– Нам, а вернее сказать, вам, предстоит действовать по подобному принципу. Полагаю, в архиве найдется множество дел, которые при известной обработке вполне могут сойти за научную фантастику. Чем фантастичнее, тем лучше. С вашим-то талантом, Джордж, мне ли вас учить! Насколько я помню, вы по- прежнему один из лучших специалистов в Англии по созданию легенд для агентов всех уровней. Сделайте одолжение, Институт вновь должен стать легендой, мифом, фата-морганой!
– Можете считать, сэр, что это уже сделано! Через три месяца книга будет лежать на этом столе.
Глава 1
Все дороги идут из прошлого, но не все ведут в будущее.
Серый песок, раскаленный днем так, что обжигал ноги даже сквозь кожаные подошвы сандалий, милостью бледного бога Сина теперь остыл и даже почти не шуршал под гудящими от усталости ногами. Пустыня была ровной, точно ячменная лепешка, снятая с раскаленного бока тандыра – вкопанной в землю хлебной печи. Пыль, взметаемая проснувшимся чуть свет ветром, днем копила жар, обжигая своим прикосновением.
Намму брел, по щиколотки увязая в песчаном море, стараясь разглядеть вдалеке хоть какой-то намек на человеческое жилье. Днем он уже видел стены домов, притаившихся в тени финиковых пальм, и, невзирая на боль и усталость, долго бежал к ним, пока окончательно не выбился из сил и не упал, вспугнув притаившуюся в пыли кобру. Намму лежал, чувствуя лицом, как перекатывается, обтачивая кожу, вечно текущий песок, и кровь стучала у него в висках, словно могильщик, лениво ковыряющий заступом в каменистой почве яму для его последнего ночлега. Когда же Намму оторвал наконец лицо от раскаленного песчаного противня, горизонт был чист, и только пара ухеелей – мелких драконов-падальщиков кружила над ним, высматривая, достаточно ли мертва добыча. Намму, вспомнив мерзкий, крючковатый, острый, словно обсидиановый скол, клюв ухееля, сотню его мелких зубов, в клочья раздирающих еще теплую плоть, с омерзением вскочил на ноги и что есть сил замахал руками. Драконы недовольно спикировали, едва не цепляя крыльями его лицо, и унеслись прочь искать менее суматошный обед.
С той поры он шел и шел, не чувствуя ни боли, ни усталости.
Унылая равнина на горизонте сменилась выщербленной, точно старый нож, полоской далеких холмов. Намму заплакал, растирая по щекам едкую влагу слез, удивляясь, что ему есть еще чем плакать, и чувствуя, что спасен. Там, на холмах, росли деревья, в тени которых наверняка ютились глиняные хижины пастухов и тех, кого царь Валтасар, сын Набонида, великой милостью своей не стал лишать жизни за совершенные преступления, а лишь изгнал на границы своих земель. Намму знал, что здесь эти люди зачастую сбиваются в шайки, чтобы грабить идущие в Вавилон караваны. Но ведь он не караван, кому нужны его лохмотья?! К тому же смерть от меча или стрелы казалась ему предпочтительнее гибели в безбрежной песчаной жаровне. Мог ли теперь он рассчитывать на что-то лучшее?
С тех пор как месяц назад ворота Ниневии захлопнулись за его спиной и стражники, положив оперенные стрелы на витые тетивы луков, бдительно следили, чтобы он бежал от городских стен без остановки, кого интересовала его участь? Кого занимала судьба жалкого фигляра, забавляющего базарную толпу фокусами и трюками, а чаще не брезгующего ни чужой монетой, ни хитроумным обманом простофиль… Справедливость восторжествовала!
Намму закусил до крови губы и прибавил шаг.
«Я спасен! – праздничным барабаном стучало в его голове. И эта мысль была, точно ветер, выдувающий затхлость и сор. Все мрачные опасения улетучились вмиг, точно не было их вовсе: – Я спасен! Быстрее! Быстрее!»
Наконец Намму добрался до огромных валунов, вроде тех, о которых рассказывал заезжавший в Ниневию с товаром грек-иониец. Он говорил, что на островах его прародины живут громадного роста чудовищные люди с единственным глазом посреди лба и что эти ужасные страшилища мечут в приближающиеся корабли такие вот камни, желая отправить на дно тех, кто дерзнул нарушить уединение киклопов, как он их называл.
