шинели и, кивком поблагодарив его, направился к выходу.
– Распорядитесь, чтоб мои чемоданы доставили к автомобилю, – мельком одарив стражей закона тяжелым взглядом, скомандовал он денщику. Жандармы молча вытянулись, козыряя и всем видом демонстрируя готовность собственноручно нести указанные чемоданы в любом указанном направлении.
Автомобиль ждал князя Эстерхази прямо у перрона. Едва поезд затормозил, и проводник, кланяясь знатному пассажиру, поспешил открыть дверь, возле нее тут же возник сухопарый майор в серо-синей полевой форме. «Начальник армейской разведки», – догадался Эстерхази.
– Ваше светлейшее высочество, – офицер отсалютовал и указал на «мерседес» с распахнутой дверцей, – весьма польщены вашим прибытием. Позвольте отрекомендоваться, майор Рихард фон Родниц.
Князь любезно кивнул, демонстрируя, что услышал слова разведчика. Ему, курировавшему действия разведки, контрразведки и жандармерии, не внове была подобострастная суета подчиненных. Еще бы, ни от кого иного, только от князя Миклоша Эстерхази император готов был выслушивать сообщения о тайной войне, ведущейся между Австро-Венгрией и всем прочим миром.
Император Франц-Иосиф с возрастом становился все более нелюдимым и все менее желал общаться со своими подданными. Несчастья, преследовавшие его последние десятилетия, отнюдь не улучшили отношения к жизни. Восьмидесятипятилетний старец чувствовал себя чуждым в новом веке. Эпоха моторов и скоростей казалась ему развратной и нелепой. Он постоянно брюзжал, что люди теперь не те, и нравы куда хуже прежних, и благородство уступило наживе… Десятилетия правления Франца-Иосифа охватили и взлет Австро-Венгрии, и ее падение. Война с Германией закончилась поражением и уступкой немалых территорий, мятежи в Венгрии следовали один за другим, собственные подданные то и дело вспоминали о конституции и толковали, что старый Франц напоминает пробку в бутылке шампанского, и что пора бы вылететь ей вон.
Те, кто еще помнил Франца-Иосифа молодым, рассказывали, что в прежние времена он любил насвистывать, прогуливаясь по Вене, прелестные вальсы Штрауса. Но таких обломков уходящей эпохи осталось совсем мало. Теперь же император по большей мере молчал, бесцельно расхаживая по коридорам Бельведерского дворца и с опаской глядя на электрические лампы. Мало кто знал, что этот все еще могущественный правитель до паники боялся погибнуть в результате короткого замыкания.
К военным неудачам прибавились и семейные беды. Вначале его сын, наследник престола, Рудольф, покончил с собой, застрелив перед этим свою юную возлюбленную баронессу Марию Вечера. Затем мексиканскими повстанцами был расстрелян младший брат императора, Максимилиан, позарившийся на заокеанскую императорскую корону. А его жена, бельгийская принцесса, сошла с ума.
Вскоре после этого заточка убийцы-радикала настигла и супругу самого Франца-Иосифа, милейшую ироничную Сиси-Елизавету Австрийскую, никогда в жизни не причинившую никому вреда. Затем были роковые выстрелы в Сараево…
Какой-то умник придумал в те дни анекдот, повергший императора в глубокое уныние. Он живо представлял себе, как эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой является смиренно перед апостолом Петром, и райский ключник говорит наследнику австрийского престола: «Э, ваше высочество! За вами движется огромная свита!»
Наверняка остряк, придумавший эту незамысловатую шутку, и представить себе не мог, сколько миллионов человек последуют за убитым в Сараево престолонаследником скорбным кортежем в райские врата!
Франц-Иосиф не хотел этой войны, да и вообще никакой не хотел. Он был слишком стар и слишком устал от жизни, чтобы вновь меряться силами на полях сражений. Его сердце было полно горечью, которую уже не могли развеять и унять ни многолетняя любимица, актриса венского театра Катарина Шратт, ни узкий круг тех, кого государь еще соглашался видеть.
Миклош Эстерхази был одним из немногих. Больше десяти лет он являлся личным адъютантом государя и славился тем, что всегда приносил хорошие новости. И теперь с трагической неизбежностью он понимал, что править, да и жить его господину оставалось недолго. Понимали это и другие придворные. Даже ультиматум Сербии, послуживший официальным поводом к войне, был составлен и отослан без ведома Франца-Иосифа его министром иностранных дел. Разве могло такое случиться в прежние годы?
