Владимир Петрович злобно тыкнул пальцем в сторону «Samsunga», в волшебном глазу которого очередная парочка, смачно целуясь, барахталась на полу с безудержностью утопающих.
Мужчина зарычал и выключил телевизор.
— Рина все глаза выплакала. С нами почти не разговаривает. Ты что, хочешь дочь потерять?
Владимир Петрович дернул шеей, словно получил удар:
— Не накручивай! Поплачет (ей, кстати, полезно), а через год придурка и не вспомнит:
'Стрелков? Это кто?..' Знаю я вас, баб. Вон Олешеку рога наставила, а тоже кричала: 'Жить без него не могу!'
Тут Вера Николаевна как-то подозрительно замялась, боязливо передернула плечами, словно раздумывая, доставать ли из кармана гранату. Владимир Петрович насторожился и механически включил телевизор, еще надеясь, что супруга все-таки поимеет совесть, уйдет и даст ему отдохнуть. Однако та с обычным женским бессердечием в делах семейных выдала:
— Ну, тут другой случай. Андрей ведь отец Карининого ребенка.
— Что-о-о?! — подпрыгнул мужчина. — Ну, подонок! Так я и знал: будет мне подарок от придурка. Этого-то больше всего боялся. Воспользовался ситуацией по полной программе! А дочка твоя тоже хороша! Ни в чем ему, видно, не отказывала! Все твое воспитание! Проклятая цыганская кровь!
Владимир Петрович силился перекричать актеришек, которые играли драму, сюсюкая и целуясь. Ни хрена они не понимали в боли и в любви тоже. Во всяком случае — в русской.
— В общем, так. Ты мне могла и не сообщать об этом. Сделаете все, как надо. Не мне вас учить.
— Его надо вытащить.
— С ума сошла, старуха. Да я десять прокуроров найму! Лучших! Чтоб ему сто пожизненных впаяли! Чтоб он с нею и на том свете не сразу встретился!
— Володя, что ты говоришь?!
Великоцкий сапнул. Ему и самому не понравилась собственная речь. Словно в подпевках придурошного киношного дуэта выступил.
— Он мою дочку видеть отказался! Принц египетский!
— Сами в своих отношениях разберутся…
— Я запрещаю!..
Стоя в коридоре, Карина слушала, как мать борется с отцом. Сплетала, ломала пальцы, закусывала губы, но не решалась войти и вмешаться.
В первые страшные дни она даже слышать не хотела об Андрее. Девушке казалось, что тем выстрелом она заодно убила и свою любовь. Но однажды утром Карина проснулась со знакомой жалящей тоской в сердце. Долго лежала неподвижно, прислушиваясь к себе. Нет. Ничего не изменилось. Она хотела видеть ЕГО… И никуда никогда не деться ей от этого желания, не спрятаться от сладкой муки и щемящей радости, лишиться которых — значит потерять себя…
— Губанову позвонить, что ли?
— Обязательно. Анатолий Николаевич все ходы знает. — Вера Николаевна с ласковой силой погладила мужа по спине. Он, усталый и красный, сидел, покорно опустив плечи.
— Нет. Лучше сам съезжу завтра с утра.
— Тебе налить сока?..
Карина облегченно вздохнула и на цыпочках прокралась к себе в комнату. С ногами забралась на кровать. С шедевра Волоха на хозяйку понимающими глазами-цветками смотрела прекрасная женщина. Увидев впервые 'Домашние объятия', Владимир Петрович, демонстрируя неожиданное для него умение разбираться в тонкостях искусства, сплюнул: 'Не обнаженная, а голая'.
Потом, думая, что его слышит уже только жена, добавил еще пару красочных определений. Подытожил: 'Порнография, она и есть порнография. Хоть ее в золотую рамку вставь, хоть картиной назови'. Вера Николаевна согласно кивала, чтобы сделать мужу приятное.
Карина усмехнулась. — С благодарностью вспомнила напутствие Клима: 'Идеальных отношений — ни-ни… Не существует. Но любовь, эта дама, и наждак сгладит'. Андрей вернется, и они будут жить вместе долго и счастливо, как ее отец и мать.
В тюрьме Стрелок получил записку: 'Будет мальчик, назовем Иваном'. Он улыбнулся и осторожно погладил белый лист.
