Миклашевского, а именно в нее. Она цепенела, стиснув руками маленькую модную сумочку. Миклашевский отступал, отходил под натиском бельгийца. И этот отход она болезненно воспринимала. Марина не знала, что отход на ринге совершается Миклашевским вовсе не для того, чтобы убежать от наседающего Камиля Дюмбара. Отход — это не отступление, — боевой маневр. С одной стороны, это хорошая защита. Миклашевский таким образом заставляет соперника колотить воздух кулаками. Его маневр помогает занять наиболее выгодную позицию, исходное положение для атаки.
Рыжий Тигр наступал. Он рвался вперед и стремился загнать Миклашевского в угол. Загнать в угол и лишить маневра, лишить возможности передвигаться. На крайний случай, прижать к канатам. И бить! Бить!..
У Марины сжалось сердце: Миклашевский уже в безвыходном положении. За его спиной до канатов остался один шаг! И тут она удивленно открыла глаза. Русский боксер сам сделал стремительный отскок назад, к канатам. Противник рванулся за ним, чтобы там, у канатов, прижать, войти в ближний бой и наносить тяжелые удары. Но не тут-то было! Миклашевский, отскакивая назад, одновременно сделал легким скользящим шагом рывок вправо. Рыжий Тигр, не ожидавший такого маневра, налетел на канаты, где секунду назад находился Миклашевский, и чуть не вылетел за ринг.
В зале раздался приглушенный смех, аплодисменты. Марина видела, что аплодируют ему, Миклашевскому. Значит, он не такой уж плохой боец, значит, сможет постоять за себя!
Боксеры снова схлестнулись в центре ринга. Рыжий Тигр наседал, шел вперед. Он стремился скорее перехватить инициативу и в пылу схватки опустил руки, открывая лицо.
«Бей! Бей, Игорь!» — хотелось крикнуть Марине. Она вся подалась вперед. Миклашевский действительно быстро шагнул вперед и выбросил стремительно кулак. И — не попал!.. Бельгиец не отскочил назад, а сделал небольшой шаг вправо, как бы уклонился от летящей на него перчатки. А в следующую секунду, ускользнув от удара, он сам нанес ответный апперкот. Зал взорвался ликующими криками.
Игорь неестественно согнулся, прижал руки к животу, опустился на брезент. Марина видела, как он побледнел и крупные капли пота выступили у него на лбу.
— Раз! — открыл счет судья на ринге.
Рыжий Тигр не спеша направился в свой угол. Он был уверен в своем ударе. Не одного именитого мастера ловил на таком простом и эффектном приеме.
— Два!.. Четыре!.. Шесть!.. — монотонно взмахивая рукой, отсчитывал судья.
При счете «семь» Миклашевский порывисто встал и поднял руки в боевое положение, давая понять судье на ринге, что он готов продолжать поединок.
— Бокс!
Рыжий Тигр рывком повернулся и быстро пошел на сближение. Зал ревом подбадривал бельгийца. Марина с замиранием сердца глядела на ринг. Но тут в реве голосов послышался глухой металлический звук гонга, извещавшего об окончании первого раунда.
— Тайм! — закричал судья и, раскинув руки, встал между боксерами.
Миклашевский опустился в своем углу на табуретку, услужливо подставленную секундантом, положил руки на пружинистые канаты и устало откинулся телом на продолговатую подушку, укрепленную на стыке канатов. Тренер сунул ему под нос пузырек, от которого боксер сразу же сморщился и завертел головой. «Дал понюхать нашатырного спирта», — догадалась Марина и мысленно поблагодарила тренера, обмахивающего Игоря мохнатым полотенцем. Он что-то быстро говорил Миклашевскому, а тот лишь хватал воздух открытым ртом и слегка кивал головой, молча одобряя и соглашаясь с советами.
Звон гонга поднимает бойцов, и они торопливо спешат навстречу друг другу. Марина снова в отчаянии. Природа создала голову человека явно не для того, чтобы она стала мишенью, чтобы по ней дубасить кулаками, обтянутыми пухлыми перчатками. А зал, словно опьяненный, ревет и гудит, топает ногами…
— Бей!
— Не отпускай русского!