И все же император все еще восседал на троне и правил. Это было странное правление: чаще всего он молчал, выслушивая доклады, затем кивком или слабым движением руки давал знать о своем отношении к рассматриваемому вопросу. А потом в таком же молчании подписывал бумаги и бродил, бродил, бродил по коридорам и залам пустого дворца.
Словно копируя своего господина, князь Эстерхази был почти столь же молчалив. Он почитал себя одним из лучших специалистов в тайных операциях и смог убедить в этом большую часть двора. В кулуарах его имя произносилось вполголоса, ибо всякий, кого попросили бы кратко охарактеризовать его светлейшее высочество, ответил бы, не задумываясь: «Опасен и несметно богат».
Майор фон Родниц, отсылая шифрограмму в Вену, и представить себе не мог, какой гость к нему пожалует. Собрав все самообладание, он старался наилучшим образом показать себя и свою работу.
– …Наши агенты дали знать, что генерал-квартирмейстер русских Евгений Мартынов прибыл в район Лешича на аэроплане. Стало понятно, что он намерен провести облет наших позиций. Такой повышенный интерес, несомненно, свидетельствует…
– Да, – усаживаясь в машину, кивнул генерал Эстерхази, без слов давая понять взволнованному майору, что понимает, с чем может быть связан подобный интерес.
– Тогда я распорядился выдвинуть к самому Лешичу тирольских горных стрелков. Это прирожденные охотники, они отменно бьют в цель.
Миклош Эстерхази удивленно смерил говорившего долгим взглядом. В Австро-Венгерской империи боевые качества тирольских стрелков были известны всем и каждому.
– Когда появился аэроплан, командир тирольцев, некий фендрих Бауер, приказал своим молодцам открыть прицельный огонь.
Князь одарил собеседника еще одним удивленным взглядом. Как же еще, по мнению того, должны были реагировать на появление аэроплана хорошо обученные солдаты?
– Им удалось подбить «Ньюпор», но, к сожалению, во время посадки аэроплан загорелся. К счастью, пилот и генерал Мартынов остались живы и были взяты моими тирольцами в плен. Я полагаю, действия Фридриха Бауера заслужили высокой награды. Он так умело провел эту разработанную мной операцию.
– Можете поздравить его лейтенантом, – сумрачно проговорил Эстерхази, невольно досадуя на говорливого собеседника. «Можно подумать, что лейтенантов пули настигают реже, чем фендрихов».
– Однако захваченный генерал-лейтенант Мартынов повел себя довольно необычно, – продолжал свой пространный доклад майор фон Родниц. – Едва он был доставлен ко мне, как сразу потребовал встречи… Ну, вы понимаете?
– Потребовал? – Генерал Эстерхази приподнял брови.
– Ну да. Он зашел ко мне в кабинет, точно я – один из его подчиненных, и заявил, что желает немедленно разговаривать с генералом, имеющим статус не ниже начальника штаба группы армий.
– Занятно, – чуть скривив губы в ухмылке, произнес Миклош Эстерхази и повторил задумчиво: – Потребовал.
Дом адвоката Дембицкого никогда еще не видывал столь важной особы. Именитый гость, сбросив шинель на руки денщика, нетерпеливо оглянулся на сопровождавшего его фон Родница и обомлевшего толстяка в форме лейтенанта ландштурма.
– Где пленный?
– Сейчас проведу. Извольте, – чуть заикаясь, затараторил лейтенат, кланяясь и указывая рукой направление. – Здесь прежде, до войны, еще была комната прислуги. А нынче вот арестанта держим. Однако не извольте волноваться, решетка на окнах новая, крепкая, сам выбирал. У дверей два солдата с ружьями… – Князь Эстерхази метнул на ландштурмиста недобрый взгляд. Тот осекся и с трудом выдавил конец фразы: – Так, может, отужинаете сперва?
– Ужин подайте туда, – жестко распорядился личный адъютант Франца-Иосифа, указывая на импровизированную камеру. – А лучше накройте нам в зале, или что тут у вас есть пристойное?
– Зала обеденная. Очень пристойная, – кланяясь, как заведенный, выпалил лейтенант Дембицкий. – А
