— За флягу спирта местные тебе не только на пыжиковую шапку принесут шкурок, они еще и камуса на сапоги дадут!
А камус — это шкура с ног оленя. Все хорошие охотничьи лыжи в ту пору были подбиты камусом. Ведь с ним ты мог даже без палок идти в гору и не скользить назад!
Как тут не совершить обмен с местными? Я обратился к борттехнику:
— У нас есть какие-нибудь фляги? Бутыли?
— Есть пара.
— Наливай в них спирт!
И сам тут же бегом к «самоеду» — так мы звали северных жителей. Показываю ему две фляги, спрашиваю:
— Шкурки будут?
— А ты, однако, долго тут у нас гостевать будешь? — уточнил он.
— Я, наверное, буду у вас целую неделю.
— Тогда так. Котел поставим сегодня, и я отдам приказ всем справлять малую нужду в котел, шкурку мы обработаем завтра-послезавтра. Старухи жевать ее еще сутки будут… Ну что ж, дня через четыре принесу тебе четыре шкурки. Больше, извини, за две бутылки не могу.
Такой получился натуральный обмен. В результате всем в экипаже досталось по пыжиковой шапке. Да и камуса нам действительно дали в придачу.
Как видите, облетывал новый аэродром я, совмещая приятное с полезным. Хотя работы оказалось на самом деле много. От каждой приводной радиостанции нужно было отходить на полторы сотни километров и проверять, с любого ли направления осуществляется прием. Аэродром оказался в полном порядке, и, когда мне подготовили акт приема, я в нем записал, что для самолетов типа «Ли-2», «Ил-14» и «Ан-2» днем минимум посадки 50 на 500, ночью 100 на 1000. Это означало, что в дневное время на аэродром можно было садиться, если нижняя кромка облаков не ниже 50 метров и видимость не хуже 500 метров, а ночью, соответственно, кромка облаков не ниже 100 метров, видимость не хуже 1000 метров.
К слову, в удостоверениях пилота тоже ставится минимум посадки и тип самолета. И 50 на 500 — минимум для летчиков высшего класса, а настоящие профессионалы должны были садиться даже при более низкой облачности и худшей видимости.
Аэродром Чекуровка получился сложный, но прекрасный. Представьте только, высокий берег Лены, вдалеке — сопки, горы. При этом вокруг аэродрома не было ни холмов, ни гор, станции стояли, как положено: дальняя в четырех километрах от начала полосы, ближняя в километре. Я по ним заходил и садился с закрытой левой шторкой. На пятидесяти метрах шторку открывал и видел перед собой полосу. То есть все оказывалось в лучшем виде.
Меня потом очень благодарил командующий: «Ты даже не представляешь себе, какое сделал дело! Теперь-то я могу вызвать опытного летчика на боевом самолете и благополучнейшим образом довершить твою работу. К тому же, раз ты на „Ли-2“ облетал, значит, можно будет с любыми грузами самолеты принимать. Уже мы можем там и техобслуживание высадить».
А мне и самому была интересна такая работа. Тем более что с появлением Чекуровки укрепились наши стратегические позиции против Америки.
Глава шестая
Северные анекдоты
Как мы «смазывали» земную ось, так и американцы тренировали свою дальнюю авиацию летать в условиях Севера. У них были хорошие ледовые аэродромы и хорошая разведка. В этом мы убедились благодаря анекдотичному случаю, который произошел, когда мы уже построили свои ледовые аэродромы: «Север-1», «Север-2» и т. д.
Здесь надо сказать про такой момент. Чтобы сесть на ледовом аэродроме, есть такой код «Я — свой», или «Свой — чужой». Он используется для того, чтобы ПВО страны знала, кто летит. Летчикам приходилось включать передатчик, на котором был позывной «Свой — чужой», и выставлять соответствующую цифру, причем цифры эти менялись с интервалом в несколько часов. Штурман их записывал в бортжурнал, а когда приходило время, кричал:
— Командир, переключи «Я — свой». Поставь такую-то цифру.
Это было и в гражданской авиации. А с нашим знаменитым летчиком Ильей Павловичем Мазуруком произошел такой случай. Сел он на одном из ледовых аэродромов в период смены кода, а потом, когда взлетел, забыл его узнать. Уже в воздухе штурман ему говорит:
— Командир, ты «Я — свой» поставил?
Тот под нос себе: «…мать, мать, мать…» И вдруг вскрикнул:
— Забыл!
— Ну, поставь!
— А что ставить?
А у штурмана в бортжурнале тоже ничего не было записано. Они начали кружить над аэродромом и выклянчивать у диспетчера, чтобы тот сказал секретный код. Мазурук, бедный, выворачивался и так, и сяк:
— Ну, что надо прибавить или убавить? Как хочешь, намекни, я пойму!
А диспетчер ни в какую секретную информацию в эфир не выдавал:
— Садись, и узнаешь код! Садись!
А Мазурук все кружится и кружится вокруг аэродрома, очень неохота ему было приземляться. В это время и начался тот самый анекдот. В радиоэфире на всю Арктику вдруг раздался голос с акцентом:
— Госпотин Мосорук! Постафьте тройку — бутет прафильно!
Все, кто слышал, просто покатились от хохота: американцы с соседнего аэродрома подсказали Мазуруку код. А он включил подсказанный позывной, и полетел дальше.
Однако летчики наши долго потом над ним смеялись. Помню, сделал я промежуточную посадку на Диксоне. Прихожу на КП сдать документацию и говорю диспетчеру: «Поставь мне вылет завтра часов на десять. Мы не торопимся, отоспимся».
На КП тогда человек пять сидели. И вдруг открывается дверь, и как раз Мазурук заходит. Не успел он даже дверью хлопнуть, сразу кто-то из угла, пытаясь изобразить акцент, выдал: «Госпотин Мосорук! Постафьте тройку — бутет прафильно!» Все захохотали, а я-то не знал, в чем дело. Подошел к одному из летчиков, спросил: «А чего вы?» И он мне рассказал историю, которую я вам только что поведал.
Другой «живой легендой» у нас был летчик Ваня Черевичный. Этот тоже прославился, но другим. Он был ужасно любвеобилен: не пропускал ни одну официантку ни в одной столовой, когда куда бы ни летал. И поэтому по Северу пошла прибаутка:
Не там бардак, где дом публичный,
А там, где Ваня Черевичный!
Расскажу еще один северный анекдот. Когда начались полеты нашей боевой авиации на острова и американцы в ответ стали летать в нейтральном воздушном пространстве вплотную к нашим аэродромам, то мы получили задание осуществить несколько аналогичных полетов.
В Минске на аэродроме Мачулищи стоял 121-й разведполк дальней авиации. Его командиром был гвардии полковник Алехнович, Герой Советского Союза, очень опытный летчик. В свое время его полк был единственным, стоявшим в Климовичах, под Гомелем, так рассказывали, что в ту пору Антон Адамович Алехнович навел там свои порядки: он ведь был начальником гарнизона, в придачу еще и депутатом районного Совета. То есть был в Климовичах как удельный князь — его так в армии и прозвали: удельный князь Алехнович.
Но вот в 45-ю Гомельскую дивизию генерал-майора Гордиловского в Барановичи поступило секретное распоряжение: срочно отправить отряд из трех самолетов-носителей «Ту-16» с самыми опытными
