Андрей присоединяет свой страстный шепот к этой бесконечно грустной и вместе с тем зовущей к борьбе мелодии.
Глава тридцать седьмая
О тайном митинге стало известно гестаповцам. Днем последовал приказ Шуберта.
– Канцелярия, слушай! Срочно сообщить, где работают заключенные Вилли Блейхерт, Григорий Екимов, Ярослав Либерцайт и Франц Лайтнер. Данные, содержащие полные характеристики, представить непосредственно коменданту. Живо, свиньи!
К вечеру на территорию лагеря вошла большая группа солдат и блокфюреров. Они, произведя повальный обыск, арестовали старосту дезинфекционного барака Вилли Блейхерта, рабочих этого блока Григория Екимова и Тимофея Савина, а также Ганса Бурхарда, Губерта Мюллера, Франца Лайтнера и других.
Ярослав Либерцайт, не надеясь, что вынесет пытки, покончил жизнь самоубийством. Он бросился на колючую проволоку…
Сквозь сон Андрей почувствовал прикосновение чьих-то рук. Кто-то настойчиво тормошил его. Бурзенко с трудом открыл глаза. Это был Мищенко. Тот зашептал:
– Иди в уборную. Скорее.
В туалетной уже находилось человек пятнадцать. Многие были из других блоков. Все были встревожены. Их волнение передалось и Андрею. Об арестах он уже знал.
Пришел Николай Кюнг, возглавлявший в подпольной организации отдел безопасности. Его сразу обступили подпольщики.
Кюнг объявил приказ центра:
– Организация в опасности. Гестаповцы привезли в лагерь большую шпионскую группу. Необходимо срочно уничтожить все, что может в какой-то мере скомпрометировать. Прием новых людей в организацию временно прекратить. Усилить бдительность. Принять все меры к выявлению шпионов и уничтожить их.
В бараке постоянно появлялись новые люди. Это было обычным явлением. Одни узники умирали, других убивали, а на их места присылали новых.
– В первую очередь возьмите под контроль всех новеньких, прибывших в последнее время, – закончил Николай Кюнг. – Будьте осторожны и бдительны. Промах одного может стоить жизни многим.
После ухода Кюнга разошлись представители из других бараков. Оставшимся староста сорок второго блока Альфред Бунцоль сказал:
– Друзья, обстоятельства требуют усиления конспирации. Отныне ко мне будете обращаться только в самых необходимых случаях, и то через Андрея.
Подпольщики по одному покинули туалетную.
За окном глубокая ночь. Андрей пытался уснуть, но сна не было. Он чувствовал, что его сосед Мищенко тоже не спит.
– Алексей, – тихо позвал Бурзенко. – Не спишь?
Мищенко зашевелился.
– Не могу решить, как быть. Натолкнулся сегодня на однополчанина. Так оно, может, и ничего, но после приказа центра задумался и ломаю голову. Запутанная история!
– Выкладывай.
– Иду я по зоне Малого лагеря и вдруг слышу, меня кто-то окликает: «Алексей! Алексей! Мищенко!» Я сначала хотел оглянуться, но вовремя спохватился. Ведь товарищи по Малому лагерю никогда не звали меня по имени или фамилии. Значит, думаю, окликнул меня человек, не знающий обстановки в лагере. Кто он? С какой целью? Я добавил шагу и, не оглядываясь, свернул за угол барака. Слышу, за мной побежали. Я приготовился к схватке. И вот выбегает человек, которого я ожидал встретить везде где угодно, но только не в Бухенвальде.
Мищенко помолчал, а потом продолжил:
– Это был летчик штурмовой авиации майор Таламанов. Мы с ним служили в одном полку. Он попал в плен раньше меня, и я с ним столкнулся в Ноймаркском концлагере. В Ноймарке он решил пойти служить в немецкую гражданскую транспортную авиацию. На наши укоры Таламанов отвечал, что дома у него дети, что он может тут зазря погибнуть, а если пойдет служить к немцам, то при первой возможности перелетит к своим. Но мы не доверяли ему и презирали.
– Как же он попал в Бухенвальд?
– Говорит, представилась оказия, и он попытался совершить перелет к нашим. Его поймали и отправили сюда.
– А может, специально забросили?
– Не думаю, кажется, он не из таких. В шпионы идут те, кто ненавидит Советы, кто навсегда порвал с Родиной. А у Таламанова на Урале дом, семья, дети… Но что с ним стало! Какой у него вид! Он хнычет, просит поддержки и помощи. Горы мертвецов и пламя крематория довели его до безумия. Глаза ошалелые, весь трясется. Противно и жалко.
Андрей задумался.
– А что о нем говорят?
– Я справлялся в пятьдесят шестом блоке. Целые дни на свалке копается, выискивает крошки съедобного, попрошайничает… Ухватился за меня, дрожит. Он знает, что в Ноймарке я был в подпольной организации, догадывается, что и здесь существует подполье. Просит ввести, познакомить с товарищами, обещает выполнять любые задания. Что с ним делать, не знаю.
