– Очень хорошо и быстро, – ответил Ллуэллин.
Неожиданно группу осветили яркие огни, и из-за камеры раздался громкий голос:
– Bienvenue![27] Месье Ллуэллин!
Вне всякого сомнения, это был Скутер Олбани.
Андре Лашо, помощник Леборнь, тихий, как монах, на встрече совета безопасности, сейчас суетился и прыгал вокруг Ллуэллина.
– Вы понимаете, насколько знаменитой стала ваша картина?
– Мы отвезем вас в отель, – довольно сказала Леборнь.
Фрейзер занял место рядом с Лашо, который был за рулем низкого «ситроена»; Ллуэллин и Леборнь сидели сзади.
– Вы должны знать, что, пока вы в Париже, у вас будет самая лучшая охрана, какая только возможна, – сказала Мирей Леборнь. – Даже сейчас за нами едет машина, и еще одна впереди нас. В отеле и весь завтрашний день полицейские будут наблюдать за каждым вашим шагом.
– Это уж слишком, – сказал Ллуэллин почти умоляюще. – В этом нет необходимости.
Леборнь покачала головой; она выглядела обеспокоенной.
– Анри Трама недоволен тем, что вы так рискуете. На самом деле он хотел бы, да и я тоже, чтобы вы поехали прямо в Экс-ан-Прованс. Вы об этом не думали?
– Думал, – кивая, сказал Ллуэллин. – Но я буду придерживаться своего плана Я в безопасности. – Он понял, что она не верит в это. – Правда.
– Я должна сообщить вам, что Трама может подать жалобу в отдел национальной безопасности, – сказала Мирей.
– Жалобу? На что? – удивился Ллуэллин.
– Точно не знаю, что-то связанное с нарушением судопроизводства и дипломатических правил со стороны Скотланд-Ярда.
Не успел Ллуэллин войти в номер гостиницы, как зазвонил телефон. Это был Джек Оксби.
– Трама отказался организовать охрану после Лиона. Ваше присутствие в качестве громоотвода может прерваться, даже не начавшись. Вы разочарованы?
– Конечно. Я уже настроился и хотел пройти через это.
– Я не могу гарантировать вашу безопасность.
– Кто у вас есть?
– У меня двое.
– Вооружены?
– Неофициально.
– Значит, нас пятеро. Я рискну.
– Пятеро?
– Фрейзер и я – это четыре. Скутер сойдет за половину. Клайд – за другую.
Презентация Ллуэллина была назначена на восемь вечера в среду, 9 января. Он собирался коротко рассказать о творчестве Сезанна, а потом показать портрет. Это должно было происходить в музее д'Орсэ, столетнем вокзале, который перестроили за 1,3 миллиарда франков, чтобы размещать и выставлять там предметы искусства периода с 1848 по 1914 годы. Лучше здесь, думал Ллуэллин, чем в Национальном музее современного искусства в Центре Жоржа Помпиду, ярко выкрашенном здании, снаружи окруженном трубами и оттого похожего на скелет динозавра.
Толпа из шести сотен человек, которые пришли посмотреть на картину и послушать Эдвина Ллуэллина, заполнила самую большую галерею; не случайно это оказалась галерея, где висели работы Сезанна и его современников. В конце галереи была платформа, на которой располагалась кафедра, а за ней – ярко освещенный мольберт с портретом, накрытым каштановой материей.
Ллуэллин сам принес картину, тактично отказавшись от помощи и не привлекая внимания к тому факту, что он никому не позволял притрагиваться даже к раме.
Он не заметил, как Анри Трама поднялся на платформу и стал за ним; когда Ллуэллин повернулся, то даже не сразу узнал Трама. На совете безопасности Трама не был одет в форму. Сейчас на нем была черная форма с полосками золотого галуна на лацканах и отворотах рукава и рядом ленточек на пиджаке.
Трама обошелся без любезностей:
– Я не могу гарантировать вашу безопасность, когда вы покинете Лион. – Он смотрел Ллуэллину в глаза. – На самом деле я не могу гарантировать вашу безопасность даже до этого момента и буду очень рад, если вы направитесь прямо в Экс-ан-Прованс и позабудете те игры, которые инспектор Оксби придумал для вас.
Ллуэллин на мгновение задумался. Трама говорил по-английски с сильным акцентом, в отличие от их прошлой встречи. В голосе комиссара была злость. Ллуэллин ответил:
– Со мной все будет в порядке. У меня есть надежный сопровождающий и отличная сторожевая собака. – Он улыбнулся с хитрецой. – Нориджтерьеры становятся особенно осторожны, когда они не дома.
К ним подошли Мирей Леборнь и Гюстав Билодо. У Билодо было три минуты, за которые он должен был официально пригласить всех на выставку Сезанна в его любимый музей Гране.
