Рассказу о хвостатых людях в стране Ламбри европейцы верили даже спустя три столетия после путешествия Марко Поло, и сообщение венецианца не вызывало на Западе тех сомнений, которыми недавно была встречена весть о снежном человеке в Гималаях.
Одорик Порденоне дал о Ламбри куда более ценные сведения. Он писал, что в этой стране «вся земля находится в общем владении и нет здесь никого, кто по праву мог бы сказать, что то или иное поле мое. Однако дома у них отдельные». Это очень точное и меткое наблюдение; Порденоне в нескольких словах изложил главные особенности малайской сельской общины, подметив те черты, которые далеко не всегда были понятны европейским исследователям XIX и XX веков. В то время, когда странствовал по Суматре Порденоне, мусульман в Ламбри еще не было, но Ма Хуань подчеркивал, что все жители города Нань-боли (Ламбри) исповедуют ислам.
Правитель этой страны, говорит Ма Хуань, жил в большом доме на сваях, причем под домом помещались свиньи и козы. Жители занимались главным образом рыболовством, риса, плодов и овощей в этой земле было мало, местная же знать самое активное участие принимала в торговле.
Царство Ачин, на самой западной оконечности Суматры, располагалось в области расселения племен аче, которые так же, как и минангкабау, входят в малайскую (индонезийскую) семью. Во времена Чжэн Хэ это государство только набирало силу. Но и тогда Ачин был страной, которая славилась своими искусными мастерами-ювелирами, резчиками по кости, строителями ланчар — легких морских кораблей.
«Тот, кто издалека приходит сюда, получает барыши большие, чем в любом другом месте», — так говорилось в одном китайском трактате начала XVII века, и действительно, в Ачине власти особенно благоприятствовали чужеземным купцам.
В XVI и в первой половине XVII века Ачин стал одним из наиболее могущественных суматранских государств.
Воинственный и свободолюбивый народ аче не покорился португальским и голландским захватчикам.
В начале XVII века султан Ачина как равный с равным вел переговоры с английским королем Иаковом I и с большим искусством отстаивал интересы своей маленькой страны, у берегов которой в то время шла борьба между голландскими и португальскими колонизаторами.
Ачин был для Чжэн Хэочень важным опорным пунктом. Отсюда корабли направлялись к Цейлону, пересекая Андаманское море, и в гаванях Ачина — их было несколько, и все они находились в устьевых участках широких, но не очень длинных рек — закупался провиант. В Андаманском море нелегко было рассчитывать на пополнение корабельных запасов.
Таковы были в начале XV века страны, лежащие на китайско-индийской трассе заморских походов Чжэн Хэ. В октябре 1407 года первая экспедиция возвратилась из плавания. Успех ее был огромный, он превзошел все ожидания. Трюмы кораблей были полны заморскими товарами, и груз, который передал Чжэн Хэ на склады казны в Тайцане и Люцзягане, едва поддавался оценке. Но главное, чего добился император Чэн-цзу в итоге первого заморского похода, заключалось не в этом.
Гораздо ценнее индийского жемчуга, носорожьего рога Тьямпы и ароматических зелий Аравии были новые торговые и политические связи между Китаем и Тьямпой, Маджапахитом, Суматрой и Каликутом. Морская дорога в Индии стала столь же безопасной, как путь из Пекина в Нанкин, впервые за много веков пираты Южно-Китайского моря и Малаккского пролива утратили свою власть над морскими магистралями.
Не мудрено, что подготовка ко второй экспедиции началась немедленно после того, как корабли первой флотилии бросили якорь в китайских водах. Собственно говоря, это была даже не подготовка. Корабли нагрузили товарами и продовольствием, сменили больных и ненадежных людей и в том же октябре того же, 1407 года флотилия отправилась в плавание.
В ноябре корабли отдали якоря в устье реки Минь в Фуцзяни и, вероятно, в том же месяце или в начале декабря экспедиция вышла в открытое море.
Маршрут второго плавания почти совпадал с трассой первой экспедиции. Флотилия заходила в Тьямпу, на Яву, в гавани Суматры, на Цейлон, в малабарские порты Куилон и Кочин, и конечным пунктом этого маршрута, как и прежде, был Каликут.
