спросил у взломщика: «Как зовут? Имя? Фамилия?», и получил в ответ лишь холодную улыбку, милицейское терпение лопнуло. Сержант грузно выбрался из-за стола, подошел к взломщику и со всего размаха так двинул его по физиономии, что тот отлетел в угол комнаты.
Однако на взломщика это не произвело никакого впечатления. К удивлению окружающих, он начал тихо смеяться. Сержант хотел добавить, но его остановил старший наряда:
– Хватит. Пусть скалится. В КПЗ его, завтра придут те, кому положено с такими разбираться.
В четыре утра фотографа и его друзей отпустили.
– Спецназ, – почти хором произнесли Матвей и Евпатий в ответ на немой вопрос Олега Викторовича. Потом продолжал Евпатий: – Не пресловутая «Альфа», что-то рангом пониже. Но явно из органов. Не из преступного мира – там действовали бы более топорно. Из какого управления ФСБ, сказать не могу. А может быть, и не из ФСБ. Сейчас все заводят спецгруппы – и милиция, и даже налоговики.
– Налоговая инспекция с усыпляющим газом, – усмехнулся отец Макарий.
– Смешно, – согласился Евпатий. – Так что гадать не будем. Завтра начнем выяснять.
Проводив Олега Викторовича до дому и договорившись, куда следует перепрятать негативы и фотографии фресок, они распрощались. Матвею ужасно хотелось видеть Варю, поэтому, поймав машину, он поехал не домой, а к девушке. Уже подъезжая к ее дому, он посмотрел на часы. Еще не было пяти. Варя наверняка спала, и будить ее прямо сейчас Шереметьеву не хотелось. Он попросил водителя высадить его за несколько кварталов от дома девушки. Впереди была прогулка длиной в четверть часа – пожалуй, ему даже больше были нужны эти четверть часа. История с пожаром оказалась куда серьезнее, чем он мог предполагать. Менее всего хотелось и дальше затягивать в нее девушку.
На улице как-то резко похолодало, дул резкий северный ветерок. Матвей поплотнее запахнул куртку, надвинул шапку на брови. Он шел мимо темных домов, где горели лишь окна на лестничных клетках. Пять утра – самое сладкое время для сна.
Вопреки желанию идти не торопясь, обдумывая слова, в которых он поведает о причинах своего исчезновения, Матвей прибавил шагу. Его начинала колотить дрожь – и от холода, и от усталости. Думать не хотелось. Хотелось побыстрее добраться до квартиры, которую снимала Варя, до ее теплых рук.
Вот и дом,
До Вариного дома оставалось рукой подать. Только перейти через улицу и нырнуть под козырек подъезда. Послышался шум подъезжающей машины. Матвей инстинктивно отступил назад, в сторону от света. У подъезда, в котором жила Варя, остановился черный BMW. Скрипнули тормоза, из машины вышли двое: мужчина и женщина. Они о чем-то озабоченно говорили и не смотрели по сторонам.
Матвей вздохнул. Он вдруг почувствовал себя усталым и разбитым. Болело правое колено: похоже, прыгая на взломщика в темноте, он повредил его. Сгоряча боли не почувствовал, а теперь… Нет, сегодня он пойдет домой.
Глава 5
«Не принимай близко к сердцу ни утрату, ни приобретение»[5].
Русский монашек испуганно смотрел, как мимо Влахернского дворца в Царь-город вступают турецкие полчища. Сражение, которое длилось с утра, завершилось. Нечистые прорвались через два ряда стен у ворот Святого Романа, в нескольких верстах отсюда. Когда начался приступ, большинство защитников Влахернских ворот побежали на звуки рукопашного боя, бросив большие пищали и крепостные самострелы. Осталось лишь несколько человек, в том числе и брат Алипий.
