порукой превосходное и очень наглядное объяснение деритринитации.
В прежних рассказах А. и Б. Стругацких всегда имелся внутренний сюжет, преимущественно психологический, строящийся часто на недосказанности. В данной повести сюжет развивается несколько упрощенно: чисто хронологически. Можно напомнить авторам очень старый, но всегда верный прием: в иных случаях читатель может знать меньше, а в ином — больше, чем герои (или один из героев).
Командировка в будущее — превосходная мотивировка для появления Саула в двадцать четвертом веке. Но всякая командировка должна иметь цель. Может быть, Саул пишет или собирается писать научно-фантастические рассказы, или редактор произведений этого жанра? Тогда его поездка (а быть может, и полет на мало исследованную звезду) была бы оправдана.
Болезнь Саула хорошо мотивирована, но, вероятно, он должен заболеть несколько раньше. Этим можно объяснить то, что герои, собираясь переделать отставшую в своем развитии планету, даже не осмотрели ее, не взглянули хотя бы мельком на город, а поспешили вернуться на Землю.
Вопросы в конце — прием очень милый, но не завершенный. Во-первых, их слишком мало. Во-вторых, они слишком различны по значимости. Изменение имени — произвольная шутка авторов. В действительности он мог изменить его гораздо раньше — в 1937 или 1949 годах. Но делать это для отдаленных веков довольно странно.
Стилистически повесть написана на хорошем профессиональном уровне и не требует редактирования.
В целом повесть бесспорно заслуживает самой быстрой публикации.
Кирилл Андреев
Дорогой Боб.
Мама, вероятно, уже сказала тебе, что «ВД» берут в «3-С». Причем обнаружилось вот что:
1) Надо менять название. «Возлюби дальнего», как выяснилось, это высказывание Заратустры у Ницше.[348]
2) Надо сократить — исключительно по технич. соображениям — на 15 стр.
3) Просят сменить имя Саул на любое другое — почему — долго здесь писать.
4) Вставить в биографию Саула сидение в немецком концлагере, так, одним намеком.
Вот такие дела. Да, между прочим, всё забываю тебе сказать: «бластер» я заменил на «скорчер» — дело в том, что бластер — слишком обычно в английской фантастике. Не надо таких ассоциаций.
Вот пока всё.
Целую, твой Арк.
Дорогой Боб.
Ты мне по пунктам, и я тебе по таковым.
1) «ВД» идет в «3-С», проектируется в №№ 7-8-9 с продолжением. В «М. Гв.» тоже идет само собой сборником в 1963. Надо подбросить еще 2–3 рассказика.
2) С названием дело ясное. Если бы мне, редактору, сказали, что авторы имеют хорошее намерение, но пользуются формулировками (вполне безобидными в отрыве от контекста) из «Mein Kampf»,[349] я бы не пропустил. Дешевле придумать новое. Напр.:
«Плоскость восприятий»
3) Именно 15–20 стр. сокращают потому, что не помещается в 3 номера, а больше 3-х номеров под нашу вещь не дают.
4) Саула я уже переименовал в Якова, а Саулу — в Джакобу.
5) «Скорчер» — ничего. Всем нравится. Возражение не принципиальное.
6) Рассказ — в черновике — пришлю в конце той недели. Маю к 10-му верни в исправленном виде.
События:
1) Пришла верстка альманаха, где «Должен жить».
2) Из Главатома молчат. Возможна эвакуация главы о телепатах.
3) Был сигнал «Искателя». Днями пришлю экзы. Все.
Крепко целую, твой Арк.
Насчет других «начинающих» сказать ничего не могу. Мы же никакой особенной славы от судьбы не ждали никогда — для нас главное было: стать профессионалами и писать не так, как все остальные. Так что, когда я на сдаче экзаменов по вождению обнаружил вдруг, что инспектор ГАИ знает нашу фамилию и читал «Путь на Амальтею», я, помнится, был потрясен до глубины души.
Здравствуй, брат.
Получил твое письмо. Очень рад, что ты стал шофером. Рад, что ГАИ читает наши вещи. Паки рад, что ты теперь можешь заняться нашими делами вплотную.