Малакка — ключ к западному океану
Но вторая экспедиция посетила Малакку, куда не заходили суда в первом походе, и этот визит — одно из наиболее знаменательных событий эпохи великих китайских плаваний.
Тщетно мы будем искать ссылку на эту гавань и на это государство у китайских авторов Танской, Сунской или Юаньской эпох. Не упоминают о ней ни Марко Поло, ни Порденоне, ни Ибн Баттута, ни Прапанса — автор «Нагаракретагамы». Причина этому весьма простая: до 1400 года Малакки вообще не было на свете и родился этот город всего лишь за семь-восемь лет до того момента, когда в его гавани стали на якорь корабли экспедиции Чжэн Хэ.
Контур Индокитайского полуострова подобен силуэту человека в капюшоне, поднявшего высоко над головой тощую, слегка согнутую в локте руку. Рука эта — Малак-кский полуостров — почти дотягивается до Суматры. Западный берег Малаккского полуострова напоминает берега соседней Суматры. С гор, которые тянутся вдоль всего полуострова и через узкий перешеек Кра уходят в Таиланд и Бирму, текут в Малаккский пролив быстрые, порожистые и мутные реки. В низовьях они расширяются, то образуя довольно глубокие эстуарии, то разветвляются на множество протоков, питающих своими водами прибрежные трясины.
Римба захватывает здесь всю предгорную полосу, она спускается к самому морю, где порой сливается с каймой мангровых зарослей.
В недоступных ее углах обитали темнокожие, жестковолосые пигмеи — лесные бродяги, живущие, как и суматранские кубу, дикими плодами, кореньями и прочими дарами джунглей. Они спали в шалашах из пальмовых листьев, не обременяли себя заботами о завтрашнем дне и бродили с места на место, зная, что «стол и дом» они найдут в римбе повсюду и везде.
Племена малайской семьи — сакаи и джакуны — издавна жили в римбе и в полосе побережья.
Джакуны, которые сами себя называли оранг-лаут или оранг-селат — люди моря, люди пролива, подобно тямам и малайцам Суматры, были прирожденными мореходами. Они прочно обосновались на мелких островках у южной конечности полуострова, в частности на острове Темесик, который ныне носит название Сингапур, и в приустьевых землях Джохора вдоль узкой горловины Малаккского пролива.
Джакуны были плохими земледельцами — их кормила не земля, а море, и главным их промыслом было рыболовство.
Отлично зная каждую пядь берега на островах, рассеянных у входа в Сингапурский и Малаккский пролив, они на своих быстрых ланчарах бороздили воды проливов, и эти москитные флотилии порой нападали на китайские, индийские и яванские корабли. Это о них писал, жалуясь на опасности, которые подстерегают корабли в водах пролива Линьямэнь, Ван Да-юань.
Джакуны сыграли главную роль в событиях, связанных с основанием Малакки.
Около 1400 года суматранец Парамешвара [32], муж одной из принцесс дома Маджапахит, был изгнан из Палембанга и нашел убежище на острове Тумасик. Здесь он сверг и казнил местного царька, но вскоре должен был покинуть остров, на который вторглись войска соседнего раджи; Парамешвара бежал к джакунам и стал вождем в маленьком рыбачьем поселке, лежавшем в устье реки Малакка. Одиссея Парамешвары нашла впоследствии своего Гомера в лице лиссабонского аптекаря Пириша, который писал, что люди пролива — селаты (то есть джакуны) привели Парамешвару на берега реки Малакка, «в местность с просторными полями и тихими водами», и когда Парамешвара согласился остаться здесь, они на манер античных героев ответили ему: «Если земля хороша для тебя, то благо будет, коли ты возьмешь души наши для исполнения своих добрых дел, и мы сторицей будем вознаграждены за это». Действительно, джакуны не проиграли, посадив на своих малаккских землях Парамешвару, и с помощью своих новых подданных, искушенных в морских хитростях, Парамешвара сумел превратить ничтожный поселок рыбаков и пиратов в мощный узел транзитной торговли.
Действовал он при этом весьма смело и решительно: джакунам велено было препровождать в
