Правда, и он об этом никому рассказать не посмеет, но уж среди друзей числить его вряд ли придется, а тут еще эта девушка…
Намму обернулся. Вырванная из рук сластолюбивого вельможи посланница шла за ним, робея и не решаясь нарушить затянувшееся молчание. Вряд ли начальник стражи простит, что он помешал прибрать ее к рукам.
– Я принесла тебе суму, мой господин, – расценивая взгляд пророка как разрешение говорить, начала Сусанна. – И приглашение на пир. Конечно, это будет не такой большой пир, какие устраивают здесь, во дворце, но зато там будут люди, которые искренне преданны тебе. И я… – она запнулась, вспоминая отцовские наставления и стараясь глядеть высокородному царевичу прямо в глаза, – я тоже буду рада видеть тебя.
«А девушка и впрямь очень хороша собой», – не отрывая взгляда от ее лица, подумал Намму.
Глаза Сусанны светились, точно какой-то чародей умудрился заточить два солнечных лучика в черном агате. Ее бархатистая кожа казалась необычайно светлой в сравнении с местными смуглолицыми красотками. А губы… Намму отвернулся, хмурясь, не желая, чтобы дочь Иезекии заметила горячий интерес в его взоре. Однако та приняла молчание и гримасу досады на свой счет.
– Прости, что я дерзнула, – тихо прошептала она, в своей беззащитной робости становясь еще более привлекательной.
– Заверь своего отца, – делая вид, что разглядывает выстраивающуюся посреди царского дворца процессию, выговорил государев советник, – что если дела при особе Валтасара позволят, я непременно навещу вас. Когда вы устраиваете пир?
– По окончании дня шестого, лишь только взойдет первая звезда, – с удивлением отозвалась Сусанна.
– Ну да, конечно, – с деланной рассеянностью кивнул Намму, – глупый вопрос. – «Нет, я ни в коем случае не пойду на этот пир. Там соберется толпа бедолаг, которые, должно быть, глядели на этого самого Даниила, почти как на бога. А я мало того, что не знаю, о чем с ними говорить, но и о традициях и вере эбору имею самое туманное понятие!»
Намму бросил еще один взгляд на собеседницу. Глаза ее сияли, и на лице читалась неподдельная радость. У царского советника невольно защемило сердце. Вспомнив прожитые годы, он с неотвратимой определенностью вдруг ощутил, что прежде никто так не радовался его обещанию прийти. С удивлением и почти ужасом Намму осознал, что готов дорого заплатить, лишь бы вновь, а лучше вновь и вновь видеть эти глаза, эти приоткрытые в детской улыбке губы.
«О, Мардук, озаряющий небеса светом предвечной мудрости своей! – подумал он. – Прежде и на царских пирах бывать мне не доводилось. А вот, поди ж ты, жив. Да что там жив, – сын Абодара провел рукой по толстой золотой цепи, висевшей у него на шее, – царский советник!»
Видели бы его сейчас сограждане, еще совсем недавно улюлюкавшие вслед нищему изгнаннику!
«Лишь бы теперь это все не закончилось, как сон. – Течение мысли Намму прервало невесть откуда проросшее дикое опасение. – А может, это все же сон? Может, там, у кромки пустыни, силы все же оставили меня? И я упал между камней, и вот теперь мне грезится все это: и черноокая красавица, и царский двор, и Кир с его войском? Быть может, на самом деле все это лишь предсмертная судорога моего воображения, и мерзкий ухеель кружит где-то над головой, подстерегая, когда долгожданная трапеза перестанет наконец конвульсивно дергаться?»
Намму тряхнул головой, стараясь отогнать наваждение, и поднял глаза к небу, чтобы лишний раз убедиться, не реют ли над ним, распахнув вырезные кожистые плащи-крылья, ухеели. Драконов не было. Они вились тут с самого рассвета, но, видя, что мертвые тела предаются земле или огню, разочарованно улетели прочь.
Звук длинных, оканчивающихся витыми морскими раковинами, медных труб, гулко известил народ о заключении вечного союза между Персией и Вавилоном. Громогласный вопль ликования вознесся к небесам, распугивая окрестных птиц и привлекая внимание богов как своего, так, возможно, и соседских пантеонов. Валтасар и Кир вышли на ступени дворца, где были установлены для них золотые троны. По правую руку от них располагались телохранители вавилонского царя в мохнатых волчьих шкурах поверх чешуйчатых панцирей. По левую – под командованием царевича Камбиза, блистая начищенными бронзовыми пластинами, наклепанными поверх кожаных доспехов, были выстроены «носители яблок». Этот отряд личной гвардии Кира был прозван так из-за тяжелых бронзовых противовесов-яблок, которыми заканчивалась нижняя часть их длинных копий.
Едва смолкли трубы и цари уселись на свои места, Кир хлопнул в ладоши. Послушные жесту великого государя, слуги без лишних слов начали представлять взору царя Вавилона драгоценные подарки, которые подносил ему великий Кир. Чего только не было среди этих подарков! Вино и оливковое масло из далеких городов Ионического побережья, золотые ритоны,[12] легкие, невесомые, почти прозрачные ткани из Масула и крепчайшие доспехи из Эллады. Здесь величаво ступали крепконогие ниссийские жеребцы – гордость Мидии, и тонкорунные бараны шли, понурив голову, предчувствуя скорое расставание с шерстью. Никогда прежде Намму не приходилось видеть такой роскоши, а уж собранной воедино – и подавно. Он искренне любовался царскими дарами, невольно завидуя счастливцу, который, благодаря его сообразительности, нынче получил все это. Подарки сменяли друг друга. Наконец на площадку перед царскими тронами неспешно, как и положено уважающим себя верблюдам, выступил бактриан, покрытый синей, расшитой золотом попоной. За общим гомоном Намму не слышал слов, которые царь персов говорил своему вавилонскому другу, лишь видел, как он жестикулирует, указывая на шатер между горбами. Наконец он кивнул слуге, сопровождавшему бактриана. Тот потянул за край тяжелой накидки,
