И невольные слезы катятся
Пред увядшим кустом хризантем.
Отцвели уж давно хризантемы в саду.
На «йоу» в дверь позвонили. «Кто там или сто грамм?» спрашивать не требовалось. Гость был незваный, после которого бабуля точно разольет своего домашнего спирта.
К двери я не подошла. Услышала голос Романовича.
– А поговорить-то с ней можно? – спрашивал Алек.
Как выяснилось позже, он был опрятен и галантен, как никогда.
– Нет, хамовитый ты блядуин! – щелкнула бабуля вставной челюстью.
Аня впервые за два дня заулыбалась.
– Ладно. А вещи забрать? – он настойчиво пытался пробраться в дом.
– А ну геть отсюда, предатель! Я булавку в порог вколола. Приблизишься, будешь мучаться псориазом на письке до самой пенсии.
Хлопок двери. Браво. Клан Романовичей против клана Сопрано, то есть Краевских. Один-один.
Он один. И я одна.
И мысли о хризантемах. В том саду, где мы с ним встретились, все давно уж отцвело. Тополиный пух и пара одуванчиков и их останки, хранящиеся под московским грязным снегом. Экзамен на совместимость был с треском провален.
– Ань, – сказала я, пролеживая воскресенье в одной позе и глядя в одну точку, – а может, все-таки к Ире съездить, все объяснить?
– Хочешь – езжай, я эту прошмандовку видеть не хочу. И без обид, но мне строго все равно, что она о нас думает.
– Как бы мы ни поругались с Алеком и Маратом, без работы их оставлять не хочется.
– Да они сами виноваты, сильнее чем мы. Притащили Иру в нашу компанию и соврали ей с три короба.
– Мы тоже хороши.
– Да, но вину свою я признавать не собираюсь. По мне, так я лучше с бабулей и спиртиком дома проваляюсь.
– Между прочим, у ее подруги Людки уже язва.
– Да и хрен с ней. С Людкой. И с моей будущей язвой.
Мне нужен был союзник в этой неравной борьбе.
Вот удивительно – я видела в своей жизни многих женщин – продюсеров, безнес-вумен, персонажей светских хроник Vogue, их навыков и умений могло хватить на разовое удвоение ВВП, но каждая из них ломалась и нервничала перед семейным ужином. И вся сталь и платина резко прятались под тонкой кожей Женщины. В секунду броня осыпалась, как чешуя, снобизм растворялся, подобно утреннему туману. Светские хроники – всего лишь указатель на пути к искусственному оплодотворению и тотальному одиночеству.
Пути Господни неисповедимы. И как можно исповедовать пути, не зная загруженности автострад. Ей-богу.
33. Теория зарождения. «Пис в целом писе»
Марат и Алек коротали время за каким-то проектом, в чем в чем, а в работе дефицита не было. Ведь всегда найдется такая Ира с таким папой, очередной продакшн или агентство, любящая виски Jack Daniels. Их умению тусоваться можно было позавидовать. Это мы с Аней знали, что они боятся щекотки, и быть может, даже прослезились на «Гладиаторе», а посторонние… Да что до них, им вход запрещен.
Марат взял трубку отнюдь не с первого звонка. В первый момент он поставил на беззвучный, посмотрел на Алека со словами: «Да звонит какая-то, не помню, откуда знаю». Через секунду Марату захотелось, ну, например, излить душу. И уже на выходе из комнаты-клуба-бара- борделя я позвонила второй раз. Он снова снизил меня до уровня отсутствия шума.
И только потом перезвонил. Когда я мешкалась, выбирая – кинуть телефон об стену или набить корявую sms «Ахтысукапредатель». Главное, быть вовремя.
– Ну, как на вашем фланге? Полный штиль? – их с Аней объединял трогательный сарказм изречений.
– Как тебе сказать. Аня спивается с моей бабушкой, которую тащит с нами в Таиланд.
– Я Алеку этого не скажу, иначе мне придется ехать одному.
– Вот скажи, ты что, идиот сознаваться? Не мог на потом честность приберечь?
– Ну, после всего переполоха я решил, что раз беда не приходит одна, то надо ей открыть дверь. Я же не знал, что все так обернется.
– Задом и к выходу. Да-да-да. Ты хотя бы не опозорился перед всем кланом Романовичей.
– По мне, так как Леди Мармелад ты держалась вполне достойно. Эта легенда уже странствует по Москоу-сити.
– Заканчивай. Поехали к швабре съездим, объясним, что куда. Кажется, ты единственный, кого она хотя бы на порог пустит.
– За счет этого наш с Алеком номер будет ближе к морю. Должна же быть в жизни хоть какая-то справедливость.
Ира сидела дома и была огорчена и уныла. Она высокомерно открыла нам дверь в свое гнездышко с потолками под шесть метров и выходом на крышу. Вот вам дома на Поварской. Но даже в классе «люкс» бывают парты для грустных учеников жизни.
– Ира, даже если тебе удобно верить, что мы с Романовичем брат и сестра, то одумайся, Адам и Ева тоже были одной крови, и мы все – их потомки. А все от них произошли, тогда получается, что в основе всего человечества не более чем инцест.
Марат поперхнулся.
Ира молчала и смотрела на меня с презрением.
– Я что-то не так сказала?
– Паспорт ты можешь показать наконец? – Марат протянул мне сумку.
– Вот видишь, я тебя не обманываю.
Ира посмотрела каждую страницу документа. Послюнявила палец и попыталась что-то отковнуть, чиркнула зажигалкой, спалила краюшек, после чего улыбнулась и сказала:
– Верю! Но ты последняя стерва и непорядочный человек, так как обманным путем поддерживала мои иллюзии насчет Алека.
Хрен редьки не слаще. Определенно. А Романович вообще был уверен, что хрен – это пенис, а хер – овощ и приправа, не стесняясь спрашивать в ресторанах об этой, так скажем, пикантности. Пару раз ему предложили. Мальчиков по сто евро за час.
– Ира, я понимаю, что поступила ужасно. Но, согласись, мы квиты, ты трахалась с бойфрендом моей лучшей подруги.
– Еще не квиты!
Она подошла и сняла мои сережки, жутко красивые, купленные много лет назад на блошином рынке в Париже. Надела на себя.
– Вот теперь квиты.
Мне удвоению ВВП еще учиться и учиться.
