– это еще и с битьем, впрочем, без следов. Он это умел. Это хорошо, что вы краснеете. Может, наконец, поймете, чем отличается нормальный интим от садизма!
– Боже, это же теперь все узнают!..
– Протоколы допроса свидетелей, перед которыми похвалялся ваш муженек, лежат в моем сейфе с подписками о неразглашении. Но есть конкретика, которая интересует следствие.
– Какая?
– Сейчас объясню. Помните, когда я пришел к вам впервые? Мы сидели и разговаривали на кухне. Но еще с порога я почувствовал запах мастики. Не помните? Ничего не чувствовали? Правильно, вы уже притерпелись. А я очень чувствителен к запахам, потому что опять бросил курить. Меня даже слеза прошибла. Вот я и подумал: у женщины муж где-то пропал, может, навсегда, а она взялась натирать пол на кухне. Именно на кухне. Потому что в комнате – полакировано, а в коридоре коврики. Решили отвлечься?
– Конечно, – согласилась медсестра. – Мы вообще эту квартиру без паркета получили, только линолеум. Сначала сделали пол в комнате, потом в коридоре, а вот как раз перед теми выходными дошли руки и до кухни. Тут решили лаком не вскрывать, а натереть мастикой. Все же кухня, мало ли что! Кипяток прольется или соус какой-то.
– И в самом деле, кухня – это такое: что-то да и прольется. Если не соус, то кровь. Вон вы сколько мастики наляпали, так, как будто красили, а не натирали. Это чтобы следы крови скрыть? Я вам верю – если бы паркет на кухне был натерт до убийства, кровь можно было бы смыть даже холодной водой, а потом лишь пройтись суконкой или щеткой. Но кровь, на ваше горе, впиталась в светлое дерево так, что просто отмыть было уже невозможно. Тогда вы залили пол густой мастикой темно-красного цвета. Такой портят полы в учреждениях, а для собственных покупают немецкую, в пластиковых тубах. У отечественной есть только одно преимущество – она по-настоящему красит дерево. Только я сейчас вызову бригаду экспертов, они переберут весь паркет по дощечке, но следы крови все-таки найдут. Она должна была затечь в щели и снизу.
– Вы действительно это сейчас сделаете?
– Нет, подожду. Это звучит по-дурацки, но чистосердечное признание и вправду облегчает наказание. И не только… Душу тоже облегчает. Вы же не профессиональная преступница, вы, как любит говорить мой немолодой начальник, не по этому делу. Потому давайте оформлять чистосердечное раскаяние и явку с повинной.
– …Согласна. Что надо писать?
– Итак, пишите: ваш муж был убит на этой кухне. Когда именно, каким образом, кто был вашим сообщником или сообщниками? Надеюсь, вы, как женщина воспитанная, не наняли для этого каких-то ханыг. А потом поговорим, куда вы спрятали тело.
– А не было никаких сообщников, – она аккуратно, как школьница перед экзаменатором разгладила на коленях фартук. – Я все сама.
Я сорвался:
– Сама? Чем? Где у вас асфальтовый каток? На балконе или в туалете?
Вдова никак не прореагировала на мои эмоции и продолжила повествование спокойно и размеренно, так, словно диктовала что-то в историю болезни:
– В субботу он принес домой арбуз. Сам, без моего напоминания. Я обрадовалась, потому что сам он редко что-то приносил. Звонил ко мне на работу и распоряжался, что я должна купить. А тут арбуз… Мы сидели на кухне и ели. Было жарко, он разделся до трусов и майки. Потом заметил, что я в хорошем настроении. Говорит: готовь упряжь! Так он все эти веревки и ремни называл. «Готовь, говорит, упряжь, сегодня по полной программе будем. У меня настроение сексуальное! Вот арбуз доедим – и вперед». Я стою, смотрю, он ломоть жрет, мякоть и семечки по подбородку ползут, а рожа уже бешеная. До сих пор не знаю, как это получилось: только чернота с глаз сошла, смотрю, он сидит, не дергается, а из груди колодка ножа торчит. Вот только-только нож у меня в руках был и вдруг – затемнение – и он у него в сердце. Я за рукоять потянула, кровь брызнула – на стол и на пол. И на меня. Ну, я с перепугу нож обратно в рану…
Вот тут-то с медсестрой и приключилась давно ожидаемая мной истерика. Поэтому я пошел на кухню, набрал стакан воды, вернулся, шлепнул ее пару раз по лицу и заставил выпить воду до дна. Короче, успокоил.
