порцию, коротко благодарил повара. Первый половник достался «апостолу», второй – молодой санитарке, третий – русскому гостю, затем еду получили все остальные.
Ели быстро и увлеченно, почти не разговаривая, – это был процесс утоления голода, не более, что Андрея вполне устраивало. Впервые за последние несколько дней он поел как следует и теперь наслаждался теплом и сытостью. Как все-таки мало надо человеку для счастья. Корсар положил ложку, умиротворенно откинулся назад – и тут же уловил откровенно враждебный взгляд, который метнул в него сидящий прямо напротив давешний улыбчивый болгарин. Сейчас он, впрочем, не улыбался. «Ну-ну, я тебя тоже не очень-то люблю», – ответил он взглядом на взгляд.
«Апостол» тем временем, видя, что все наелись, выгреб из-под своего кресла цинковую патронную коробку и извлек из нее несколько наполненных розоватой жидкостью бутылок, быстро проговорив при этом что-то, чего Корсар не разобрал, но по тому, как тут же заметно оживились лица присутствующих, он без труда догадался, что командир предлагает выпить.
– Что ж, можно и выпить… – без особого энтузиазма согласился Корсар. – Только у нас, уж не буду говорить где, обычай есть – сначала знакомятся, а потом пьют. С вами, правда, я уже познакомился лучше некуда! – Он вдруг понял, что говорит откровенно зло, гораздо злее, чем собирался.
Но «апостол» оказался неплохим физиономистом. «Все-таки, надо признать, кое-какие командирские задатки у него есть». Он перехватил не очень-то дружественный взгляд летчика и поспешил разрядить ситуацию, что-то сказав своим людям и широко улыбнувшись Корсару – Если так, то разрешите представиться, – объявил он, поднявшись со своего места. – Я зовусь Панайот Велев, апостол Пиринского революционного округа…
– Надо же, – язвительно заметил Корсар, уже не в силах сдерживаться, и снова протянутая для пожатия рука апостола повисла в воздухе.
– Революционного! И конечно, вся власть советам? Но почему тогда апостол?
На этот раз командир местных партизан не стал примирительно хлопать Корсара по плечу Он резко и обиженно убрал руку за борт куртки, порывисто выпрямился – и Корсар наконец понял, на кого похож апостол: на этакого балканского Бонапарта, только ростом повыше. И масштабом, конечно, поменьше.
Четники меж тем демонстративно отложили столовые приборы и застыли в ожидании распоряжений своего руководителя.
«Пожалуй, довыступался…» – летчик уже примеривался к автомату, неосторожно положенному кем-то в его досягаемости, когда апостол все же решил выплеснуть обиду в словах, а не действием:
– Послушайте, – голос его звучал совсем не как прежде, в нем определенно слышались металлические нотки, – представитель великой державы! Вы, кажется, хотели знать, за что у нас в Болгарии так не любят русских? Я скажу! За ваши ни на чем не основанные идиотские амбиции! За ваши шутки вроде: «Курица – не птица, Болгария – не заграница». За отношение к Болгарии как к задворкам своей империи! А больше всего за вашу уверенность в том, что, выступив раз за нас против турок, можете вечно пользоваться благодарностью болгар, и пользоваться нагло, воспринимая ее как дань! То, что ваша… страна (апостол явно сдержался и опустил прилагательное) больше нашей, не дает вам оснований относиться к нашему народу с презрением. Да, Болгария невелика, но мы любим ее так, как дай вам Бог любить вашу Россию! У нас есть славное прошлое и славные традиции, славные герои освободительной войны против турок, фашистов и русских! Потому и революционный округ, потому я и апостол, а не капитан, к примеру! Так называли свои организации и своих вождей отцы и деды наши, на которых мы равнямся в своей борьбе…
Апостол на мгновение замолчал, набирая в легкие воздуха для продолжения зажигательной тирады. Уже давно поняв свою ошибку, Корсар поспешил воспользоваться паузой для урегулирования отношений.
– Да не кипятитесь так! – он улыбнулся примирительно и даже немного виновато. – Признаю, перегнул я, конечно, палку! Примите извинения и позвольте представиться. Зовут меня… скажем так – Корсар, но это неважно… Можете хоть пиратом называть, не обижусь. Я профессиональный военный летчик, в данный момент на службе Республики Трансбалкания…
– Наемник? – бросил кто-то колючее слово.
– Да, черт возьми, наемник! – Корсар вновь начал злиться, но, странное дело, теперь чем эмоциональнее он говорил, тем больше понимания видел в глазах слушающих его бойцов. – Можете даже считать, что я приехал сюда только за деньгами, если остального вам не понять. Да, я получаю деньги за то, что в небе и на земле бью нашего общего врага! И поверьте, делаю это отнюдь не хуже вашего. А про героических предков я тоже могу кое-что вспомнить, да только одним гонором, воспоминаниями о прошлом героизме войны не выиграть! Так вот, братушки. Поэтому я здесь. Вот моя рука. Я не набиваюсь в друзья, но уважаю… союзников.
И Корсар протянул руку апостолу, который по-прежнему изображал оскорбленное достоинство. Несмотря на пафос ситуации, Корсару вдруг стало смешно – получался какой-то странный спектакль, где время от времени один другому протягивает руку, а второй демонстративно ее отвергает. На помощь мужчинам с их вечно неудовлетворенными амбициями пришла природная женская мудрость в лице единственной в отряде представительницы прекрасного пола. Мягко улыбаясь, она вложила в раскрытую ладонь Корсара железный стаканчик, на треть наполненный розоватой ракией, а другой такой же с легким полупоклоном передала апостолу.
– Као, другари, не пийло ли за союзничество? – звонко и даже торжественно провозгласила она. Ее неуверенно поддержали несколько голосов: «За союзничество! За Руссия!» Корсар осушил стакан, заведомо не придавая значения вкусу напитка, – просто чтобы довести до конца этот ритуал, а заодно и расслабить натянутые нервы. И тем неожиданней оказались необычайный аромат, мягкость и в то же время забористость местной ракии.
Между тем девушка забрала у него стакан и кокетливо надула губки, как бы обижаясь на невнимательность гостя. И совершенно неожиданно для себя самого Корсар вдруг церемонно щелкнул каблуками и нежно поцеловал ей руку.
– Благодарю вас, мадемуазель!
Маленькая санитарка демонстративно устроилась на подлокотнике его шезлонга («Так она, пожалуй, и на колени мне переберется!») и спросила:
– Кажете, молим, господине пилот, нали вие свалили някой от неприятельски авиони?
Что значит по-болгарски (или по-сербски, или по-македонски, черт его разберет) «свалить», Корсар уже знал, а слово «авион» в переводе не нуждалось. Внимание единственной дамы в компании льстило его
