– Непуганые. Как бизнесмены в начале бизнеса в России в 90-е годы.
– Приблизительно. Дальше – Западная Сибирь. Я был на охоте недалеко от Уренгоя. Это феерическая совершенно охота на боровую дичь, на глухаря прежде всего. Для западного европейца или даже для москвича увидеть за день десятки глухарей и нескольких к тому же застрелить – это такая редкость… Они сидят на отмели и глотают камешки. Я был с женой, мы там за два часа наловили больше тридцати щук. Плюс я еще бывал в тех местах, где компания ТНК добывает нефть. Они там колышки забивают, а мы охотимся, пользуясь случаем.
– А тебе там надо заниматься нефтью? Ты любишь ею обливаться, как в фильмах про Дикий Запад? И стонать от счастья? Нет у тебя такой потребности?
– Нет. Сейчас в стране очень много мест, где можно хорошо охотиться. Архангельская область фантастическая, я туда езжу каждый год, там охота на медведя. Местный предприниматель Володя Буторин построил потрясающее хозяйство; ты там попадаешь в дикую местность, а на берегу красивейшей реки стоит дом со всеми удобствами. С Лисиным (я с ним периодически охочусь) летали в тундру на гусей. И еще Таймыр, Краснодар, Ростов… В России возможности для охоты неиссякаемые. Оренбург еще… Карелия, где мы каждый год бываем с Гариком Ханом.
– Русская охота – это вещь литературная.
– Ты прав: охота – это вопрос новых ощущений, романтических впечатлений; я очень люблю зимнюю загонную охоту на кабана. Это простая охота, очень русская. Идти по снегу, ждать, увидеть кабана, который неожиданно откуда-то возникает… Пить водку, закусывая луком, салом и черным хлебом, и есть свежую печенку – это счастье.
В России уникальная охота на глухаря с подхода на току – на Западе такой никто не знает, даже их самые известные охотники. Весной глухари прилетают в места, называемые токами. Это лес, как правило, на краю болота, куда сбиваются в определенное время в течение двух или трех недель в году глухари и глухарки, где знакомятся и играют в брачные игры. Это все ночью… Глухарь привлекает глухарку: поет песню, издает звуки – так-так-так, з-з-з! И под это «з-з-з» он закрывает уши и глаза, ничего не видит и не слышит. Это примерно три-четыре секунды, можно сделать два три шага. Как только он замолк – стой! Ему что-то не понравилось, он может молчать минуты две, три, четыре, – ты стоишь не двигаясь. Так ты к нему подкрадываешься минут сорок. Тут вопрос – кто кого раньше увидит. Если ты шевельнулся, когда он молчит, – все, тут же улетает. Но если все хорошо, ты подходишь совсем близко, стреляешь – и он падает. Ты, значит, не зря пробирался ночью по болоту! Короче, думаю, что это самая интересная русская охота, и никакой медведь или там лось не сравнятся с глухарем! Нигде такого нет, это самая красивая и азартная охота. Еще хороши рябчики, это и весной и осенью, их специальным манком подзываешь. У каждого рябчика своя территория. Когда он слышит, что кто-то свистит на его территории, прилетает выяснять отношения. Надо увидеть, куда он сел, и сразу выстрелить – иначе он очень быстро тебя увидит и моментально улетит. Так гуляешь часами по лесу, свистишь в дудочку, рябчик прилетает, ты стреляешь – и он падает или улетает. Если пятерых за день убьешь, здорово. Это тяжелая охота. Тоже очень русская, то, что я больше всего люблю.
– А с собакой?
– Охотился. Мы в охотхозяйстве банка около десяти собак завели. Идешь по полю с собакой, она находит птицу, подбегает – и делает стойку, встает в начале птичьего следа. Ты подходишь, делаешь знак, что готов, собака делает шаг, птица взлетает – и ты бьешь ее.
– А кого ты считаешь лучшими охотниками страны?
– Из тех, кого знаю, – это, конечно, Паша Гусев, к которому я отношусь с большой симпатией. Отчасти и он виноват в том, что я пристрастился к охоте. Мы с ним в 95-м году ездили в Ростов, и там он убил 40 уток, а я 12. Именно после этого я стал заниматься стрельбой… Еще – Леня Огородников и Олег Андреев. К лучшим я причисляю такого выдающегося стрелка, как Лисин, – полон энтузиазма и много охотится. Еще б я назвал таких людей: Сергей Ястржембский, Фархад Ахмедов, Костя Гусаков, Олег Киселев. Говорят, что еще Сергей Караганов хорош – но я с ним не охотился, поэтому ничего про него сказать не могу.