– Ну, что сказать? Классическое убийство в состоянии аффекта, вызванного длительным физическим и моральным надругательством со стороны вашего борова. Хотя, не будем оскорблять домашний скот. С другой стороны, назвать его потерпевшим – язык не поворачивается. А знаете что? Давайте оформим это как превышение пределов необходимой самообороны. Так и напишите: пытался избить прямо здесь, за столом, а вы в это время держали нож в руках… Вот вам бумага, моя ручка, а я пока что экспертов разыщу. Думаю, суд воспримет это хорошо: мол, не могла больше держать грех на душе, хочу все сразу оформить в соответствии с законом…
Медсестра засела писать «явку с повинной», а я пошел на кухню и там долго и жадно пил холодную воду из-под крана. Нет, искать кое-кого мне и в самом деле было необходимо. Например, Старика у него дома, и убеждать его, что я уже не пьян. Затем втолковывать, как я оказался в квартире подозреваемой и почему эксперты не могут подождать до утра. И хоть ночь не длинная, но если я дам вдове хоть чуточку свободного времени, то она остынет и объяснит нам присутствие крови тем, что у ее мужа кровь из носу пошла. Он же человек травмированный, и физия у него, как тыква. Вот сосуды и не выдержали. Или еще проще – ножом случайно порезался.
Иное дело, если бы покойник сейчас сидел себе тихонечко на кухне с ножом в груди и арбузными семечками на физиономии. Вот тогда хватило бы одного- единственного звоночка, чтобы примчались все – люди, собаки, прокурор… Последний не строил бы из себя барышню-институтку, а бегал бы по потолку, давал указания, учил бы жить. Ну, и благодарил за службу – еще бы! И труп, и подозреваемая, и признание, и «повинная» – все в наличии, остается переложить милицейские бумаги в свою папочку – и марш-марш вперед, за орденами. Ой, гули-гули, всем легавым дули, а прокурору – радость.
Где-то в течение часа мы справились с первой частью признания – относительно того, что было до момента убийства и касательно самого момента втыкания ножа в прапорщика. Я снова пил воду, поскольку сушняк брал за горло. Потом спокойно, чтобы все не сорвалось, мы перешли к следующей фазе:
– Мы уговорились, что порешили вы своего муженька самостоятельно, без свидетелей и посторонней помощи. Но есть деликатный момент. Единолично вывезти и упрятать труп вам физически… гм, сложновато. Одно дело – китель, брюки, фуражка и галстук, другое – центнер с гаком биомассы. Нужен… как бы это поточнее: надежный друг. Поверьте, со стороны следствия ему ничего не угрожает. Максимум – небольшой условный срок. Закон, с одной стороны, суров, но с другой – гибкий. Естественно, вы можете отказаться от показаний именно по этой части. Но прокурор обратит все это не в вашу пользу. Зачем вам лишних пару лет отсидки?
Вот тут я и получил по голове:
– Никто мне не помогал, я со всем справилась одна.
– Одна? У вас нет машины, вы живете в густонаселенной части города, подъезд и двор ночью хорошо освещены. Кроме того, принимая во внимание время года, старшеклассники и студенты догуливают каникулы, то есть болтаются по улицам до утра. Даже если бы вы, что сложно себе представить, каким-то образом вынесли труп из дому, у вас не было бы ни одного шанса дотянуть его незамеченным до ближайшего канализационного люка. Чего вы опасаетесь? Звоните тому, кто вам помог, пускай едет сюда. Оформим еще одну «явку с повинной», более того, обещаю выпросить для вашего друга подписку о невыезде вместо следственного изолятора.
