Двое среди людей

происходило потом, я помню смутно. Как в тумане.

Я не помню:

— кто платил за водку;

— кто такие эти двое ребят;

— что они говорили;

— зачем они приехали;

— были ли у них деньги, и сколько;

— чем они занимаются;

— какие у них планы;

— выпивал ли с нами еще кто-нибудь.

Все это мне было неинтересно.

Записано с моих слов верно — свидетель Макаркин.

***

Алпатов Анатолий (из протокола допроса):

…Я Алпатов Анатолий. Мне двадцать семь лет, и я работаю токарем Карачаровского механического завода.

…Я знаю Баулина, но в дружбе с ним не состою.

…За несколько дней до убийства я встретил Баулина на улице с двумя ребятами, которые жили у него в комнате. Я к тому времени уже был пьян. Но с Баулиным согласился выпить еще. У них была бутылка водки. Мы вошли в подъезд дома двадцать девять и там выпили…

Кто покупал водку и на чьи деньги — не помню.

Ничего о ребятах-литовцах — не знаю.

Выпивал ли с нами кто-нибудь еще — понятия не имею.

Записано с моих слов верно — свидетель Алпатов.

***

Андрюшин Александр (из протокола допроса):

…Я Андрюшин Александр. Мне двадцать девять лет. Я не работаю.

…Я знаю Баулина, но ничего сказать о нем не могу.

…В июне я пришел к Баулину. У него было двое ребят — приезжих из Литвы, которые были выпивши. Они угостили меня водкой. Я, конечно, выпил. Потом дал денег — купили еще вина. Затем выпили.

…Ничего о литовцах — кто они, зачем приехали, какие имели планы — знать не могу.

Записано с моих слов верно — свидетель Андрюшин.

***

Гусев Николай (из протокола допроса):

…Я Гусев Николай. Мне тридцать девять лет. Я не работаю.

Я знаю Баулина, потому что он мой сосед.

У Баулина жили чужие ребята.

20 июня в четыре часа дня меня вызвал Баулин и велел сходить купить красненького. Дал три рубля. Я сходил.

Вино распили мы все вчетвером.

Но как зовут гостей Баулина, я не знаю. Они сами не сказали, а я не спрашивал.

Потом разошлись.

Вечером встретились на улице. Опять договорились выпить.

Баулин дал три рубля. Купили две бутылки вина и распили его у Баулина в комнате. Разошлись. Я еще хотел выпить, но денег нет. Пошел по соседям. Не дали. Пришел к баулинским ребятам. Дали сорок пять копеек. Я собрал пустые бутылки — семь штук — пошел в магазин. Баулин — со мной. Мы с ним пили… Потом спал, очень крепко. Даже милиционеры, когда пришли, еле меня разбудили…

По именам я их не знаю.

Внешность их запомнил плохо. Я на них особо и не смотрел: мне-то что? Я с ними выпил — и пошел… Узнать я их, может быть, смогу.

Записано с моих слов верно — свидетель Гусев.

Евгения Курбатова

Девятого августа я вызвала Юрониса, чтобы допросить его и сообщить о результатах криминалистической экспертизы. Эксперт дал заключение, что их ножи не являются холодным оружием «…и относятся к хозяйственным ножам общего применения (для резки мяса, овощей, хлеба…)».

— Что же ты, Юронис, не резал своим ножом овощи или хлеб? — спросила я его, заполняя бланк «Протокола допроса несовершеннолетнего обвиняемого».

Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:

— А у меня завтра день рождения…

Я отложила ручку в сторону:

— Ну что ж, поздравляю тебя. Хотя и не стоило бы…

— Я знаю, — сказал он. — Но все-таки… Правда, такое совершеннолетие не у всех бывает?

— Да, к счастью. А ты что, гордишься этим, что ли? Я что-то не пойму…

— Нет. Тоскливо мне сегодня. Поговорить совсем не с кем.

— А о чем ты хотел поговорить?

— Не знаю. Я ведь молчу все время. И думаю.

— Ну?

— У меня в Паневежисе друг был. Звали его Иван Морозов. Он в нашем доме жил. Намного он старше меня. Раз пять уже сидел, за разное — хулиганство, кражи, грабеж.

— И что?

— Он очень весело про тюрьму рассказывал, здорово.

— Похоже?

Юронис покачал головой:

— Нет. Совсем в тюрьме не так. Врал Ванька. В тюрьме люди не должны жить.

— А если эти люди убивают других людей? Где же им жить — на курорте?

Он снова покачал головой:

— Надо, чтобы не убивали.

— Но ведь ты же убил?

— Да, убил. Поэтому я в тюрьме, я понимаю. И я все время думаю о другом…

— О чем же?

— Зачем врал Ванька Морозов? Ну, зачем, например, говорить, что лучше всего фраера ограбить и убить — будет наверняка молчать? Теперь-то я знаю, что с убийством во сто раз быстрее попадешь, всю милицию на ноги поднимают, как на войну… И все, что он про тюрьму рассказывал, — вранье, подлое вранье… Все, что он рассказывал…

— А он тебе рассказывал, что здесь хорошо?

— Не в этом дело, — он досадливо махнул рукой. — Не говорил он, что здесь хорошо. Но так получалось у него, что сюда самые смелые попадают. Просто им немного не повезло. Но здесь их уважают… И среди заключенных есть свой закон.