настоящей пыткой… Мне же во что бы то ни стало хотелось узнать, что из «добра» присмотрел себе грабитель – разве что нацелился увести коня?
Все оказалось проще и в то же время страшней: мужик получил заказ… на Найденку! Похитить ребенка ему приказала местная графиня – мать молодого графа, владельца деревни. Ослушаться приказа или хотя бы переспросить, зачем ей понадобился младенец, крестьянин не посмел, но, зная старую хозяйку, предполагал, что ее цели не имели ничего общего с альтруизмом.
Дальнейшее мне запомнилось смутно – кажется, я кричала нечеловеческим голосом и рассыпала из глаз голубые искры, рискуя поджечь торф. Пока друзья в четыре руки успокаивали разбушевавшуюся меня, оставленный без присмотра мужик не делал попыток дать деру: или сильно напугался колдовства, или за возвращение с пустыми руками ему была обещана кара более суровая, чем испепеление заживо.
А я уже совершенно не контролировала себя – вырвавшись из сдерживающих объятий, бросилась в болото, заставив Иана с Орлеттой исполнить дуэтом неподражаемый вокальный пассаж, но топиться не стала, ограничившись тем, что нарвала полную охапку осоки, не порезав при этом ладони каким-то чудом. Закутанная в грязную пеленку, болотная трава до чрезвычайности уподобилась спеленутому младенцу – «куклу» я вручила перепуганному мужику и не слишком деликатным пинком направила на встречу с госпожой.
Мои спутники только хлопали глазами, следя, как я очищаю от травы и природного мусора небольшой участок болота, озаряемый неровным светом полыхающего на берегу костра. В неподвижной воде, точно в зеркале, отразился берег, осока и мое склоненное, искаженное судорогой лицо. А затем… Отражение подернулось рябью и сменилось другим, как будто всплывшим из глубин бочага: вид немного со стороны на лесную полянку, чуть побольше нашей, освещенную высокими факелами, воткнутыми в землю в смутно знакомом порядке.
– Пентаграмма, – прошептал заглядывающий через плечо эльф.
Я молча кивнула, не отводя взгляда от двух женщин в центре поляны, старой и молодой, внешне не очень похожих, за исключением совершенно одинаковых накидок до земли с глубокими капюшонами, откинутыми назад.
– Матушка, не надо! – простонала молодая.
– Цыц! – прикрикнула старуха. – Думаешь, окрутила моего сынка и будешь теперь мной командовать?!
– Что вы, матушка! Но ведь это… тварь божья.
– Выродок безбожный, – фыркнула та. – Доживешь до моих лет и поймешь, каково это – быть готовой на все, чтобы вернуть молодость и красоту! Хотя… в твоем случае – только молодость. Другого шанса может не быть: обычно они очень хорошо прячут свое потомство…
Вступив в световой круг, отправленный за младенцем крестьянин молча протянул старухе сверток. Взяв его на руки, как ребенка, графиня поморщилась:
– Страшный-то какой!
На долю секунды я решила, что в темноте случайно перепутала свертки. И не я одна: быстрее всех к оставшемуся подскочил Иан и, откинув одеяльце, едва не упал, опрокинутый звуковой волной. Найденка звучно протестовала против такой суматохи вокруг своей более чем скромной особы. Подхватив ребенка на руки, мальчишка принялся энергично его укачивать, напевая эльфийскую колыбельную.
Одновременно склонившись над болотным «оконцем», мы с Орлеттой гулко стукнулись лбами – снова посыпались искры. Прижимая к голове холодный плоский камень, чтобы не было синяка, я внимательно следила за происходящим на «экране»: старая графиня сбросила накидку, скрывающую роскошное, расшитое драгоценными камнями, будто бисером, платье (но даже оно не красило покрытую пигментными пятнами сморщенную жабью морду). Затем распеленала «ребенка» – пук осоки. Впрочем, женщинам на поляне он явно казался чем-то другим. Молодая графинька всхлипнула, когда старуха достала громадный, совершенно изуверского вида нож и наотмашь полоснула поперек пучка. Зеленый густой сок хлынул в подставленную золотую чашу. С глухим стуком невестка упала в обморок – про себя я решила, что, может быть, и пощажу ее, когда сотру с лица земли графский замок.