Месяц назад по приказу государя Константина на стены отправили всех, кто мог держать в руках копье или меч. В их число попали не только молодые монахи константинопольских монастырей, но и те, что оказались в Царь-городе случайно, подобно Алипию. Раньше монах никогда не держал в руках оружия, даже сейчас он с опаской притрагивался к копью. Несколько раз в день они молились, прося Богородицу защитить ее стольный город – как она делала уже не раз. Дважды Алипий участвовал в крестных ходах прямо по константинопольским стенам. Эти ходы лишь усиливали страх Алипия – он видел бесчисленные шатры турецкого лагеря и понимал, что только чудо может спасти город. Воинов, включая наемных итальянцев и ополченцев вроде него, не хватало. На каждого из них приходилось по нескольку зубцов стены. Только отчаянная храбрость защитников позволила отбить предыдущие штурмы. Нечестивые агаряне завалили своими телами крепостной ров – настолько, что в последние дни миазмы от тысяч трупов растекались над Царь-городом, заставляя его защитников закрывать рты и носы тряпицами, смоченными винным уксусом. Но агарян было слишком много, и у них имелись огромные пушки, которые крушили крепостные стены.
В Царь-город Алипий приплыл за несколько дней до начала осады. Когда его судно проходило мимо Босфора, императорский досмотровый корабль заставил их капитана повернуть в Золотой Рог. Монах вначале обрадовался возможности еще раз увидеть Софию и церковь в Хорах. По пути в Египет он уже побывал в Царь-городе, ходил по его церквям, ахая от неземной красоты. То, что город и тогда фактически находился в осаде, Алипий даже не заметил. Городская жизнь казалась бурной и веселой, Царь-город процветал и богател. Но на обратном пути по приказу императора их задержали, на корабль установили пищали и направили защищать вход в Золотой Рог, а монахов и купцов поставили на стены. Бесконечная протяженность стен съела всех, кто из чувства долга или страха встал на защиту города.
Во время своего путешествия Алипий побывал в Святой Земле, совершил путешествие на Синай и вместе с попутным караваном прибыл в землю Иосифа Прекрасного, в странную и чудную страну Египет. Он не добрался до легендарных пирамид, построенных великанами по приказу фараонов, зато в низовьях Нила общался с египетскими пустынниками, скрывавшимися от мира среди лотосовых болот и заводей. Алипий входил в их часовни, молился перед их грубоватыми иконами, но не стоял вместе с ними на заутренях и вечерях. Еще в Новгороде ему говорили, что здешние христиане – сплошь еретики, что даже Царьградская церковь не найдет на них управы. Он и боялся их, и удивлялся тому, как посреди минаретов и невольничьих рынков те вообще остаются живы.
Далеко не все из анахоретов разумели греческий, и, собственно, лишь с одним из них у Алипия получилась настоящая беседа. Зато она врезалась в его память. Греческий язык оба знали не слишком хорошо, поэтому многие вещи из того, что ему говорил собеседник, Алипий додумывал сам.
Анахорет – маленький, сгорбленный, но крепкий и смуглый, словно обгорелая коряжка, человечек – долго смотрел на него, удивленно хлопая глазами, обрамленными поразительно пушистыми и длинными ресницами.
– У вас все время солнце, – сказал он наконец.
– У нас холодно, – ответил Алипий.
– Холодно и солнце?
Алипий с трудом понял, что анахорет верит, будто на севере круглый год солнце не уходит за горизонт. Сам он слышал только, что где-то на севере, за горами, ночь длится по полгода.
– Да, именно так! Вначале место, где ночь и день по половине года, а потом – только солнце, только день.
Алипий напрягал свою память, но так и не вспомнил, чтобы ему кто-то рассказывал о месте, где вечный день.
– Только солнце, только день! – убежденно повторял анахорет. – Туда – долгий путь. Долгий, но легкий для того, кто верит. Знаешь, я читал, что туда уже добирались люди. До Христа! Один летал туда на стреле. Другого несли лебеди – и до счастливой страны, и обратно. Эту страну видели иудейские пророки. Туда после смерти земной ушли апостолы, чтобы уже из этой земли быть вознесенными на небеса. Помнишь в Откровении Иоанновом: «И увидел я новое небо и новую землю». Евангелист Иоанн был похищен из своего заключения на Патмосе и побывал там же. Оттуда видно подножие Престола Божия и слышны голоса ангелов, поющих Ему осанну. Ты пойми, это – не выдумка и не аллегория философов: новое небо и новая земля. Они всегда здесь, на нашей земле, только путь к ним непрост и открыт не каждому.
Путаясь в словах, с трудом подбирая образы, египетский анахорет рассказывал Алипию о чудесной земле, лежащей на северных пределах Руси. По его словам, высокие горы с ледовыми вершинами ограждают ее от холодных ветров. Льды сверкают как бриллианты, отражая вечное высокое и яркое
