Тевье Штекель опрометью бросился к ним через весь грузопассажирский отсек.
Разогнав вокруг себя при взлете волны травы, ведомый «суперстэллион», неловко покачиваясь, набирал высоту под огнем сербов.
«Слава тебе, Господи! – мысленно возносил благодарственные молитвы Дядя Том, не давая замолчать знакомому еще со времен Вьетнама „минигану“. – Да святится имя твое! Половина моих людей уже спасена…» А это еще что?! Молитвы мигом вылетели у капитана из головы. Внизу, словно пытаясь допрыгнуть до улетающего вертолета, заметались три фигурки. Лиц не было видно, но по расцветке камуфляжа безошибочно опознавались морские пехотинцы США!
Ах, сукин сын! Бросил своих на поле боя… Приказывать ему вернуться бесполезно. И этих не спасешь, и остальных погубишь. Проклятье! Им уже ничем не помочь. Его и этих троих несчастных разделяет всего полмили, но с таким же успехом они могли бы оказаться на Марсе…
О Боже! Эти позорные задницы поднимают лапы вверх. Они сдаются!
Капитан Мэтью, кляня своих подопечных, приготовился длинной очередью встретить сербов, которые кинутся брать американцев в плен. Черта с два! Они тоже не идиоты, эти сербы, не торопятся подходить, пока не кончен бой.
А бой кипел в долине, хлестал свинцом наперекрест. Лишь трое морских пехотинцев, вдруг перестав в нем участвовать, одиноко и нелепо стояли с поднятыми руками в самом его горниле. Им оставалось только ожидать, когда к ним подойдут угрюмые черноволосые люди, говорящие на чужом языке, с суровыми, разгоряченными боем лицами. Их уложат на землю, обыщут и уведут через горы в плен…
Длинная зеленая граната ударила в борт «суперстэллиона», пробила обшивку, но почему-то не взорвалась, а застряла, зацепившись хвостовиком. Капитан Мэтью отшатнулся и замер. Мария Хуанита впервые испустила пронзительный, истинно женский визг и, отбросив ремни, рванулась из своего левого пилотского кресла. Первый пилот едва успел навалиться на нее, удерживая на месте. Стрелок левого борта («Как его там? Чиллини?» – мелькнула у капитана мысль) подскочил к гранате и, вопреки всем правилам саперного дела ухватив ее обеими руками за боевую часть, уперся ногой в борт, дернул на себя раз, другой и наконец отбросил эту смертоносную игрушку в бойницу.
Капитан почувствовал, как по спине сбегают струйки холодного пота, но тут же взял себя в руки и скомандовал:
– TRAP! TRAP! Ускорить движение! Шевелите ленивыми задницами! Быстрее, если хотите еще раз увидеть своих мамочек!
Но пехотинцы и так старались изо всех сил. Плотный огонь не давал им поднять головы, волоком они тащили к вертолету уже нескольких.
Худощавый паренек в камуфляже непривычной расцветки и с широкой черной повязкой, перехватывавшей густые волосы, внезапно вырос из травы метрах в десяти от вертолета. С ловкостью, выдававшей профессионала, он от бедра навел гранатомет прямо в широкий борт «суперстэллиона». Ближайший к нему морской пехотинец, совершенно ошалев от неожиданности, вскочил и, вместо того чтобы стрелять, заорал «Ноу!» и растопырил руки, словно пытаясь не пустить гранату к цели. На какой-то миг время для капитана Мэтью замерло. Палец гранатометчика уже скользил по спусковому крючку, когда Дядя Том судорожно перекинул свой тяжелый пулемет справа налево. Неприцельная очередь, которую шестиствольное орудие смерти выплюнуло со скорострельностью четыре тысячи выстрелов в минуту, буквально перерубила серба пополам. Граната со зловещим шелестом пронеслась над самым вертолетом, едва не задев лопасть винта.
Дядя Том обессилено прислонился к стене, и вдруг перед его мысленным взором ясно возникли угольно-черные, с расширенными ненавистью зрачками глаза серба. Капитан Мэтью и не думал, что может быть ТАКАЯ ненависть, нет, не дикая звериная, а осмысленная, бесконечная… Черная повязка… Он где-то слышал, что такие повязки носят сербы, потерявшие на войне всех своих близких и обрекшие себя на месть и смерть…
Унтер-офицер Владо Джурджевич упал навзничь, чувствуя, как его грубая куртка становится на спине горячей и вязкой. Глаза уже не видели заката. В них отражались языки большого огня, в котором корчился, погибая, его город… Огня, что безжалостно поглотил его дом и сад, его отца и мать, и любимую сестренку Зденку. Попала ли его граната?! «Господи, возьми мою душу! Но пусть попадет…» – цепенея, шептали губы последнюю молитву сербского воина.
Морские пехотинцы группы TRAP стягивались под огнем все ближе к вертолету. Быстро и слаженно они работали, дрались и – спасали себя. Пока группа прикрытия, рассыпавшись между камней, вела бой, другие затаскивали внутрь раненых. Те, кто мог еще передвигаться самостоятельно, ковыляли сами.
Капрала Айзека Смита сербская пуля настигла в последнюю минуту, пробив заднюю пластину бронежилета, и он, захлебываясь, повалился ничком, царапая ногтями металл аппарели. Его втащили внутрь за руки.
Съежившись в своем кресле, намертво привязанная к нему ремнями Мария Хуанита через плечо смотрела на все остановившимися глазами.
Последним, выпустив на прощанье все оставшиеся патроны уже поверх закрывающейся аппарели, отступил мастер-сержант Швайнеман, яростно отплевываясь смешанной англо-немецкой бранью.
– А-а-а-а! Шайзе! Ферфлюхтише швайнен! Проклятые славянские недоноски! Унтерменшен!!!
– Взлетай! Взлетай! На взлет! – исступленно заорали сразу несколько глоток.
– Спокойно, парни, – холодно процедил сквозь зубы капитан Джерреми Грейс, поворачивая рукоятку изменения шага винта. – Расслабьтесь! «Дак-1» увезет вас отсюда. Мэри! – обернулся он. – Как ты?
– Я в порядке, Джерри… Сэр. Взлетаем, – слабо отозвалась Хуанита.
Дядя Том ухватил за воротник бронежилета ошалевшего от боя рядового первого класса Чарли Добсона, чернокожего малого с повадками жулика из Гарлема, и пинком отправил к пулемету правого борта.
– Стреляй, мать твою! И не вздумай наложить в штаны!
Прошитый в десятках мест сербскими пулями, но еще живой и готовый бороться за свою жизнь до конца, «суперстэллион» с громовым рокотом оторвался от негостеприимной балканской земли.
Переступая через стонущих, ругающихся и молящихся раненых, над которыми их товарищи уже рвали
