обидного маленький, и пара румяных яблок. Летчик сглотнул слюну и с таким энтузиазмом впился зубами в пирог, что едва не поперхнулся.
– Моля ти, сынко, испий, – как-то странно торжественно протянул старый горец летчику помятую и явно видавшую виды латунную флягу солдатского образца, до этого висевшую у него через плечо. – Убаво пиринско вино. Сами го правим и само на добри другари го давам да пият!
Но Корсар его почти не слушал. Схватив флягу, он с удовольствием глотал кисловатое красное вино, которое немного попахивало кожей бурдюка и какими-то душистыми травами.
Когда он наконец оторвался от латунного горлышка, то увидел, что мир вокруг него стал ярче, горы – прекрасней, покрывающий их лес – величественней, небо – ясней, а старый македонец – симпатичней.
– Спасибо! – искренне поблагодарил он и с чувством пожал маленькую мозолистую ладонь горца.
– Хвала!
В одном из карманов трофейной куртки Андрей нащупал несколько скомканных долларовых банкнот, но подсознательно почувствовал, что предложить старику хотя бы доллар НЕЛЬЗЯ, обидишь смертельно, и потому лишь еще раз поблагодарил погонщика.
– Сынко, – вдруг просто и прямо спросил македонец. – Не ти ли сионзи сваления над Благоевград летец?
Что тут ответишь?
– Я, – так же просто сказал Корсар. «Черт, – мелькнула невольная мысль, – до чего точно это у них звучит. У нас – „сбитый летчик“, у них – „свалЕный летец“…» – Ти не си сербин, – продолжил между тем цепь своих догадок старик. – Ти си рус, нали?
– Точно, русский, – подтвердил Корсар. «Вот ведь шустрый дедуля, – усмехнулся он про себя, – того и гляди, выложит мне дату и место моего рождения, всю биографию и послужной список».
А старый горец вдруг по-военному вытянулся и даже как-то помолодел.
– Я знаю говорить по-русски! – не без гордости заявил он, с некоторым усилием подбирая забытые слова. – Много години назад я воевал плечо до плечо с руски солдати при Ниш и Балатон! Втора Болгарска армия, Девети Македонски комни полк. При Балатон от наш полк оцелело четыредесят войници и един офицер, но мы дали руски братя спокойно отходить от германци… – Старик на миг прикрыл глаза. – Аз сым ранен при Балатон и награден с ваши орден «Червена звезда»! А след това прекарах три години в ваша «зона» в Донбасс, «зэ-ка»!
Корсара поразила внезапная перемена, произошедшая со стариком. Его открытое доброе лицо стало вдруг холодным и замкнутым. Глаза потемнели от тяжелых воспоминаний.
Кто бы мог подумать, что в самом сердце этого горного края ему встретится человек, в судьбе которого словно отразилась непростая история болгарского народа, его душа, в которой неизвестно чего больше – вековой благодарности за подаренную некогда героями Шипки и Плевны свободу или ненависти за ту же свободу, но уже отнятую в сорок четвертом правнуками освободителей.
«Вот сейчас он спустится в долину и сдаст меня американцам, – мелькнула гадкая мыслишка, – те очень мне обрадуются и дадут отличный шанс на том свете плюнуть в рожу какому-то сукину сыну, который много лет назад упек за колючку этого славного старикана…» И тут старик поманил летчика за собой:
– Аиде! Ке одимо! Я заведу тебя до наши ребята, сите в комитетска чета… В… как то есть? В партизански отряд!
Корсар, до этого ни о чем другом и не мечтавший, вдруг засомневался.
– Хвала… – не совсем уверенно поблагодарил он. – Но я уж как-нибудь сам…
– Нет сам! Нет сам! – разволновался старик. – Сам нема да се оправиш! Лестно ке те заловят! Там, долу. Там внизу. как это… облав! – почти выкрикнул он это знакомое ему, видимо из лагерного прошлого, слово. – В Банско от Благоевград дошли с грузовики две роти амерички войници. Шмонаютпо села, из планини. Завчера, – старик еще раз выразительно покосился на Андрея, зацепившись взглядом за черную повязку на глазу, – завчера в Мелник някой изклал, како овни, два амерички сержанта. Го ищут! Сынко, – он словно когтями вцепился в рукав Корсару, – нема да слизаш долу! Ако ке измыкнеш от американци, наши-те кучета ченчета те ке заловят… точно!
«А, будь что будет! – решился Андрей, понимая, что большого выбора у него нет. – Дед, видно, и правда хочет помочь. А если что… Винтарь при мне, граната в подствольнике, нож под рукой, к „бизону“ полтора магазина. Легко не дамся!» – Ладно, батя, веди, – сказал он и поудобнее пристроил на плече ремень трофейной М-16.
Хребет Пирин. Апостол Панайот Лошадей они оставили на тропе. Старик македонец только вытащил из-под вьюка свой карабин, крикнул гортанно: «Элла но кукя!» – и обе лошадки потрусили дальше без хозяина. Они и сами знали дорогу домой.
Людям, как выяснилось, предстояло нечто иное. Через полчаса восхождения Корсар уже вовсю вспоминал свои курсантские годы, горный летний турлагерь Министерства обороны и популярную в их группе речевку, весело выкрикиваемую на построении перед выходом на маршрут: «Наш девиз – быстрее вниз!» Еще полчаса горных троп, по сравнению с которыми все его недавние блуждания по здешним местам выглядели легкой прогулкой, и в памяти всплыла характеристика горного ландшафта, данная незабвенным Остапом Бендером: «Слишком много шика, фантазии идиота».
Вот уж точно, не до красоты. Время начало растягиваться, минуты становились невероятно долгими, а часы сливались с бесконечностью. Скоро Корсар впал в какой-то двигательный транс, механически переставляя конечности и держась только на врожденной русской выносливости и упрямстве. А старичок, словно в подтверждение нелепой буржуазной теории национального предназначения, неутомимо карабкался вверх, ловко пользуясь своим суковатым посохом в качестве альпенштока. И когда наконец проводник замер, без усилий опершись на свою клюку, Корсар с огромным трудом заставил себя остаться на ногах, а не рухнуть пластом там, где стоял.
– Здраво, дядо Никола! – раздался вполне дружелюбный голос откуда-то из зарослей. Мгновением раньше Корсар ясно, кожей почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд.
– Здраво, Пламане! – негромко отозвался старик и успокаивающе поднял руку. Похоже, он отлично видел среди ветвей собеседника, которого летчик никак не мог разглядеть. Наверное, потому, что глаза ему заливал пот. – Моля ти си, махни пушката! С мен е другарят. Сваления летец… Той е рус!