Миклашевский маневрирует, отходит назад, уклоняется от кулаков Рыжего Тигра и сам наносит удары. И все больше прямые, стопорящие. Но разве ими можно сдержать, остановить бешеный натиск антверпенского грузчика, привыкшего бравировать своей нечувствительностью к кулакам соперника? Марина закусила губу. Она не хочет смотреть на ринг, где, по ее мнению, идет полное избиение. Но она и не может не смотреть, потому что ринг, словно магнит, привлек ее к себе и не отпускал.
За короткие и бесконечные, как вечность, минуты боя Марина не только узнала, но, как ей казалось, и поняла Миклашевского, привязалась к нему душой. Он стал давно знакомым ей человеком, благородство и мужество которого лишь сейчас раскрывались в такой напряженной обстановке. Марина мысленно обращалась к Москве и ругала Центр, особенно кадровиков, которые подготовили такую тяжелую легенду для Миклашевского, ибо Рубцова почему-то искренне была убеждена, что Миклашевский — хороший чекист, отлично физически развитый и ему предложили пойти на такую роль, а он не нашел в себе силы отказаться и вот вынужден нести на себе нелегкий крест, быть профессиональным боксером, короче говоря, профессиональным драчуном. Разве нельзя было послать его «в командировку» с другой легендой, снабдив иными документами? Судя по его интеллигентному и симпатичному лицу, Миклашевский с успехом мог бы перевоплотиться, скажем, в драматического артиста и не подставлять голову под кулаки туполобых профессиональных драчунов.
В шестом раунде стало обрисовываться преимущество бельгийца. Он, казалось, стал хозяином положения и непрестанно преследовал русского боксера, который заметно устал и уже не мог так легко и быстро маневрировать по рингу, избегать напористых атак, избегать ближнего боя.
— Добивай его!
— Не отпускай! Преследуй!
Когда начался седьмой раунд, Марина не выдержала. Нашла в себе силы встать и двинуться к выходу сквозь гудящую и клокочущую толпу. За спиной она услышала ехидный шепот:
— Чего уходишь? Подожди еще, увидишь, как твоего русского будут вытаскивать из ринга!..
Марина с трудом пробиралась к проходу. Какой-то белобрысый тип орал гнусавым голосом, обдавая ее лицо жарким дыханием, кто-то яростно дудел в трубу, сбоку неистово трещала трещотка, где-то колотили в медные литавры, яростно свистели, орали, топали…
Марина с большим трудом добралась до двери. Полицейские, толпившиеся у входа, чуть отодвинулись, освобождая ей проход. Марина хотела уже было нырнуть в приоткрытую дверь, как вдруг на нее обрушилась тишина. В гудящем и грохочущем зале, заполненном не одной тысячью взбудораженных людей, вдруг наступила неожиданная тяжелая тишина. Слышно было, как тонко скрипнула открывающаяся дверь и зазвучал голос судьи на ринге:
— Три… Четыре… Пять…
Марина застыла на месте. «Игорь опять на полу!» Стоявший рядом с ней толстолицый полицейский негромко сказал своему товарищу:
— Русские вообще мастера на такие шутки. У них каменные кулаки.
Марина обернулась и, приподнимаясь на носках, взглянула через головы притихшей толпы на ринг. Судья медленно поднимал и опускал руку. Миклашевский стоял в углу ринга и как-то виновато улыбался, словно он ударил соперника нечаянно. У его ног, распластавшись на спине, лежал Рыжий Тигр…
— Де-е-ся-ять, — лениво промычал судья. — А-а-у-ут!
После боксерского поединка прошла неделя. Как было условлено с Миклашевским, Марина направилась к тайнику. Она знала, что до Нового года Игорь останется в Бельгии, проведет еще один матч, быть может, и два.
День выдался на редкость солнечный, теплый. Деревья еще не сбросили пожелтевшие листья, отчего все вокруг под лучами осеннего солнца празднично золотилось. Дворники, орудуя метлами, убирали с тротуаров листву. Марина зашла в подъезд богатого дома и, как бы поправляя чулок, из-под второй ступеньки лестничной клетки достала спичечный коробок. Вернувшись домой, она заперла наружную дверь и только потом раскрыла маленький коробок, вынула плотно свернутую бумагу. Как давно она не получала донесений, не шифровала и не передавала в Москву! Связь с Центром Рубцова уже установила. Новую
