у тебя могут быть проблемы с комитетом.
Она молчит три секунды и говорит:
– Ты чего, с ума сошел? Ты мне два года не звонил… И потом, я не одна.
Я повесил трубку и думаю: блядь, куда ехать? Некуда… Короче, я подумал: а позвоню-ка я Лиде.
– А нельзя ли к тебе приехать? С товарищем причем?
– Ты пидорас! Пошел на хуй!
– Я предупреждаю, что у тебя могут быть сложности с КГБ. – И в этот момент я ощутил себя серьезным диссидентом уровня Сахарова…
– А, так? Тогда пошли они на хуй! У меня там все схвачено. Приезжай!
Мне было очень страшно, а она такая смелая… Может, потому, что тогда она уже знала, а я еще нет, что майор был не совсем кэгэбэшный, а пожарный. (Жена же его была стюардессой вполне себе международных по теперешним понятиям авиалиний – летала в Армению.)
Приехали к Лиде в полтретьего. Проспались, а утром она говорит:
– Пацаны, отслужить придется.
– А что такое?
– Слушай, сейчас приехала одна итальянка клевая в Москву, и я должна ее развлекать, я ж ответственная за всю Италию. Вы в этом поучаствуете, причем будете башлять.
Настоящая фарцовщица… Так мы добрались до денег, которые Фролов копил на покупку «Жигулей», мы распороли подкладку, в которую они были зашиты, и я ему потом три года отдавал долг, мы впополам пошли тогда по тратам. Короче, вечером мы приезжаем в очень клевый ресторан – в Дом композитора. Садимся за стол: я с Фроловым, Лида, еще какая-то экстравагантная девка, которая перед перестройкой стала очень известной в России; звали ее Света Виккерс, помню, она была в какой-то странной шляпе – и эта итальянка, Жанетт. Ей было тогда под сороковку, она постарше меня, но красивая, sexy. И вся в бриллиантах, в которых я тогда не разбирался.
Лида в тот вечер вела себя как последняя скотина. Она заказала много всего и после, когда мы уходила, сказала Фролову:
– Купи икры черной двести грамм.
И это она сказала человеку, который бе– ден как мышь и долго собирал деньги на машину со всех своих потрепанных родственников!
Приносят икру, а это 800 долларов. Ну, то есть рублей… А я в половине, я в доле всего, что покупается!
Мы сидели рядом с Жанетт, выпивали… И я почувствовал, что у меня с этой толстоватой теткой, с которой мы даже поговорить не можем – языков же не знаем, ни я, ни она, – возникает то, что называется chemistry – я этот термин после в Штатах узнал.
Короче, мы сидим, гуляем, а после едем на квартиру то ли к Лиде, то ли к Свете, то ли кофе выпить, то ли перекусить… И начинается вот эта история в моей жизни с того, что мы с Жанетт идем в ванную и с ней там ебемся. Ну, не сразу идем, не откровенно, есть же приличия, – мы сперва сели, кофе пьем. Потом я пошел в туалет или руки помыть… Потом она пришла. Не могла она не прийти! Ну, что тут рассказывать? Нельзя было разойтись нам просто так… Когда я с ней зашел в ванную, я понял, что Жанетт очень большая, что у нее нет талии, у нее сиськи безразмерные, но она была одна из самых сладких женщин моей жизни. Такое было со мной всего раза три за всю жизнь. И она в тот вечер была совершенно фантастическая! Несмотря на то что я стал все неправильно делать: ну естественно, где там в советской ванной развернуться? Я ее трахал, трахал и чувствую, что сейчас произойдет все, оно и произошло; про Монику Левински тогда никто не слышал, для меня это было открытие, хотя я был опытный довольно пацан. Я еще хотел ее трахать, силы были, но народ стал колотиться в дверь с какими-то гнусными репликами – эти суки прожженные, которые торговали шмотками… Выходим из ванной… И эти фарцовщики смотрят на нас. Конечно, они понимали, что мы там ебались, само собой, но глаза у них особенные, такие, будто они понимают, что мы приобщились к чему-то такому, чего они не знали, это было очевидно.