– Простите, – вежливо сказала женщина, – все это подлинная правда. Труп и на самом деле в канализации. Только он оказался там совсем не так, как вы подумали.
И вот этак, глядя перед собой и разглаживая ткань фартука, она принялась рассказывать. А когда закончила, я сказал:
– Если у вас есть что-нибудь выпить, в крайнем случае, валерьянка, – наливайте, и побольше. Иначе на вашей совести будет еще одна жизнь – офицера советской милиции. Инфаркты, знаете ли, молодеют.
Да что я! Наш Старик, который всего насмотрелся и в партизанском отряде, и на послевоенных «малинах», когда читал мой протокол, подавился папиросой и обжег язык и губы! Живчик-прокурор едва не отбросил копыта – глаза полезли на лоб, кожа стала одного цвета с петлицами (то есть, цвета плесени на дерьме), а сам законник хлопнулся на пол. Пришлось оттранспортировать его в Феофанию, в Лечсанупр. А вместо него на суд командировать коренастую заместительницу, заимевшую среди старых уголовников трогательнейшую кликуху «Брандмайор».
Щадя нервы нормальных граждан, пересказываю технологию полной ликвидации покойника в условиях городской квартиры предельно конспективно. Медсестра и в самом деле уложила своего благоверного в состоянии аффекта. Но затем быстро взяла себя в руки и просчитала возможные последствия, а также собственные действия. Не вынимая нож из раны, чтобы кровь снова не хлынула наружу, она завернула труп в полиэтиленовую скатерть и перетянула в ванную. Благодаря медицинскому образованию и хорошему знанию анатомии, довольно быстро расчленила его на составляющие. Перспектива выносить покойника по частям в хозяйственной сумке, дабы разбросать по мусорникам, рисовалась ей как-то слишком рискованной. Потому… нервных просим выйти!.. Медсестра поставила на газ бадью-выварку и варила в ней бренные останки садиста-прапора, пока мясо не отстало от костей. Сваренное провернула электромясорубкой и спустила в унитаз. Кости измельчила молотком, обломки упаковала в старые колготки и в обыкновенной хозяйской сумке за две или три ходки вынесла в Днепр. Окровавленное исподнее порезала ножницами на кусочки и тоже спустила в канализацию. Напоследок отправились в тихие днепровские воды мундир с фуражкой и обувь, которую мы так и не нашли. Пятна крови в ванной замылись легко, а вот на кухне пришлось повкалывать. Как ни драила, как ни соскабливала ножом, а следы все равно проступали. Оставалось залить пахучей советской мастикой. К моменту, когда в роте поднялась тревога, все было ликвидировано.
Я выслушал эту исповедь и поинтересовался:
– Вам страшно не было?
– Было. Особенно, когда закипела вода и всплыла его голова.
Я ходил в героях целую неделю. Еще бы, раскрыть убийство, не имея даже маленького кусочка самого убитого, – это вам не что-нибудь. Меня поздравил Генерал, хвалил Полкан, а замполит на оперативке сказал, что этот случай войдет в историю советской криминалистики. Кто-то из судмедэкспертизы бросился срочно клепать диссертацию. С меня сняли ранее наложенные взыскания, но даже это меня почему-то не утешило.
Разгадку подсказал Старик:
– Ты нашего замполита меньше слушай. Для меня после комиссара Руднева весь этот агитпроп – сбор блатных и шайка нищих. Вот если бы ты расколол форменную рецидивистку, которая из своего бандита-сожителя сделала «покойника по-флотски», то имел бы заслуженные почет и славу. А ты, как паровоз, разогнался буфером на несчастную женщину, которая долго терпела своего садиста, наконец, превысила пределы необходимой обороны, а затем вместо