Твои ламентации по поводу заголовка, имени, скорчера и прочего меня раздражили до последней степени. Но подумавши, я понял, что виноват сам. Я должен был держать тебя в курсе всех дел, а главное — всех неприятностей, чтобы в голову тебе лезло что-нибудь более существенное.
Так вот — неприятность № 1.
Группа цензоров предложила Детгизу воздержаться от издания «Возвращения». Главбух Детгиза уже робко приближался к Вике Мальт в рассуждении — с кого и как содрать расходы по производству. Если ты собираешься разражаться тирадами, сбереги дыхание. Цензоры тебя не слышат.
Думаю, если бы ты узнал эту новость тогда же, когда и я — в 20-х апреля — ты бы не стал затевать принципиальных разговоров по поводу слов, несчастливо использованных нехорошими людьми. А может быть и стал бы.
Я хочу сказать вот что. Я устал. Мне надоело выслушивать мнения тысячи дураков и копаться в них, пытаясь найти равнодействующую. Мне обрыдло бегать по редакциям, клянчить гранки в страхе, что редактор натворил там всякого, устраивать рукописи и прочее. Теперь ты свободен, ты этим и займись.
Сегодня, 7-го мая, я оповещу всех наших издателей о том, что удаляюсь от дел, и дам твой адрес. Будешь вести все издательские дела сам. Сам будешь драться за названия. Сам будешь искать имена. Сам будешь читать или не читать гранки и верстки. Этим письмом предоставляю тебе все полномочия.
Я надеюсь, что твоя аргументация (она на меня действует, как красное на быка) пробьет сердца редакторов насквозь. Хотелось бы. Очень хотелось бы.
Да, не очень-то надейся, что редактора будут обращаться к тебе. Придется устроиться так, чтобы ты обращался к ним. Я имею в виду период, когда рукопись уже в производстве. Беспокойся о гранках, это мое тебе завещание.
Как ты сам понимаешь, мне было не совсем до рассказа.
Кстати, звонил Казанцев, выпытывал, будем ли мы участвовать в конкурсе «ТМ». Я сказал, что нет.
По поводу «Возлюби» — лучше, если ты начнешь атаковать Варшавского сейчас же. По поводу названия и прочего.
Жму руку, желаю удачи.
Арк.
Дорогой брат.
Посылаю тебе то, что смог родить за последние полмесяца. Не так уж густо, как видишь, только начало, вернее, едва половина. Почитай, посмотри. Если никуда не годится — выброси без сожалений. Если годится — закончи. Закончив — пришли.
Чтобы создалось подобие читательского впечатления, дальнейший план рассказа помещаю после текста. А также то, что мне хотелось в этом рассказе рассказать.
Дальше они обнаруживают огромную яму, вырытую словно громадным взрывом. Что-то прорыло громадный ров, разбросало деревья, взрыло огромный холм, всё вокруг забрызгано льдом и воняет странной гнусной вонью, которая действует не только и не столько на эстетические чувства мальчиков, но и на какие-то инстинкты — страх, незнакомое, чужое и угрожающее. Любопытство их одолевает, они решили, что здесь кто-нибудь приземлился — чужой, несомненно, судя по запаху, начинают копаться в этих кучах снега пополам со льдом и землей и поваленными деревьями и вдруг находят странных существ — совершенно чуждых земному, раздавленных, с выпученными глазами и разбросанных по веткам сосен. Они окончательно убеждены, что имеют дело с пришельцами, неудачно высадившимися.
Вернувшись домой, сообщают отцу. Тот говорит, что, действительно, в ночь, когда Тойво приехал, когда все в доме угомонились, он, засыпая, слышал в тайге отдаленный взрыв, грохот, но думал, что это работают геологи. Обещает на следующий день после, работы привести с собой ребят-монтажников со стройки и сообщить куда надо и самим разобраться на месте. А ребятам предлагается больше туда не ходить.
Но ребята таки идут. Они снова на той же поляне. Все уже присыпано свежим снежком, вонь заметно уменьшилась. Они снова спускаются в ров и рассматривают обломки деревьев, как вдруг посредине рва открывается ОКНО.
Дальше даю еще две странички (из первого варианта):
