– Объясните, пожалуйста, доктор, почему русские женщины такие твердокаменные?
Майор внимательно посмотрел на несчастную. Потом подошел к палачу и на сороковом ударе брезгливым движением руки отстранил Зоммера.
– Хватит!
Запыхавшийся гауптшарфюрер с недоумением смотрел на доктора. Говен наклонился к артистке, потом покачал головой.
– Какой вы болван, Зоммер! Я не помню случая, чтобы людей оживляли таким способом.
Зоммер вытаращил глаза.
– Я что-то не понимаю вас, доктор.
– Болван! Она давно умерла от разрыва сердца.
Эрих Густ раскатисто захохотал.
– Ха-ха-ха! Мартин колотил дохлую клячу… Напрасно тратил силы на сорок ударов! Ха-ха-ха!
Зоммер побледнел. Он видел, что все эсэсовцы смеются, смеются над ним, начальником карцера. Схватив дубовую табуретку, он ринулся на тех двух, которые ожидали порки.
Когда его оттащили, женщины были мертвы.
Остальных несчастных повели следом за обершарфюрером Бернхардом, старшим публичного дома.
Александр Позывай попал в пятьдесят шестой барак Малого лагеря. Немец-староста указал ему место в одной из клеток трехъярусных нар. Работать гоняли на строительство железнодорожной ветки.
Вечером, после проверки, барак заполнили узники. Александр присматривался к своим новым товарищам по несчастью. Может быть, отыщется знакомый или земляк?
Позывай направился в умывальню. В дверях столкнулся с худым высоким узником. На его куртке темнел зеленый треугольник. Тот, расставив ноги, загородил проход.
– Стой, энкаведыш! Узнаешь?
Александр остановился. Вокруг столпились обитатели барака. Позывай всмотрелся в худое костлявое лицо узника и узнал его. Это был Витька Косой, киевский вор. Трижды Александр отпускал его под расписку, трижды Косой клялся бросить воровство и снова попадался.
– Слушай, опер, заказывай панихиду, – Косой осклабился. – Ты фрицев провел, а нас не обкрутишь. Ночью с тобой потолкуем по душам. За все расплатишься, мильтон легавый!
Наступила ночь. Барак постепенно угомонился, только слышались тяжелые вздохи да стоны больных. Александр не смыкал глаз. Что делать? Из барака не убежишь. За хождение после отбоя – расстрел. В бараке не спрячешься. Погибнуть после того, как выжил в гестапо, погибнуть так глупо не хочется. Но тут ни друзей, ни товарищей.
Позывай почувствовал, что его дергают за ногу.
– Вылазь.
Что делать? Закричать, разбудить барак? Но есть ли среди узников единомышленники, смельчаки, которые встанут на его сторону?
– Вылазь, тебе говорят.
Александр не спеша слез с нар, готовый к самообороне.
– Пойдем в уборную.
Пошли. Александр осмотрелся. Косого среди них не было. Незнакомые лица. На полосатых куртках такие же, как и у него, красные треугольники. Только буквы разные. Привели не в уборную – в комнату старосты. Окна занавешены одеялом. Тишина. Подали табуретку. Один из незнакомцев спросил по-русски:
– С кем вечером разговаривал? Знаешь его?
Позывай не знал, что ответить. Кто это? Свои или провокация?
Второй, худощавый, с командирской выправкой, спросил прямо:
– Где до войны работал?
Позывай не ответил.
– Мы тебя вызвали не в молчанку играть, – сказал первый. – Время идет. Смотри, опоздаешь.
– Я вас никого не знаю, – ответил Позывай.
– А того, с кем вечером разговаривал, знаешь?
– Знаю, – ответил Александр.
– С какой стороны? С хорошей или плохой?
– Со всех сторон, – ответил уклончиво Александр.
– А за что он грозил?
– За то, что в свое время действовал правильно.
– Мы тоже действуем правильно. Косой сознался, что ты его отдавал под суд. За что?
– За квартирные кражи.