Намму без сил опустился наземь, прислоняясь спиной к прохладному обломку скалы, и невольно усмехнулся. Быть может, впервые за последние недели. То, что в далеком море было призвано нести гибель, здесь, в море пустынном, обещало ему жизнь. Но едва коснулся он земли, поросшей невысокой хилой травой, как явственно услышал поблизости угрожающий скрежет челюстей одного из вездесущих ухеелей. Затем раздалось хлопанье зазубренных кожистых крыльев – падальщик отгонял от добычи нежеланного гостя. Намму подхватил лежащий неподалеку булыжник и вновь поднялся на ноги. Ухеели трусливы и не нападают, видя, что жертва выше их ростом. Правда, обычно они держатся парами, так что всегда можно ожидать нападения со спины. Однако, яростная защита заставляет зубастых трупоедов улепетывать, не слишком упорствуя в желании одолеть столь крупную и неспокойную добычу.
Намму обошел огромный валун, держа руку с камнем на отлете, готовый в любой миг опустить свое весомое оружие на костистую в крупных шипах голову дракона. Чуя приближение двуногого, падальщик все сильнее скрежетал зубами и возмущенно фыркал, выпуская зловонное дыхание из упрятанных под кожистыми наростами ноздрей. Наконец человек увидел ухееля вблизи. Тот был стар и одинок. Бросив грызть лежащее на земле тело, он жался к скале, не желая вступать в бой и в то же время сознавая, что, возможно, больше ему никогда не опередить своих более молодых и ловких сородичей и, стало быть, никогда не видеть желанного куска мяса. Намму потряс над головой занесенным камнем и громко крикнул, отгоняя падальщика. Сейчас он сильно пожалел, что не имеет с собой копья. Кожа с головы и шеи дракона высоко ценится доспешными мастерами. Нет ничего лучше для изготовления поножей и оплечий. Ни меч, ни стрела не возьмет их. Но взлетающего ухееля несложно поразить копьем в брюхо, где кожа мягче всего. Возможно, чувствуя недобрую мысль, шипоголовый летун бросил на чужака полный ненависти взгляд ярко- алых глаз и тяжело взмыл в едва светлеющее небо.
Намму перевел глаза с дряхлеющего стервятника на его неподвижную добычу. Это был мужчина средних лет, возможно, даже сверстник Намму. Нога его была вывернута и нелепо торчала в сторону. Вероятно, несчастный не удержался на склоне и, упав, сломал колено. Одежда его – длинная рубаха, подпоясанная кушаком, была грязна и местами разорвана. Намму опустился перед трупом на колени и начал развязывать кушак в надежде отыскать припрятанные монеты. Он напоминал себе старого ухееля, все еще кружившего над ним.
Монет в кушаке не оказалось. Да и сам пояс уже никуда не годился. Намму тихо выругался сквозь зубы и полез в лежавшую поодаль суму: ячменная лепешка, тыква-долбленка. Он поднес ее к уху и встряхнул – внутри еще плескалась вода. Забыв обо всем, Намму зубами вынул пробку и жадно припал губами к краю фляги. Наблюдая за обидчиком, ухеель с возмущенным клекотом отгонял того, кто лишил его законной трапезы, а теперь еще и не спешил воспользоваться ею сам. Этих драконов не зря именовали псами Таммуза.[2] Их мощные челюсти способны перемолоть любые кости. Вцепившись в жертву, они съедают её без остатка, чтобы потом доставить душу умершего в царство мертвых, Шел, где, по преданию, они обитают.
Намму отложил в сторону опустевший сосуд и вновь сунул руки в суму: пергаментные свитки и папирусы – ничего полезного. Впрочем, он вздохнул, быть может, в богатом Вавилоне и на этот товар найдется купец. Он перекинул суму через плечо и вновь усмехнулся.
Съеденное приятно тяготило желудок. Хотя, признаться, подобных лепешек он мог проглотить еще так штук пять, и хорошо бы не таких сухих и твердых, как обветренный камень, а мягких и свежих, только-только с горячего бока тандыра. Но как бы то ни было, двигаться стало легче, и сейчас он торопился дойти до ближайшего пастушьего жилья, покуда солнце хищным глазом не глянет вниз из зенита. Мог ли он подумать еще пять лун назад, что так вот будет влачиться по пустыне к обглоданным каменным ошметкам гор в поисках самого малого: еды, воды и убежища. Совсем недавно жизнь казалась ему если не беззаботной, то определенно забавной.
С тех пор как персы, вкупе с вавилонянами, разрушили его родную Ниневию, минуло уже более семидесяти лет, и город понемногу оживал, вновь наполняясь купцами и приезжей знатью, как выздоравливающий больной прежними силами. Конечно, теперь это была совсем не та Ниневия, о которой рассказывал отцу его дед. Теперь и следа не осталось от златопылающей столицы грозной ассирийской державы. Но память о временах невиданного богатства и могущества была еще жива, и – глаза Намму сузились, в уголках их появились острые лучики – и ему от былой славы перепадали немалые доходы. Еще недавно Намму считался халдейским жрецом-магом, посвященным во многие тайны, которые он хранил тем
