После ароматерапии, где нам массировали третий глаз горячим маслом, мы отправились на массаж. Тайская почти рабская сила проминала каждую из мышц, когда вокруг забили тревогу. Люди бежали от берега, мы решили последовать их примеру. Правда, топлес.
Цунами сносило ближний к морю корпус, мы бежали все дальше. Волна неописуемой силы сносила все на своем пути, утаскивало в глубокое синее море. Самое странное, что безумно хотелось остановиться и смотреть на эту стихию, абстрагироваться, не слышать звуков и паники и молчаливо принимать выбор моря. Но это лишь секундная мысль. В мозгу нужный электрический разряд сообщил телу, что надо выживать и бороться.
«Надо найти ребят!» – мелькала в голове мысль, она мелькала как пульс, как нужные титры, не переставая.
Один толстый таец почти за руки утаскивал нас в сторону машины. И на ломаном английском объяснял, что тут не до героизма и каждый сам за себя.
Мы не верили ему и все еще пытались вырваться. Вторая волна накрыла дальний корпус и двигалась в нашу сторону. В этом хаосе были беззащитны все, даже дельфины, пытавшиеся предупредить людей, они умнее, чем метеобюро, в сто крат, прорицатели.
Мы сели в машину, понимая, что, может, мы и предаем других, но оставляем за собой возможность выжить. Таец, которого мы с Аней окрестили сумоистом, был местным торговцем тканями и дал нам пару образцов, чтобы прикрыть наготу.
Мы ехали около получаса. Всю дорогу мы молча осознавали потерю, потерю безопасности и собственную уязвимость. Аня прислонилась к грязному окну и смотрела на мир с ограниченным фокусом. Пропала концентрация внимания, страх уходил так глубоко внутрь, что выходил лишь отголосками физических проявлений: то глаз задергается, то ногу трясти начнет, то чуть ощутимые судороги пронзят тело. И вдруг пришла спокойная блажь.
– Ладно, дальше вы сами, – его английский оставлял желать лучшего, мы с первого раза поняли, что нам пора выметаться. Дальше везти нас он намерен не был.
Он выполнил свой долг спасения. И оставил нас среди тропического леса и всех его обитателей. Неасфальтированная дорога, духота и пыль, шумы из дорожки записи с диска «Morning in jungle».
Наши души снова наполнил страх. Каждый шорох являлся в воображении то образом дикого зверя, то призраком. Каждый лист, который колыхал слабый ветер, напоминал о том, что мы в этом лесу не одни.
Мы замолчали, напряженно вслушиваясь, и поверьте, не знали, что именно хотим услышать для успокоения.
– Маш, не хочу показаться параноиком, но не хочешь ли ты отойти с дороги, если что – выбежим из леса. Меня еще на ОБЖ учили идти по темной стороне дороге.
– Ты знаешь, что в тропическом лесу водятся змеи? – спросила я Аню в полной уверенности, что ее познания флоры и фауны крайне ограничены, а не органичны, как оказалось.
– Если не вести себя агрессивно, тебя не тронут. Да, есть всякие насекомые. Но поверь, практически столько же их на дороге.
Я послушала Аню, и мы прошли на несколько метров вглубь.
Просидев в этих кустах, если так можно назвать диковинные растения, несколько часов, мы приняли решение идти дальше по дороге в ожидании отсутствия тупиков. Ориентироваться по солнцу мы не умели, зная только одно: слепит глаза и хочется плакать. Мы сдерживали себя изо всех сил, зная, что только дай слабинку – и весь организм подчинится панике.
Уже на закате мы дошли до конца этой дороги, оказалось, она заканчивалась возле давно не работающего завода, вспоминались фильмы «Хостел» и «Волчья яма», Аня тяжело выдыхала пар, в ее воздухе был растворенный в слезах страх.
От завода (вид завода устрашал своим урбанистичным несоответствием окружающей обстановке) вели несколько тропинок, на каждой из которых следы от шин.
Вспоминался анекдот про Илью Муромца: «Налево пойдешь – 3,14зды получишь, направо пойдешь 3,14зды получишь, прямо пойдешь – 3,14зды получишь. И что ты задумался?»
– Пошли для разнообразия направо, – с уверенностью решили мы. Хотелось хоть раз в жизни принять правильное решение.
И снова несколько часов пешкадралом, натертые ноги и укусы насекомых, ни одного здания и тем более света в чьих-то окнах.
Мы полагались то ли на интуицию, то ли на здравый смысл, одним словом, ждали вестей от Бога. Ведь каждый миллиметр пляжа был надеждой на сохранившийся отель или какую-то инфраструктурированную зону.
Чуть позже полуночи мы легли на пляже и уснули. Нас больше не волновал повтор цунами. Мы были без документов, одежды и изможденные этой достаточно скверной действительностью. Мы легли, отвернувшись друг от друга, тихо рыдали, зная об опасности слез. Стоило бы одной из нас обернуться – и повторное цунами состояло бы из наших слез, нашего отчаяния и природы женщины. Мы готовы были остановить на скаку коней, войти в горящую избу – но не принять вечность своего одиночества разом.
Мой плюшевый мир оказался сотканным из синтетики. И стирка рекомендовалась бережная, мой же язык словами-отбеливателями менял цветовую гамму. На уныло серую, тем серее, тем мрачнее, тем нестерпимее. Нестерпимым отсутствием электричества и звука. Наедине с жестоким прибоем.
Утро выдалось прекрасное. Мы проснулись слегка обгоревшими. Нас тошнило от голода и страха. Все кружилось, кажется, это называется психогенное головокружение.
– Прежде чем выдвинуться в путь, предлагаю найти что-нибудь поесть.
Именно эта природная особенность наших организмов заставила двинуться вглубь.
– Моего прадеда в середине 1942-го взяли в плен, так вот – им выдавали по куску хлеба на день, большинство делили кусок на крошки и постоянно подкреплялись, прадедушка же сразу съедал кусок. Этим он сохранил жизнь, – начала я грустный рассказ.
Если бы в руках была ручка и лист бумаги, я написала бы самые честные в мире стихи, посвятила бы жизни сотни песен, но все, что было со мной – холод от жары и мысли.
Аня увидела дерево с желтыми фруктами, похожими на манго, и бросилась к ним, как коммунист к мавзолею.
– Бери сразу два, – приказала я Ане, наши с ней цинизмы явно поменялись ролями.
– Тебе тоже?
– Нет, вторую – для судмедэкспертизы.
Так мы провели целый день. Лизали фрукт и дальше ждали час, если были живы – то ели. Сильные яды действуют в течение часа – вспоминали мы курс биологии. Кислота фруктов нас не пугала.
Так мы провели полдня. И пошли дальше.
Пляж казался бесконечным, мы брели по нему, пытаясь не думать о том, что это наш медовый месяц.
Мы избегали разговоров о Марате и Алеке. Не зная, живы они или нет, мы боялись произнести и слово, каждая в тайне и молчании переживая возможность этой утраты. Мы гнали от себя мысли скоростью ветра, света и даже тьмы, мы пронизывали оптимизмом каждую измученную клеточку нашего тела, в сотый, а то и миллионный раз оценивая сложности и странности жизни. Мы кричали на Бога и просили пощады. Мы молились и гневались, каждая сама про себя. Мы ели эти фрукты, готовые отдать за этот голод душу, мы пили воду из маленьких рек, не думая о загрязнениях. Да, что там скрывать, мы