Я проводил тогда Жанетт до гостиницы «Украина», где она жила. Мы целовались с ней на ступеньках так, будто я – ебаный Ромео, а она – fucking Джульетта. Все было так красиво, будто не было ни минета, ни ебли этой в дешевой советской ванной… Я проводил ее, и утром она улетела. И через пару месяцев стала слать мне посылки какие-то; она была очень серьезная девушка…
Мне Лида потом рассказала:
– Эта тетка очень серьезная, она секретарь президента «FIAT», живет в городишке Иврия, знает семь языков и влюбилась в тебя дико. Тебе надо с ней поддерживать отношения…
Что интересно, я испугался. Не того, что вот у меня история с итальянкой, а я человек семейный, второй раз уже. А того я испугался, что КГБ возьмет меня за жопу. Я откручивался от этого, увиливал… И эта история вроде как умерла.
Потом прошло шесть или семь лет, я развелся со второй женой, а с третьей решил эмигрировать. Как все, я купил через посредников стандартный набор джентльмена: самовары, матрешки, бинокли, костюмы, икра черная. Все это покупали люди, когда уезжали. Сейчас смешно говорить про эти жалкие самовары, про те дешевые костюмы… Перед самым отъездом я решил навестить Лиду. Пытаюсь ее найти, звоню, ее нигде нет, мне говорят, что она уехала в Дагомыс и неизвестно когда вернется. Когда я приезжаю в Италию, меня там находит Лида, она звонит и говорит:
– Ты, пидорас, куда пропал?
– А ты что, из Дагомыса звонишь?
– Какой Дагомыс, это я своим тупым родителям так наврала… Я уже в Италии живу, – она эмигрировала уже, выехала за полгода до меня. – Я ж специалист по всему итальянскому. Ха-ха. А ты, скотина, приехал в Италию и даже не позвонил Жанетт!
У меня, конечно, был ее телефон. Но со времени нашей встречи с Жанетт ситуация кардинально поменялась, потому что в то время я был счастливо женат. Что это такое, мне вам сложно объяснить. И все-таки я решил позвонить Жанетт – спустя семь лет. Я стал ей что-то рассказывать на своем очень плохом английском. Она сказала:
– О, так ты в Италии! – В ее голосе было столько радости. – Немедленно приезжай!
– Жанетт, ситуация в корне поменялась. У меня охуен-ная жена, – и все такое прочее.
– Это очень хорошо. Но послушай: как только ты захочешь меня повидать, звони и приезжай, я буду рада тебя видеть.
– Хорошо, – сказал я с твердым намерением ей больше никогда не звонить.
И таки я долго не звонил. Прошел месяц… Мне снова позвонила Лида:
– Ты же конченый пидорас (не понимаю, почему она все время называла меня пидорасом). Я тебе еще когда говорила: женись на Жанетт! А сейчас ситуация улучшилась: у нее умер муж-миллионер. Я поговорила с Жанетт. Она зовет тебя в гости. Но сначала ты пойди скупи у всех этих евреев платки, икру, самовары, бинокли – ну, всю эту ерунду, что они понавезли из Совка, – это мне нужно.
– Зачем это тебе? – Я ничего не мог понять.
– На продажу! Это я тут так фарцую. Значит, заедешь сперва к Жанетт, а потом с ней и с этим барахлом – ко мне в Милан.
– Скупить? Но у меня ж денег нет! Не то что на товар, но даже и на билет…
– Я знала, что ты козел был всегда. Найди деньги где хочешь!
Я пошел и под свое слово набрал у наших жидов товара; за меня поручилась пара одесских евреев. Набрал тысячи на три долларов – по тем временам сумасшедшие деньги – и с двумя здоровенными чемоданами сел в поезд. В дороге я столкнулся с ужасной проблемой: геморрой вдруг у меня образовался, впервые, я раньше вообще не знал, что это такое. Это был просто Страшный суд. Я зашел в туалет в итальянском поезде, намылил палец и засунул вену обратно себе в жопу. Это страшные моменты, боль дикая, до слез… С таким вот геморроем добрался я до Турина, а через час был в городе Иврия, где Жанетт меня встретила на вокзале и привезла к себе домой. У нее была замечательная совершенно квартира, для меня это был шок, я таких квартир еще не видел. Я начал ей снова рассказывать:
– Я счастливо женат, я вообще счастлив.
– Ну и очень хорошо. Замечательно! Нет вопросов.
Но когда мы вечером выпили, естественно, потянула меня в койку. Я сказал себе: «Ну, хуй с ним, надо