Когда чаша наполнилась до краев, старуха отбросила в сторону совершенно выжатый осоковый веник и принялась шептать над сосудом, взмахивая руками. Травяной сок вскипел белой пеной (хотя огня под чашей не было!), после чего графиня, издав довольное горловое кваканье, приникла губами к золотому краю и сделала крупный глоток.
Братья Гримм, «Тысяча и одна ночь» и Гауф на сон грядущий явно не прошли даром: произошедшая со старухой метаморфоза разом заставила меня вспомнить все прочитанные в детстве и в более солидном возрасте сказки – и даже еще не написанные. Сперва по вполне понятной аналогии сморщенное лицо растянулось в стороны, сплюснулось и превратилось в бородавчатую жабью морду. Как будто этого мало, за вытаращенными глазами поднялись остроконечные ослиные уши и коровьи рога, между которыми проклюнулось, вытянулось вверх и моментально обвешалось спелыми ягодами роскошное вишневое дерево (привет от барона Мюнхгаузена!). Немного погодя на кончике носа расцвел чудесный розовый поросячий пятачок, составляющий приятный контраст с зеленой страшной мордой.
Со стороны графиня увидеть себя точно не могла – но, очевидно, разглядела козьи копыта на руках, потому что заорала не своим (равно как не принадлежащим ни одному из живущих на земле существ) голосом и принялась беспорядочно метаться по поляне, сбивая факелы.
– Вот что с людьми делает черная магия! – патетически воскликнула я, прежде чем окончательно вырубиться…
Глава 6
Не знаю, как долго я спала – но, судя по тому, насколько мы успели удалиться от графского замка, пару дней точно. После прекращения «трансляции» Орлетта логично рассудила, что не стоит дожидаться ответной любезности от старой графини, и, вполне профессионально соорудив волокушу из нескольких срубленных мечом молоденьких сосенок, по-военному быстро свернула лагерь.
– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась девушка, удостоверившись, что я окончательно пришла в себя и даже начала узнавать окружающих.
– Как принцесса на горошине! – прокряхтела я.
Волокушу – одно из самых примитивных транспортных средств – никак нельзя было отнести к самым комфортабельным. На мой взгляд, карета и то лучше… Поэтому никто не удивился, что я первым делом потребовала себя отвязать, а вторым – есть. Бутерброды были готовы через полминуты: Орлетта орудовала мечом с молниеносной быстротой и почти молекулярной точностью. В то же горнило отправилось недопитое Найденой козье молоко и последний свадебный крендель – настолько черствый, что за последние дни к нему уже многие примерялись, но никто так и не одолел. Кажется, я проглотила его целиком, не жуя.
– Магия отнимает много сил? – сочувственно поинтересовалась леди рыцарь, когда я, отправив в рот последний кусок, собрала все оставшиеся в подоле крошки.
– Не знаю, никогда этим не занималась. Вон, у Иана спроси, это же он у нас разные умные книжки почитывает…
– Не занимаешься? – удивилась девушка. – А как же это – уши, рыло?..
– А ЭТОГО ничего не было! – припечатала я. – Мне все приснилось…
– А нам?
– И вам. Всем один сон. Надышались болотных испарений, вот и мерещилось всякое. К магии это не имеет никакого отношения!
– Ну… хорошо, – Орлетта с Ианом согласно закивали головами.
Славные они ребята… Если бы так же легко можно было договориться с самой собой!
«Болотные испарения» крепко ударяли в голову: я все еще нетвердо стояла на ногах, поэтому Найдену продолжала нести молодая рыцарша, и делала это очень бережно, будто держала в руках очень редкую дорогую вазу – словом, так, как надо. При этом у нее было такое испуганное и ошарашенное лицо, при взгляде на которое невозможно было сдержать улыбку. Наверное, я выглядела точно так же, когда Настасья в первый раз разрешила мне подержать младенца. А может, и еще заполошней.
Следующий привал устроили на берегу реки. Решив наловить рыбы на выломанную здесь же в орешнике удочку с крючком из рыбьей кости, Иан отправился вверх по течению. Спустившись ниже,