– Расскажи теперь про свои трофеи, как это водится у вашего брата.
– Трофеи? Я их не собираю. У меня и так картины висят всюду, и мне еще трофеи вешать? Места нет. Это первое. И второе. Мне это неблизко и непонятно. Не держу трофеев. Я был в гостях у Огородникова и Андреева, так они устроили огромное кладбище в своем охотничьем доме. Там у них огромный ангар, завешанный тысячами голов убитых зверей, и они, мертвые, смотрят на тебя со всех сторон! В этом видится даже какая-то маниакальность. Просто неприятно смотреть. Как будто люди поставили себе цель перестрелять все живое на Земле, а теперь представляют отчет о проделанной работе. То же самое я испытывал у Лисовского на даче. Голову дохлого зверя повесить на стенку – мне это кажется странным. У меня, правда, висит голова кабана, которого я убил – первого в жизни, и еще одна висит – этот второй просто угрожал моей жизни; поэтому я их повесил на стену. Но в принципе мне это непонятно.
– В продолжение темы чучел как трофеев можно сказать, что Сталин убил Ленина и выставил трофей на всеобщее обозрение.
– Абсолютно похоже! Но почему ты думаешь, что убил? А презумпция невиновности?
– Думаю, Сталина она меньше всего волновала, эта презумпция.
– Ты прав. Когда кругом развешаны трофеи, это ощущение мавзолея полное… А собачка помрет – тоже чучело сделать? В этом какое-то глубокое язычество, Средневековье. И потом, вот еще почему я не интересуюсь трофеями: я на большого зверя охотиться не хочу. Меня не тянет убить льва или зебру.
– Жалко?
– Жалко. Но не только это. Трофеи – это Африка. А я кайфа от африканской природы не получаю. Чужой мир, который меня не влечет. Я, конечно, был в Африке, но мне там понравилось другое: фотосафари. Ездишь на машине, смотришь на львов с очень близкого расстояния… Они ищут зверя, у тебя на глазах его ловят. Помню, видел, как в пятнадцати метрах от нас львицы рвали еще живого кабана, – это сильно! Он орал страшно, когда ему отрывали задние ноги. Лазить по Африке и убивать больших зверей – это не я, это не мое. Мне нравится русская природа… И стрелять больше люблю по птицам, чем по большому зверю.
– А что у тебя с оружием?
– Ты знаешь, как я не фанатирую на трофеях, так я и на оружии не фанатирую. Достаточно много у меня разного оружия, стволов этак пятнадцать, на все случаи жизни, – но ничего выдающегося нет у меня. Не покупаю инкрустированного оружия дорогого. Никаких там гравировок. Мне нужно, чтоб оно было удобное и хорошо стреляло. И все. Конечно, иногда оружие бывает очень дорогим… Holland-Holland, к примеру. У меня их несколько, причем последний карабин мне подарил на пятидесятилетие все тот же Лисин. Cosmi есть, итальянское многозарядное дробовое ружье. Потом есть карабин Manlicher, который я купил у небезызвестного Лисовского. Есть еще Blaser, есть Browning – карабин-автомат, двустволка Merkel, подаренная опять же Лисиным.
Кстати, про оружие. Я был в Индии в гостях у одного махараджи. У них в стране запрещена охота – вся, любая, вообще. Но поскольку махараджа большой человек, он устроил для меня охоту на куропатку. Мне дали Holland-Holland XIX века с огромными рубинами и здоровенными бриллиантами. И из этого ружья, что удивительно, я сразу убил несколько куропаток удачно. И так приобрел авторитет. Как ни странно, это ружье хорошо стреляло.
– Серьезное место у тебя в жизни охота заняла…
– Да.
– Ты захеджировался на все варианты. Если представить себе глобальную катастрофу, в которой погибнет банковская система наряду с прочей цивилизацией, то ты с голоду не помрешь.
– Гарантия сто процентов, что не пропаду. Если будет ружье и патроны…
Петр Олегович Авен родился 16 марта 1955 года в Москве. Дед Авена был латышским стрелком, отец – профессором, членом-корреспондентом АН СССР, специалистом в области вычислительной техники.
Учился в математической спецшколе, окончил экономфак МГУ, аспирантуру, защитил диссертацию. В 1981—1988-х работал во ВНИИ системных исследований, в 1989–1991 годах был советником Министерства иностранных дел СССР. В это же время работал по контракту в Австрии, в Международном институте
